— Послушайте, — сказал он шепотом, обращаясь к Скшетускому, точно боясь, что кто-нибудь подслушает его.

— Что вы скажете?

— Скажите, гусары первые ударят по неприятелю?

— Вы же говорили, что вы старый воин, а не знаете, что гусары ждут всегда решительного момента битвы, когда неприятель больше всего напрягает свои силы.

— Знаю, знаю, я хотел только убедиться.

Настало минутное молчание; Заглоба еще больше понизил голос и опять спросил:

— Это Кривонос со всем своим войском?

— Да.

— А сколько у него всего войска?

— Вместе с чернью шестьдесят тысяч человек.

— О, черт их возьми, — сказал Заглоба.

Скшетуский незаметно усмехнулся.

— Не думайте, что я боюсь, — шептал Заглоба, — но у меня одышка, и я не люблю толкотни, потому что жарко, а когда жарко, то я уже никуда не гожусь. Другое дело — поединок, где можно употребить фортель, а в войне не до фортелей! Здесь выигрывают руки, а не голова, тут я дурак перед Подбипентой. У меня в поясе двести дукатов, подаренных мне князем, и я предпочел бы быть теперь в другом месте. Не люблю я этих больших сражений, черт их побери!

— Ничего с вами не будет, только подбодритесь.

— Подбодриться? Я только этого и боюсь, чтоб не увлечься в бою, так как я слишком горяч. К тому же я видел дурную примету когда мы сидели у костра, упали две звезды. Почем "знать, может быть, одна из них — моя?

— За доброе дело Бог наградит вас и сохранит вам жизнь.

— Если только Он не придумал мне какую-нибудь награду.

— Почему же вы не остались тогда в лагере?

— Я думал, что при войске безопаснее.

— Да, это верно: увидите, что ничего нет страшного. Мы уже привыкли, а привычка — вторая натура. Вот уже и Случ и Вишеватый Став.

Действительно, вдали засверкали воды Вишеватого Става, отделенные длинной плотиной от Случа; вся линия войск остановилась.

— Что, уже началось? — спросил Заглоба.

— Князь будет производить смотр, — ответил Скшетуский.

— Не люблю я толпы! — повторил опять Заглоба.

— Гусары, на правое крыло! — раздался голос посланного князем к Скшетускому

Было уже совсем светло; луна побледнела при блеске восходящего солнца; золотистые лучи его играли на гусарских копьях, и казалось, что над рыцарями горят тысячи свечей. По окончании смотра войско, уже не скрываясь, громко запело: "Привет тебе, заря избавления". Эхо этой могучей песни разошлось по всему лесу и понеслось к небу.

Вдали по другой стороне плотины показались целые тучи казаков; полки шли за полками; запорожская конница с длинными копьями, пехота с самопалами и, наконец, мужики с цепами, косами и вилами. За ними, как бы в тумане, виднелся громадный табор, точно движущийся город. Скрип тысяч телег и ржание коней долетали до слуха княжеских солдат. Казаки шли, однако, без обыкновенных криков и шума и остановились по другой стороне плотины Некоторое время оба войска молча всматривались друг в друга Заглоба все время не отходил от Скшетуского и, смотря на это море людей, ворчал:

— Иисусе Христе! И на что Ты создал столько этой дряни! Это, верно, сам Хмельницкий со всей чернью; ну скажите, не безобразие ли это? Они нас закидают шапками. А как хорошо было прежде на Украине. Чтобы их черти столько в ад забрали, сколько их здесь собралось! И все это напашу голову! Чтобы их чума задавила!

— Не ругайтесь, сегодня воскресенье! — заметил Скшетуский.

— Да, правда, сегодня воскресенье, лучше подумать о Боге. "Отче наш, иже еси на небеси!" Не жди от этих мерзавцев никакого уважения… "Да святится имя Твое…" Что это будут делать на этой плотине? "Да приидет царствие Твое…" У меня уже дыхание спирает в груди. "Да будет воля Твоя;.." Что б они подохли, эти убийцы! Посмотрите-ка, что это?

Отряд в несколько сот человек отделился от черной массы и в беспорядке подъехал к плотине.

— Это казаки выехали на поединок, — сказал Скшетуский, — а сейчас выйдут к ним и наши.

— Так непременно будет битва?

— Как Бог на небе!

— Черт побери! — сказал Заглоба с досадой. — Да и вы тоже смотрите на это, как на представление, — прибавил он сердито, — как будто дело идет не х> вашей шкуре!

— Мы уж привыкли к этому.

— И вы тоже поедете на этот поединок?

— Рыцарям лучших отрядов не пристало биться на поединках с таким неприятелем, и тот, кто ценит свое достоинство, не делает этого. Впрочем, теперь никто не думает об этом.

— Вот идут и наши; — воскликнул Заглоба, увидев красных драгун Володыевского, спускавшихся рысью к плотине.

За ними двинулось по несколько охотников от каждого полка Между прочими пошли: рыжий Вершул, Кушель, Понятовский, два Карвичи, а из гусар — Лонгин Подбипента

Расстояние между двумя отрядами значительно уменьшилось.