Она последней присоединяется к нам за обедом, ставит поднос, и мы все тянемся к ее картошке. Она без энтузиазма пытается отшлепать нас по рукам, затем швыряет свой букет на стол. У нее двенадцать роз, и я испытываю мгновенный укол зависти. Наверное, Элли чувствует то же самое, потому что спрашивает:

— Как ты столько набрала?

— У кого ты столько набрала? — поправляет Линдси.

Элоди показывает язык — она явно довольна, что мы заметили.

Тут Элли бросает взгляд через мое плечо и хихикает.

— Псих-убийца, qu'est-ce que c'est [3] .

Мы оборачиваемся. Джулиет Сиха, она же Психа, только что вплыла в сектор выпускников. Она не ходит, а именно плывет, словно ее влекут неподвластные силы. Длинными бледными пальцами она держит коричневый бумажный пакет. Ее лицо скрыто за завесой светлых, почти бесцветных, волос, плечи подтянуты к ушам.

Большинство собравшихся не обращают на нее внимания и вряд ли помнят о ее существовании, но мы с Линдси, Элли и Элоди визжим и втыкаем в воздух воображаемые ножи, как в «Психо» Альфреда Хичкока, который мы смотрели пару лет назад на вечеринке с ночевкой. (В результате нам пришлось спать при свете.)

Вряд ли Джулиет нас слышит. Линдси уверяет, что она вообще ничего не слышит из-за громких голосов в голове. Джулиет медленно плывет по помещению к двери на парковку. Не знаю, где она обедает. Ни разу не видела ее в столовой.

Ей приходится несколько раз толкнуть дверь плечом, чтобы выйти. Неужели она настолько хилая?

Линдси слизывает соль с картошки фри, прежде чем закинуть ее в рот, затем задает вопрос:

— Она получила нашу валограмму?

Элли кивает.

— На биологии. Я сидела сразу за ней.

— Сказала что-нибудь?

— А разве она умеет говорить? — Элли прижимает руку к сердцу, делая вид, что расстроена. — Она выбросила розу сразу после урока. Представляешь? Прямо у меня на глазах.

В девятом классе Линдси случайно стало известно, что Джулиет не прислали ни одной валограммы. Ни единой. Тогда Линдси написала записку и вместе с одной из своих роз прикрепила изолентой к шкафчику Джулиет. Записка гласила: «Может, в следующем году, но вряд ли».

С тех пор каждый год в День Купидона мы посылаем ей розу и такую же записку. Полагаю, единственную записку, которую она когда-либо от кого-либо получила. «Может, в следующем году, но вряд ли».

Некрасиво, конечно, однако Джулиет заслужила свое прозвище. Она настоящая чудачка. Ходят слухи, что однажды родители нашли ее на Восемьдесят четвертом шоссе. Совершенно голая, в три часа дня она брела по разделительной полосе. В прошлом году Лейси Кеннеди поведала, что застукала Джулиет в туалете научного крыла; та без конца расчесывала волосы и таращилась на свое отражение. А еще Джулиет ни с кем не общается. Уже много лет, насколько мне известно.

Линдси ненавидит ее. Вроде бы Линдси и Джулиет работали в паре на уроках в начальной школе, и с тех самых пор Линдси ненавидит ее и скрещивает пальцы всякий раз, когда Джулиет рядом, как будто та может превратиться в вампира и вцепиться Линдси в горло.

Это Линдси в пятом классе во время похода герлскаутов обнаружила, что Джулиет описалась в спальный мешок; это Линдси наградила ее кличкой Мышка-мокрушка. Джулиет дразнили так целую вечность — до конца девятого класса, хотите — верьте, хотите — нет, — и сторонились, потому что от нее якобы пахло мочой.

В окно я вижу, как волосы Джулиет вспыхивают на солнце, будто охваченные пламенем. На горизонте клубится тьма, смазанное пятно, где зреет метель. До меня впервые доходит, что я толком не знаю, почему Линдси возненавидела Джулиет и когда именно это произошло. Я открываю рот, собираясь спросить, но подруги уже сменили тему беседы.

— …бои в грязи, — заканчивает Элоди, и Элли хихикает.

— Ой, как мне страшно, — саркастически произносит Линдси.

Очевидно, я что-то пропустила, а потому спрашиваю:

— О чем это вы?

Элоди поворачивается ко мне.

— Сара Грундель всем рассказывает, что Линдси сломала ей жизнь. — Элоди ловко закидывает картошку в рот, и мне приходится подождать. — Она пролетела мимо четвертьфиналов, а тебе же известно, как для нее важно это дерьмо. Помнишь, как она забыла снять плавательные очки после утренней тренировки и разгуливала в них до второго урока?

— У нее, наверное, вся стена увешана наградными ленточками, — вставляет Элли.

— Как у Сэм когда-то. Правда, Сэм? — усмехается Линдси, пихая меня локтем в бок. — Голубыми ленточками за игры с лошадками.

— Так что за беда-то?

Я всплескиваю руками, поскольку хочу и историю услышать, и отвлечь внимание от себя и того факта, что когда-то я была лохушкой. В пятом классе я проводила больше времени с лошадьми, чем с представителями своего биологического вида.

— Вы можете объяснить, почему Сара злится на Линдси?