Душа Анны была полна гнева, вызванного неполнотой ее существования и направляемого против «матери-мужа-любовника», если им не удавалось ее удовлетворить; ее чувства (как она сама их описывает) производят иногда почти пугающее впечатление: «Как-то ночью, когда Тому не удалось сохранить эрекцию, я почувствовала, что превращаюсь в пантеру. Это было как в фильме, когда показывают, как человек-оборотень превращается в волка; как будто у меня появились когти, и мне хотелось его рвать; я и в самом деле расцарапала ему спину. Я чувствовала себя сильной и злой».

Скрытая жестокость свойственна всем человеческим существам, и размеры ее зависят от степени перенесенной ими депривации. Анна была «голодным и жаждущим ребенком», она жаждала любви, и ее фантазии далеко превосходили ее действительные намерения. Иногда ее мечты принимали прямо-таки людоедскую окраску (как показывает следующий рассказ), но это все – лишь отражение страстного желания ребенка заполучить тугую материнскую грудь и наполнить живот. Однажды она рассказала: «Раз, когда я занималась мастурбацией, мне пришла в голову ужасная фантазия: я подумала, что мои ноги растут и вытягиваются, как у чудовищного насекомого, а вагина превращается в ловушку, в которую мне хотелось втянуть мужчину, чтобы раздавить его. Если бы он туда попал, то пропал бы, я бы его поглотила».

Просто невозможно более ярко выразить взаимное замещение образов рта и вагины, и неудивительно, познакомившись с такой фантазией, услышать от некоторых мужчин, что они испытывают страх по отношению к вагине. Впрочем, мужчина раним лишь постольку, поскольку он подвергается действию своих собственных тревог, а его генитальный орган не так-то легко повредить, так что чувства Анны могли бы испугать только такого мужчину, у которого уже был развит страх кастрации от рук женщины.

Несмотря на сильную скрытую гомосексуальность, Анна сохранила гетеросексуальную ориентацию, благодаря тому, что на нее оказало большое влияние одобрение отца, хвалившего ее женственность. Это способствовало переносу ее оральных чувств с матери на отца, хотя и усложнило ее проблемы, так как теперь в ее переживания был вовлечен мужчина. Однако, благодаря этому, в ее воображении сформировалось положительное представление о себе как о сексуально привлекательной женщине, и она всеми силами старалась сохранить в себе этот образ.

По мере того как Анна, благодаря лечению, стала лучше понимать себя, она стала чувствовать вину, если применяла свои фантазии во время полового акта, потому что, как она сказала: «Из-за этих мечтаний я как будто не с ним занимаюсь любовью и поэтому не могу выразить ему свою любовь и свое желание». Хотя фантазии, казалось бы, были нужны, чтобы усилить ее чувства, они, наоборот, ограничивали ее отклик. «Когда Том начинает двигаться слишком быстро, я полностью отключаюсь, как будто не хочу дать волю своим чувствам. Я чувствую, что обязана контролировать весь ход событий с помощью воображения, чтобы я сама (а не Том и не мое тело) могла решать, когда мне можно расслабиться».

Затруднения, которые испытывала Анна, так сильно зависели от мужчины, что возникал вопрос: а не была ли ее гетеросексуальность просто защитным маневром? Ее неспособность отождествить себя с матерью на уровне сознания можно объяснить ее неудовлетворенностью своей ролью матери и хозяйки дома, а ее страх и недоверие к женщинам отражали ее собственные подавленные орально-гомосексуальные импульсы. Она стала более терпимо относиться к себе как к женщине, только когда поняла, что вымещает на собственном ребенке переживание отверженности, испытанное ею в детстве от своей матери; включение в ее личность материнской функции позволило ей отказаться от инфантильного представления о себе как о «голодном ребенке» и «объекте сексуальных желаний».

Зависимость физических и психических травм от гомосексуальности, приводящая к неврозам, обычно выявляется путем интерпретации фантазий, сновидений и мировоззрения. Эта зависимость очень ярко проявилась в рассказе другого пациента, где он говорит о своих фантазиях и снах: «После очередного курса лечения я почувствовал себя очень хорошо. Пришлось много поработать физически, даже ноги дрожали, но я хорошо ощущал свое тело и чувствовал прилив эротических желаний. Очень сильно хотелось женщину, но я не мог отыскать свою подругу. Тогда я пошел домой и занялся мастурбацией; мне захотелось вставить что-нибудь в анус, например, свечу. Эта мысль так захватила меня, что я был бы рад, наверное, даже гомосексуальному контакту через анус. Ночью я видел сон. Мне приснилось, что я помогаю какому-то человеку намазаться особой мазью, чтобы стать невидимым и убить своих старых врагов. Я спросил его, кого он хочет убить первым, и он ответил: „Убью свою мать!“, а потом я увидел, что он вонзил нож кому-то в горло. Когда я проснулся, я понял, что этот убийца был я сам».

Этот рассказ показывает, какие невероятные преобразования и переносы представлений может вызвать гомосексуальность: свеча в анусе превращается в нож, воткнутый в горло, а желание убить мать заканчивается нападением на мужчину. Представление матери в виде мужчины (во сне или в фантазии) связано с присутствием в ее личности сильного компонента мужественности. Кстати, этот тип переноса (транспозиции) представлений был характерен для Анны. Мать с чертами маскулинности – это «мать с пенисом», т. е. образ, хорошо известный в мифологии и в психиатрии; позже мы еще поговорим о его значении. В данном случае речь идет о матери, которая возбуждала ребенка, вводя наконечник клизмы в анальное отверстие. Это один из способов, благодаря которому как раз и развивается анальная фиксация; его действие состоит в концентрации полового или эротического чувства в области ануса, так что становится невозможной генитальная разрядка. Желанию гомосексуального проникновения, снимающего эротические переживания, противостоит гнев по отношению к насилию, направляемый на гомосексуала, и являющийся, возможно, одной из главных причин убийств, совершаемых среди гомосексуалистов.

В случае с этим пациентом (его звали Пол) можно предположить, что преувеличенная маскулинность способна послужить защитой от скрытых гомосексуальных чувств. Такое чрезмерное развитие «мужественности» возникает из-за ригидности поз и создания постоянных мышечных напряжений, которые, впрочем, имеют и противоположный эффект, так как ограничивают движения и уменьшают подвижность, а также способствуют выработке манер и жестов, имеющих женственную окраску. Возникает и еще одна «женственная» черта, бросающаяся в глаза: это мягкий, лишенный модуляций, тонкий голос, обусловленный ригидностью грудных и брюшных мышц и наличием напряжений в мышцах шеи и горла, уменьшающих проходящий поток воздуха и вибрацию голосовых связок, так что иногда голос даже срывается. Общая ригидность тела уменьшает агрессивность, которая уже не достигает нормального уровня и приводит к перестройке структуры характера, становящегося, как говорят, «пассивно-женственным». Таким образом, гомосексуальная тенденция пассивно– женственного характера прямо определяется степенью утраты подвижности тела индивидуума.