На клеенчатой кушетке, укрытый простыней, лежит Коллинз. Он в наушниках, на висках — датчики, тонкие щупальца тянутся к застекленной перегородке, за которой, мигая разноцветными огоньками, работает сложная электронная установка.

За пультом сидит техник в голубом халате, рядом — врач с микрофоном в руках. Поодаль, в глубоких кожаных креслах, расположились Доновен и доктор Макклей — худой, жилистый, с голым черепом и с трубкой в зубах.

— Вы гарантируете успех, док? — опасливо посматривает в сторону установки Доновен.

— Пока мы попадали в яблочко! — набивает трубку Макклей. — Бывают, конечно, срывы, но редко.

— От чего это зависит? — интересуется Доновен.

— От количества сеансов, от состояния нервной системы... — пожимает плечами Макклей. — Иногда, может, наступит вспышка, как мы говорим... Заблокированный участок вдруг сбрасывает с себя нагрузку... Но это, повторяю, в очень редких случаях!

— Но все-таки возможно? — допытывается Доновен.

— В моей практике не встречалось, — раскурил трубку Макклей. — Лоботомия... я имею в виду операцию на мозге... была бы, конечно, надежней. Но ведь вы против?

— Да, знаете... — поморщился Доновен. — Не хотелось бы превращать его в полного идиота.

— Вы становитесь сентиментальным, Уолтер, — попыхивает трубкой Макклей.

— Что поделаешь? — разводит руками Доновен. — Возраст!

Покосился на врачей, манипулирующих у установки, и спросил:

— В чем, собственно, этот процесс заключается?

— Ультразвук... Электронный гипноз, — возится с трубкой Макклей. — Довольно несложно! Через наушники внушается нужная программа поведения, ультразвуковая установка при этом запутывает электротоки, управляющие памятью. Если популярно, это — электронное манипулирование мозгом.

— Понимаю, — кивнул Доновен. — Но звучит страшновато, знаете ли...

— Почему же? — возразил Макклей. — Наука достигла возможности управлять разумом. По-моему, это прекрасно!.. Извините, Уолтер!

Подошел к установке, взглянул на шкалу показателей, послушал, как врач монотонно повторяет в микрофон: «Вы не знаете, как вас зовут... Вы не знаете, как вас зовут... Вы не помните, что с вами было раньше... Вы не помните, что с вами было раньше... Вы не видели никаких чертежей... Вы не видели никаких чертежей...» — и вернулся к Доновену.

— Все о’кэй! — уселся он в свое кресло, — Через неделю будет как новорожденный!

Игорь Иванович Сошников столкнулся с Коллинзом у входа в супермаркет.

— Георгий Константинович! — Сошников остановился. — Куда же вы пропали? Домой несколько раз звонили, но вы, наверное, были в отъезде? На вас пришли анкеты, надо заполнить.

Коллинз покачал головой и медленно сказал:

— Вы меня с кем-то путаете.

— Вам привычней Коллинз? — усмехнулся Сошников.

— Я не знаю такого, — почти без интонаций ответил Коллинз.

Сошников с удивлением взглянул на него, лицо его стало серьезным.

— Извините. Я, наверно, ошибся.

Коллинз кивнул и медленным, размеренным шагом направился к дверям магазина.

Внимательно и грустно смотрит ему вслед Сошников.

— У него глаза... Не знаю, как вам передать... — Сошников сидит у стола консула. — Видит и не видит! А если и видит, то что-то только ему доступное. Внутрь себя человек смотрит! Они с ним сделали что-то, Геннадий Николаевич!

— Возможно, наркотики? — раздумывает консул.

— Не похоже! — качает головой Сошников. — Насмотрелся я здесь на этих наркоманов... Нет! Здесь другое! Пострашней!.. С психикой что-то. Надо вмешиваться, Геннадий Николаевич!

— Согласен, надо, — кивает консул. — Свяжитесь с Москвой.

И, помолчав, негромко добавляет:

— Боюсь только, что поздно.

Мимо парикмахерской, аптеки, бара все тем же медленным, размеренным шагом идет Коллинз. Он не замечает ни холодного уже ветра, обрывающего листья с деревьев, ни нарядной вечерней толпы вокруг.

Он проходил мимо отеля, когда увидел входящих туда мужчину и женщину в меховой накидке поверх вечернего платья. Что-то дрогнуло в лице Коллинза, глаза на миг стали осмысленными, но тут же снова потухли, он потер ладонью лоб, двинулся вслед за женщиной и остановился посреди вестибюля, растерянно оглядываясь.

Стоящий у входа в ресторан седой респектабельный господин во фраке указал на него глазами старшему над боями. Тот подошел и спросил:

— Что-нибудь угодно, сэр?

Коллинз покачал головой и направился к выходу, но остановился у витрины, рекламирующей товары самого дорогого в городе магазина. Болезненно морщась, он переводил взгляд с норковой шубы на японский магнитофон последней модели, в глазах его читалось напряженное усилие, словно он пытался что-то вспомнить и не мог, но когда увидел рядом с витриной ажурную решетку, за которой кассир отеля пересчитывал пачки долларов, и соединил вдруг для себя шубу, магнитофон, доллары в какое-то только ему доступное целое, замычал, как от боли, и с хриплым криком бросился к витрине, с силой ударяя по ней кулаками.