Миклашевский сразу узнал голос обер-лейтенанта. Как он в те минуты был далеко от Игоря!.. Канаты ринга стали границей между мирами, между настоящим и недавним прошлым. Ринг возвращал Миклашевского в родную спортивную стихию, был как бы маленькой частицей родной земли. Ему хотелось подольше оставаться на этом неровном квадрате за тремя рядами канатов. Но надо было поворачиваться, надо было улыбаться.

Едва судья поздравил Миклашевского с победой, боксеры обнялись и под аплодисменты зрителей покинули ринг, удаляясь в небольшую комнату за помостом, служившую раздевалкой. Тем временем Бутен с зеленой шляпой в руках обходил столики. Зрители бросали в нее деньги.

…Миклашевский долго и с наслаждением плескался под краном холодной водой, смывая пот и усталость. Секундант Лефора подал ему широкое банное полотенце, весело подмигнул:

– Прима!..

В раздевалку заглянул грузный старшина батальона Лорен, глаза его осоловело блестели, мундир расстегнут.

– Миклашевский, ты скоро? Капитан Беккер ждет, и мы все… Понимаешь, в горле пересохло!.. Без тебя не идет!.. Выходи скорее! Гауптман заказал жареных цыплят под винным соусом…

– Через минуту приду.

– Ждем, ждем! Откупориваем бутылки!

Старшина, который секундировал Миклашевского, считал себя причастным к его успеху и потому чувствовал себя тоже героем дня.

Вслед за старшиной в раздевалку ввалился Бутен, держа на вытянутых руках фетровую шляпу, наполненную смятыми денежными купюрами разных достоинств. Следом за ним официант нес тяжелую корзину вина. Тут же появился и рефери, переодевшийся в черный вечерний костюм.

– Это ваше, – произнес Бутен, выкладывая перед Миклашевским на столе содержимое шляпы. – Победителю принадлежит все!

Лицо Бутена со следами боксерских шрамов было темно-пунцовым, он уже успел пропустить несколько рюмок и был навеселе.

– Франция приветствует русского боксера!

Миклашевский пересчитал франки, разделил их на три равные доли. На него смотрели с удивлением: что будет дальше делать? А Игорь одну долю дал Бутену, другую Лефору.

– У нас был товарищеский матч, а не соревнование, не турнир. Мы все трое одинаково потрудились, – сказал Миклашевский. – Бокс – тяжелая работа. Здесь нет ни победителей, ни побежденных. Мы просто боксеры. Поэтому я делю наш заработок на троих.

Боксеры с благодарностью приняли деньги. Русский боксер в форме германского солдата совсем не похож на оккупантов, которые не упускают любого случая поживиться на чужой счет. Лефор откупорил бутылку кальвадоса:

– За наше знакомство!

Рефери, поднимая бокал вина, обратился к Миклашевскому с длинным приветствием и восхвалением его спортивных достоинств. Он говорил о том, что повидал много классных мастеров ринга и русский боксер может, несомненно, вести бои на самом высшем уровне.

– Я уже успел переговорить с вашим начальством, – заключил он. – Если вы лично не возражаете, то я буду афишировать следующий поединок. У меня друзья в газетах, и завтра о русском боксере узнают жители нашего департамента. Ваше здоровье!

Они сдвинули бокалы. А за легкой стеной из зала кафе послышались шум, возгласы, хлопанье бутылок шампанского. Боксеры недоуменно переглянулись. Что бы это могло значить? В раздевалку заглянул шустрый поваренок и крикнул:

– Включите радио! Германцы вышли к Волге!

Лефор подошел к стене, на которой висел квадратный старенький репродуктор. Раздевалку заполнил торжествующий, захлебывающийся от радости голос берлинского диктора, читавшего экстренное сообщение:

– «…Вышли к Волге севернее Сталинграда! Русский фронт разрезан. Солдаты фюрера пьют касками воду из Волги!.. Приближается день великой победы. Тысяча самолетов четвертого воздушного флота обрушила грозовой удар на город. Сталинград потонул в огне и дыме. В мире нет силы, способной остановить неудержимый исторический натиск германского оружия!..»

Игорь закусил губу. Его щеки начали бледнеть, покрываться бескровными пятнами, он как-то сразу осунулся, хмуро обмяк, стал потирать виски ладонями, как будто его мучила головная боль. Некоторое время все стояли молча вокруг стола, слушая радостный голос диктора! Неожиданности случаются в жизни гораздо чаще, чем мы об этом думаем. Игорь не мог даже представить, что произошло там, под Сталинградом, как смогли допустить такое… Миклашевский скрипнул зубами…

Рефери извинительно улыбнулся темными глазами, в них просвечивалось желание не обидеть, хотя в то же время он и не хотел вслух выражать сочувствие. Он встал из-за стола и сказал, что идет на кухню.