– Согласен, – кивнул фон Вегерхоф, не задумавшись. – Давненько не порол. Разбаловались… Присаживайся; скоро обед. Имея в виду состояние твоего здоровья, пища сегодня будет нежная и полезная для организма.

– Не уводи разговор. Ты знаешь, для чего я пришел.

– Fi, – наморщился фон Вегерхоф. – En voil`a des mani`eres [44] . Обсуждать дела на голодный желудок…

– У тебя, полагаю, за этим дело не станет, – оборвал Курт, по-прежнему стоя на пороге и пытаясь услышать, не щелкнет ли в закрывшейся двери за его спиной потихоньку запираемый замок. – Я хочу видеть доказательства твоих слов, если, конечно, они существуют в природе.

– Господи Иисусе, – вздохнул стриг, развернувшись к столу, и повел рукой, указывая на стул против себя: – Присядь. Нечего дергаться, Гессе – вооруженная орава за дверью не притаилась, оружия в комнате у меня нет, при мне – тоже; при этом оба мы понимаем, что, пожелай я твоей смерти, мне оно и не понадобится. Но ты ведь, полагаю, нарочно красовался в седле перед всем городом, да еще и подождал у моей двери, демонстрируя прохожим, куда входишь. И наверняка оставил где-нибудь письмецо начальству с описанием всего произошедшего, посему, даже если б я и собрался тебя устранить, я это сделал бы не здесь и не теперь. Присядь; стоя так, ты смахиваешь на одного из моих лакеев.

К стулу Курт прошагал медленно, настороженно, и нехотя опустился на сиденье; фон Вегерхоф приподнял страницы раскрытой книги, вынув крохотный листок, заложенный у самой обложки, и, выложив перед ним, аккуратно пристроил рядом узнаваемый с первого же взгляда томик Евангелия.

– Своего ведь при себе нет, – уверенно сказал стриг. – Разумеется, ты можешь отправиться в гостиницу, взять его и возвратиться сюда, однако видишь и сам – книга такая же, как твоя; словом – подлинная. Основную часть послания я уже дешифровал, нераскрытой осталась лишь одна фраза – она только для тебя, выявится только на твой личный ключ. Но ведь ты захочешь расшифровать все сам, полностью, верно?.. Прошу, – не услышав ответа, вздохнул фон Вегерхоф, придвинув ближе чернильницу. – Бумага – вот. Я обожду, не спеши.

То, как стриг уселся поодаль, уставясь в книгу, Курт увидел краем глаза – все внимание было сосредоточено на маленьком клочке, испещренном убористым текстом, и томике Евангелия – и в самом деле таком же, как и у него самого. Страницы явно перелистывались частенько – края остались ровными и не обтрепавшимися, но в месте сшива разгибались легко. На последней странице у самой обложки был тщательно выписан номер Знака Александера фон Вегерхофа.

За перо Курт взялся неспешно, преодолевая желание порывисто схватить, и текст перекладывал из шифрованных фраз в истинный их смысл, соотносясь с книгой, не позволяя себе положиться на собственную память, уже давно с небывалой точностью закрепившей все для того необходимое. На то, что выходило в итоге, он старался не смотреть, не видеть складывавшихся одно к другому слов, и даже когда работа была закончена, сперва аккуратно вставил перо в чернильницу, отложил шифрованный листок в сторону и лишь тогда окунул взгляд в составленный им текст – разом, точно нырнув зимою в прорубь.

«Пишу лично, – гласило послание, – ибо иным ты не станешь верить. Барон Александер фон Вегерхоф, особо уполномоченный агент, стриг, номер Знака сто восемнадцать, положение легитимно. Доверия достоин. О твоем отсутствии руководство Аугсбургского отделения уведомлено. На совместное проведение дознания благословляю. Зная вас обоих, прошу: дети мои, не вздорьте. Postscriptum. Огонь не преследует тебя».

Подписи не было, но этого было и не нужно – последние слова послания были ответом на высказанную на исповеди мысль, мысль, никому и никогда более не раскрываемую.

– Вижу, прочел, – без былой насмешки в голосе констатировал фон Вегерхоф, отложив книгу; Курт медленно поднял взгляд, молча сидя еще мгновение, и, наконец, с усилием переспросил:

– «Зная обоих»?.. «Дети мои»?..

– Да, – вскользь улыбнулся стриг. – Отец Бенедикт мой духовник уже не первый десяток лет.

– Не может быть…

– Что за оскорбленный тон? – вздохнул фон Вегерхоф сострадающе. – Вот он – еще один подводный камень на пути макаритского корабля. Надежда на армию никому не нужных служителей не оправдалась – наставники свыклись с вами, стерпелись и, в конце концов, прикипели сердцем. Упования на то, что вы сами станете жить без оглядки на кого бы то ни было – также не сбылись. В отсутствие семьи, родителей, близких вы все ухватились когтями и зубами за единственного отца, который у вас был, и теперь ревнуете его друг к другу и ко всему, что дышит… Да, Гессе, есть, кроме тебя, и другие, кому отец Бенедикт отдал часть души, и бесноваться оттого, что ты не в курсе всех его тайн, неумно. А для хваленого Молота Ведьм – и вовсе постыдно.

– Как ты сумел – за сутки? – спросил Курт, в ответ на психологические изыски стрига лишь промолчав; тот улыбнулся с прежней беспечностью, махнув рукой вверх:

– У меня голубятня. Ведь я говорил, что в городе меня считают парнем с заскоками; один из них – голуби. Я их развожу, покупаю при случае – у особых instructor’ов, должным образом натренированных. Это, помимо просто прикрытия, тоже одно из моих капиталовложений: голубиная почта. Не поверишь, сколь многие дельцы пользуются моими… pardon, услугами торгового дома Фельса для того, чтобы передать информацию своим помощникам или партнерам в Аугсбурге, Кельне, Нюрнберге; перечень впечатляет. Я даже подумываю расширить дело… Но это не к теме. Ради тебя я вчера запустил своего любимца; обыкновенно берегу его для особых случаев – скорость просто сногсшибательная, даже для почтовика. Но это, судя по всему, того стоило. Благословения отца Бенедикта тебе довольно?

– Вполне, – все еще пребывая в некоторой оторопи, произнес Курт и вздохнул: – Вот зараза, а я возвел такую стройную теорию заговора…

– Всего лишь теорию? – усмехнулся стриг. – Ерунда. Что в свое время вытворял Эрнст… И это при том, что он-то знал заранее, с кем предстояло работать. Не знаю, насколько хорошо ты успел с ним сойтись, но, полагаю, о его отношении к стригам, оборотням и прочей живности осведомлен.

– Как же так сложилось? Почему ты – и вдруг в Конгрегации; откуда ты такой?