— Ничего, — выставив ладонь вперед, как бы успокаивая чекистов, ответил Горский, — весь ваш сраный Советский Союз не приспособлен для жилья, а мы все-таки живем!

— Не факт, что в данный момент мы находимся в Советском Союзе, — задумчиво возразил известный правозащитник Ледяхин, склонный сомневаться во всем и всегда.

Горский настолько опешил от этого неслыханного предположения, что замолчал.

Наконец диссиденты устали от собственных эмоций (за исключением поэтессы Буревич и писателя Купермана, которые продолжали устало возиться в углу лестничной клетки), и тогда в дело вмешались работники КГБ, заявившие, что сами распределят новоприбывших.

— Не верьте им, вас обманывают! — взвизгнул актер и руководитель полулегальной театральной студии Омска Вешенцев, который давно попал на карандаш гэбистов, но на проклятый самолет угодил за то, что в пьяном виде вышел на улицу с плакатом «Требую немедленной отставки всего советского правительства!» — наутро он, впрочем, ничего не помнил и даже обвинял сотрудников госбезопасности в провокации: будто бы его специально напоили и дали в руки такой плакат.

— В чем именно мы вас обманываем? — ласково переспросил его майор КГБ по фамилии Кручинин, который был явно за главного.

— Пока не знаю, — буркнул Вешенцев и почему-то стыдливо опустил глаза.

— Значит, так, товарищи, — сказал майор миролюбиво, но строго, — препирательства, я полагаю, закончились. Мы…

Тут он заметил возящихся в углу Купермана с Буревич и многозначительно кашлянул:

— Товарищи борцы, вас это тоже касается.

Те наконец отцепились друг от друга и посмотрели осоловевшими глазами на майора.

— Вот так уже лучше, — удовлетворенно кивнул майор и продолжил: — Мы догадывались, что возникнут разногласия, посему подготовили ваше распределение. Список огласит лейтенант Чуев. От себя же добавлю. Вы находитесь в закрытом городе Привольске-218 в воспитательных целях. Все вы в той или иной степени не оправдали доверия, которое было возложено на вас правительством и народом, и теперь находитесь здесь вроде как на вольном поселении.

— Ничего себе вольное поселение, — хмыкнул Вешенцев.

— Да, — поправился майор, — поселение не совсем

вольное, однако обратите внимание на гуманность данной меры. Вы не в тюрьме, можете заниматься творчеством, если хотите, общаться, ходить друг к другу в гости.

Тут он невольно покосился на тяжело дышавшего Купермана и растрепанную Буревич — было ясно, что эти двое друг к другу в гости ходить точно не будут.

— Конечно, вам придется трудиться и на благо нашей Родины, — продолжил Кручинин.

— Всё, — зло сплюнул кто-то в толпе. — Лафа кончилась. Кирку в руки и вперед, товарищи, с песней. Во глубину, так сказать, сибирских руд…

— Упаси бог, — миролюбиво покачал головой майор Кручинин. — Да, химкомбинат, который находится на окраине нашего небольшого городка, нуждается в рабочих руках. Но к работе на нем будут привлечены различные специалисты в химической области. А вот что касается сферы обслуживания, то есть фактически того, чем вы сами будете пользоваться — это магазины, химчистки, кафе, — то там, пожалуй, вы и пригодились бы. Я бы хотел уточнить, что всех вас обеспечат качественными, можно даже сказать дефицитными продуктами и товарами. Здесь будут созданы все условия для проживания. К тому же сюда будут постоянно привозиться новые… э-э-э… интересные люди.

— Хорошая фраза для приветствия зэков в тюрьме, — съехидничал бард Клюев. — Прям клуб по интересам.

— Гражданин начальник, — вежливо встрял часто сидевший и потому опытный в деле общения с тюремным начальством правозащитник Ледяхин. — Разрешите обратиться?

Майор кивнул.

— А мы как вообще, будем здесь до смерти, что ли, сидеть?

— Ну зачем? — добродушно рассмеялся майор, обнажив прокуренные до запредельной желтизны зубы. — Конечно, нет. Во-первых, не сидеть, а жить. Вы-то как опытный человек должны понимать разницу между камерой и отдельной квартирой. Во-вторых, через некоторое время, если будете хорошо себя вести, не буянить, вас отпустят домой. Разве что подпишете подписку о неразглашении, хотя и она не так уж принципиальна — место нахождения вы все равно не сможете определить.

— А письма писать, ну, или телевизор там смотреть? — спросил актер Вешенцев.

— Что нет, так нет, — развел руками майор. — Курорт здесь мы вам все-таки создавать не собираемся. Это я про письма. А вот открытки в одностороннем порядке — это пожалуйста. Телевидение и радио будут. Будет и кино привозиться, и…

Тут он не нашелся что добавить к списку и закончил предложение неожиданно:

— И… очень даже регулярно. А, кстати! Имеется еще библиотека. Вы можете организовывать театр, музыкальные коллективы, команды там всякие… футбольные, — почему-то уточнил он в конце, как будто намекая на то, что баскетбольные команды, например, одобряться не будут.

— Может, и политические партии здесь можно создавать? — спросил, уже слегка обнаглев, журналист Тисецкий.

Все засмеялись.

— Э-э-э, — задумчиво протянул майор, у которого насчет партий не было никаких указаний. — Я бы не советовал.

— Простите, — снова встрял дотошный Ледяхин, — а как будет определяться степень правильности поведения? Цензурой, что ли?

— Стучать будем друг на друга, вот тебе и вся степень, — буркнул скульптор Горский.