Было очень тихо; они видели у себя под ногами то скопище муравьев, то диковинных жуков, а то и ящерицу, скользнувшую в заросли падуба, прочертив на песчаной тропинке извилистый след. Они шагали сквозь ядовито-зеленые заросли папоротника на местах, открытых палящему солнцу, ныряли в тенистые кущи, где ветви лавра, цепляясь, карабкались вверх по стволам, охраняя созданным ими полумраком нежное цветение шиповника. У зарослей красавки, усыпанной ядовитыми плодами, Вернер остановился, сорвал одну голубовато-серую ягоду и раздавил ее пальцами. Эрих поглядел на него с отвращением и проронил:

— Придется потом как следует вымыть руки!

— Не так страшен черт, как его малюют! — отшутился Вернер.

Внезапно дорогу им перерезал широкий ров, на дне которого блестела вода. Оба остановились как вкопанные, и Вернер воскликнул:

— Вода! Будем купаться!

Вид спокойной воды вмиг заставил забыть обо всем: о лесе, об эскадроне, о войне. Ров густо порос камышом, а вдоль него тянулась песчаная насыпь. Двинувшись по ней, они вскоре вышли на открытое место. Ров расширился и распался на множество прудов с бухточками, тоже заросшими камышом — высоким, в рост человека, широколистным и ярко-зеленым камышом, который покачивался над серо-зеленой гладью воды под горячим небом итальянского лета. Дойдя до конца насыпи, они оглядели залитую солнцем равнину, упиравшуюся в невысокие горы — скорее не горы, а холмы. У берега они заметили старую, посеревшую от времени барку; ее голая мачта врезалась в голубое небо прямой стрелой, слегка выгнутой на конце. Островки воды, разбросанные вокруг, были, вероятно, следами старого русла реки, протекавшей в глубине долины. Здесь тоже было тихо и жарко, но в звенящем воздухе висел запах стоячей воды и высушенной солнцем древесины, а лес был так далеко, что казался уже голубоватым.

Они залезли в барку и, раздевшись догола, на миг замерли, нежась в пронизанном солнечными лучами воздухе, а потом разом скользнули в воду, инстинктивно стараясь производить как можно меньше шума. Вода была теплая, как парное молоко, но все же немного освежала. На них вдруг нашло какое-то бездумно - веселое настроение, они словно ощутили себя соучастниками некой лихой авантюры.

— Не принесла бы кого-нибудь нелегкая, — буркнул Эрих.

Они поплавали в озерце, то и дело попадая в камышовые

заросли и срывая кувшинки, стебли которых, длинные и скользкие, как черви, извивались в воде и липли к телу. Эрих рассказал, что, купаясь с Катриной в прудах за деревней, он всегда срывал для нее кувшинки: она любила украшать ими волосы.

— Купались мы там в мае, море было еще слишком холодное!

Вода ручьями текла по его лицу-лицу потомственного

рыбака, подумалось Вернеру; да, молодо-зелено, совсем еще не созрел. Алекс прав. Когда они вылезли из воды, он спросил:

— А какая она, твоя Катрина?

И, сев на перекладину под мачтой, принялся вытираться рубахой.

Растянувшийся у его ног Эрих резко обернулся к нему и, помедлив, проронил еле слышно:

— Она светлая. Волосы у нее светлые, такие гладкие и матовые, без блеска. И вечно на лицо падают.

Он умолк.

— Ну а дальше? — подбодрил его Вернер. — Или это все?

— Да нет, — разлепил губы Эрих. — Кожа у нее тоже светлая. И тонкая, почти прозрачная, как пленка. Но это кожа, да еще какая… — Он опять умолк, но потом все же добавил: — И ноги у нее светлые. И длинные.

Вернер оглядел тело Эриха, распростертое у его ног и еще мокрое от купанья; в раскаленных добела и желтовато-бронзовых лучах солнца оно казалось светло-коричневым и было удивительно тонким в кости, даже веретенообразным — особенно по сравнению с его собственным, темно-красным и облупленным от загара, вяло привалившимся к мачте.

— Более или менее представляю ее себе, — сказал он. — И давно вы с ней знакомы?

— Мы? С Катриной? — удивленно переспросил Эрих. — Давно. То есть всегда. Они же наши соседи. Мы выросли вместе.

— Вот оно что, вместе выросли, — повторил Вернер.

— Сперва вместе ходили в деревенскую школу у нас в Кооге, а потом — в гимназию в Хузуме.

— И потом обручились?

— Обручились мы с ней тайком, еще в предпоследнем классе.

Каждый день ходили пешком со станции. Сперва огибали рощу Детлефсена, потом прямой дорогой между пастбищами шли и шли до самого Коога.

— А коровы за вами подглядывали?

— Очень может быть, — смущенно рассмеялся Эрих.

— Когда ты ее видел в последний раз?

— Год назад, когда был отпуск. И теперь как раз подошла моя очередь, а тут приказ выступать.

— И часто она тебе пишет?

— Раз в неделю обязательно. И всегда большое письмо.

— Ты с ней говорил о наших планах?

— Обиняками. Когда был в отпуске, еще не знал тебя и не думал об этом вплотную. Но намекнуть намекнул.

— И что она?

— В том-то и закавыка. — Светлое и теплое тело Эриха вдруг словно окаменело.