Шрифт:
— Дай-то Бог! — закрестились молодцы.
В монастырской церкви колокол ударил: служба начиналась. Поднялись четверо молодцов, кончив беседу.
— Идем, братцы, помолимся, — позвал товарищей Ананий. Около кладовых монастырских, около погребов с зельем много люду толпилось: готовились воеводы и воины к предстоящему бою. Но на колокольный призыв к службе Божией оставили все спешную работу, и потянулись отовсюду богомольцы к церквам.
Увидел Селевиных Пимен Тененев — подбежал к ним торопливо…
— Слыхали, ребята, — Молчанка-то Лобатый хотел к ляхам убежать, да Господь не попустил — наказал…
— Как так? — удивились молодцы.
— Чай, знаете Молчанку? Стрелец голохвастовский, еще косил одним оком… Нашли его после полуден во рву близ круглой башни. Весь в крови лежит: бок распорот, а еще дышит… Повинился: хотел-де по веревке спуститься да к ляхам утечь.
А спускаясь, задел он боком за стенную скрепу железную, что острым крюком торчала. Распорол он себе бок, без памяти вниз грохнулся…
— Наказал Господь! Эх, люди-то какие! — вздохнул Ананий, еще издалека, до дверей церковных, снимая шапку.
На самой паперти столкнулись Селевины с Грунюшкой; вела она в храм Божий мать-старуху. Плоха уж больно стала богомолка здвиженская: еле ее ноги носили. Уходили старуху страхи да заботы…
— Что плохо бредешь, бабушка? — спросил Данила, помогая девушке ввести мать на церковные ступени.
— Смерть приходит, батюшка. Неможется, — зашамкала та в ответ. — Скоро Бог по душу пошлет…
— Эх, бабушка! Мы моложе, а пожалуй прежде тебя Господу душу-то отдадим, — сказал Данила.
— Ну, Грунюшка, — говорил тем временем Ананий, — молись за нас сегодня горячей… Наутро кровавый бой будет, многие свои головы сложат. Помолись же за меня да за Данилу…
— Помолюсь! — шепнула Грунюшка сквозь слезы. Жаль ей было братьев Селевиных: всегда-то они ее привечали, еще с первой встречи в селе Молокове…
Благозвучно и торжественно началась служба. Готовились многие к смерти, но и светлая надежда витала над молящимися: недаром осенила сегодня обитель милость Божия — после черного дня добрые вести пришли. "Поможет Господь!" — думал всякий…
Битва при Красной Горе
Еще до рассвета собрались в большой церкви воеводы и сотники, снаряженные к бою… Тускло освещали немногие свечи и лампады церковные своды, покрытые фресками; гулко звенело оружие, отдавались от каменных плит тяжкие шаги закованных в доспехи воинов. Над ракой святого Сергия, с крестом в руке, стоял архимандрит; белело в полумраке высокое чело его, светились впалые очи силой и бодростью.
По старшинству благословил отец Иоасаф воевод, сотников, иных начальных людей. Припадали воины к раке Чудотворца, молили подкрепить силы, нужные на бранный подвиг.
У ворот Красных, у ворот Водяных, у ворот Келарских стояли уже готовые отряды мирян и монахов. Заняли свои места воеводы: князь Долгорукий вел свою дружину против стана Лисовского, Голохвастов — против Сапегиных полков, старый московский стрелецкий пятидесятник — против казаков запорожских, северских и другого ляшского сброда. Перед тем как двинуться, подозвал князь Анания Селевина, что взял для себя и своих товарищей крепких монастырских коней и вел особый отряд. С Ананием были: Меркурий-пушкарь, Тененев, Павлов, Суета и другие храбрецы, чьим подвигам вся обитель дивилась.
Данила Селевин, Слот и Шилов шли с князем-воеводою: дружина старшего воеводы должна была раньше всех к подкопу поспеть.
— Окружным путем скачи! — велел Ананию воевода. — И как завидишь, что мы овраг заняли, — бей ляхам в тыл…
Тихо выехали всадники, так же тихо двинулись за ними пешие дружины. До Мишутина оврага, где подземный ход начинался, неблизко было, но все же успели обительские добраться до него еще засветло… Красной молнией сверкнул выстрел ляшской стражи, раздались тревожные крики…
— С Богом, братцы! За святого Сергия! — воскликнул князь.
— За святого Сергия! — повторили за ним в пятьсот голосов воины и нагрянули на спящих ляхов. С других окопов, слева и справа, тоже загремела пальба: дружины Голохвастова и пятидесятника стрелецкого в одно время напали на врагов.
В Мишутином овраге ляхов немного было, но на выстрелы спешил к ним отряд из стана Лисовского. Пальба все больше разгоралась с ляшской стороны: обительские воины наверняка рубили мечами да бердышами. Толстый пан Тышкевич, посланный своим полковником, прискакал с гусарами на тревогу, да из-за темноты невзначай своих смял… А князь Долгорукий развернул дружину еще шире, еще сильнее ударил.