— Богун, Богун!

Горпина начала сходить со скалы, перегибаясь для равновесия назад. Она шла скоро, а за ней спускался какой-то коренастый человек с турецким мушкетом в руках.

Под тяжелыми ногами ведьмы ломались кусты, камни с шумом скатывались на дно яра; освещаемая лучами заходящего солнца, она действительно казалась каким-то сверхъестественным существом.

— Кто вы? — спросила она грубым голосом, спустившись на дно яра.

— Как поживаешь. Бандура? — спросил Жендян, к которому при виде людей, а не духов вернулась вся его смелость.

— А это ты, слуга Богуна? Я узнала тебя, малыш. А это что за люди?

— Друзья Богуна.

— А какая красивая ведьма! — проворчал про себя Володыевский?

— А зачем вы приехали сюда?

— Вот тебе пернач, перстень и нож; ты ведь знаешь, что это значит?

Исполинка взяла все три предмета в руки и начала пристально рассматривать их

— Да, эти самые, — сказал она — Вы за княжной?

— Да. Здорова ли она?

— Здорова. Но почему Богун не приехал сам?

— Богун ранен.

— Ранен? Я это видела в воде, на мельнице.

— Зачем же ты спрашиваешь, если видела? — резко спросил Жендян.

Ведьма улыбнулась, показав свой белые волчьи зубы, и ткнула кулаком в бок Жендяна.

— Ты, малый!

— Пошла прочь!

— А когда вы возьмете княжну?

— Сейчас, только лошади отдохнут.

— Так берите… и я поеду с вами.

— Зачем?

— Моему брату смерть суждена; его ляхи посадят на кол. Я поеду с вами.

Жендян нагнулся в седле, как бы для того, чтобы удобнее было говорить с ведьмой-гиганткой, и незаметно положил руку на рукоять пистолета.

— Черемис, Черемис! — сказал он, обращая на него внимание своих спутников.

— Зачем ты его зовешь? Ведь у него отрезан язык.

— Я не зову, а только любуюсь его красотой. Ведь ты не уедешь без него — он твой муж.

— Он мой пес.

— И вас только двое во всем яре?

— Двое — княжна третья.

— Это хороша Но ты все-таки не уедешь без него?

— Я сказала, что уеду, — и уеду.

— А я говорю, что нет.

Голос юноши прозвучал как-то подозрительно, и ведьма беспокойно повернулась на месте.

— Что ты? — спросила она.

— Вот что я! — ответил Жендян и выстрелил ей прямо в грудь из пистолета так близко, что пороховой дым покрыл ее всю, и пуля засела в груди.

Горпина отскочила назад, раскрыв руки; ее глаза выкатились из орбит, а она издала какие-то нечеловеческие звуки и упала на землю.

В ту же минуту Заглоба ударил Черемиса саблей по голове так, что череп его раскололся от удара; Черемис даже не крикнул, а только, свернувшись, как червь, начал конвульсивно вздрагивать, пальцы его рук корчились и раскрывались наподобие когтей рыси.

Заглоба вытер полой жупана окровавленную саблю, а Жендян соскочил с коня и, схватив камень, бросил его на грудь Горпины, а затем начал что-то отыскивать у себя за пазухой.

Тело исполинки еще вздрагивало, ее лицо исказилось судорогой, оскаленные зубы покрылись кровавой пеной, из горла выходило глухое хрипенье. Между тем слуга вынул из-за пазухи кусок освященного мела и, начертав им на камне крест, сказал:

— Теперь не встанет.

Затем Жендян вскочил на лошадь.

— Вперед! — скомандовал Володыевский.

Все помчались, как вихрь, вдоль ручья, протекавшего среди яра; они миновали дубы, разбросанные по дороге, и глазам их представилась изба, дальше — высокая мельница с блестящим колесом. У избы две черные собаки, привязанные на цепи, лаяли и рвались к приезжим. Володыевский подъехал первым; соскочив с лошади, он толкнул дверь ногой и ворвался в сени, побрякивая саблей; из нее, направо, виднелась просторная изба, наполненная стружками, с разложенным посредине дымившимся костром; налево находилась запертая дверь. "Верно, она там", — подумал Володыевский и подскочил к двери.

Он дернул ее за ручку и, отворив, остановился как вкопанный на пороге избы.

В глубине комнаты, опершись на спинку кровати, стояла Елена Курцевич, бледная, с распущенными, волосами; ее испуганные глаза остановились на Володыевском как бы спрашивая: "Кто ты и зачем?" Она никогда прежде не видала маленького рыцаря, — он же был поражен ее красотой и видом комнаты, убранной бархатом и парчой.

Наконец он пришел в себя и сказал:

— Не бойтесь, княжна, мы друзья Скшетуского!

— Спасите меня! — вскричала она, складывая руки и опускаясь на колени.