В кабинете Михаил Петрович поставил саквояж на стол, а Талиев щелкнул выключателем. От яркого света после полутемных коридоров все участники этой истории вздрогнули и на миг зажмурили глаза.

– Все, Миша… Открывай… – Александра Модестовна обессиленно опустилась на стул возле стола.

Даша почему-то испугалась и вцепилась дрогнувшими пальцами в рукав Костромина. Лера подошла поближе к Алексею, Танька на всякий случай решила держаться рядом с Талиевым, который совсем недавно очень ласково с ней обошелся и даже вытер слезы собственным платком. Айгуль стояла с другой стороны отца и смотрела на саквояж так, будто из него должна была выползти отвратительно-ядовитая гремучая змея. Михаил Петрович рукой снял паутину, весьма негигиенично и безжалостно вытер руку о свой новенький халат, поколдовал с замком – и саквояж наконец распахнул кожаные створки.

– Вот это да! Как в кино! – выразила всеобщее мнение Чака.

Даша вылезла из-за Сашки, за которого зачем-то спряталась, и задохнулась от восхищения. Под стильной современной люстрой кабинета Александры Модестовны искрились и переливались настоящие драгоценные камни в золотых старинных оправах!..

Директриса была в состоянии такого шока, что подняться со стула не могла. Она ловила ртом воздух и, похоже, собиралась хлопнуться в обморок. Возможно, она так бы и сделала, если бы очередной раз за сегодняшний вечер не скрипнула дверь и в кабинет не вошли бы Милашка с Адой Глебовной – обе в халатах, заспанные, с кое-как заколотыми волосами.

– Что здесь… – Милашка хотела задать законный для пяти часов утра вопрос, но осеклась при виде сверкающих драгоценностей. Она охнула, закрыла рот рукой и привалилась к шкафу.

Ада Глебовна оказалась более стойкой. Она без лишних звуков приблизилась к раскрытому саквояжу, показала на лежащую сверху брошку с желтыми и зелеными камнями и пробормотала:

– Как на бабушкином платье… На портрете…

Никто ничего не ответил Аде Глебовне, потому что отвести глаза от сверкающей груды ювелирных украшений было трудно, и все слова временно куда-то подевались. Но, оказалось, не у всех. Тишину разорвал гневный голос Айгуль:

– И что, папа, ты все это им отдашь?

– А ты как считаешь? – спросил дочь Талиев. Вынул платок, которым недавно промокал Чакины слезки, и вытер лицо.

– А я считаю, что раз ты купил пансион, то все, что в нем находится, тебе и принадлежит! И нечего их даже обнадеживать!

Талиев наконец отвел глаза от саквояжа, с удивлением посмотрел на Айгуль и, превратившись в неудачливого родителя, растерянно спросил:

– Чего тебе не хватает, доченька?

Айгуль не ответила. Лицо ее скривилось, она всхлипнула и выбежала из кабинета Александры Модестовны.

Дверь с грохотом закрылась, а в кабинете повисла напряженная тишина.

– Не обращайте на нее внимания, – смущенно сказал Талиев, – поплачет и перестанет… Не впервой…

– И все-таки, Давид Алиевич, нам действительно надо во всем разобраться, – очнулась наконец Александра Модестовна, выпрямила спину, твердой рукой поправила разлохматившиеся волосы, и Даша опять увидела в ней ту волевую женщину, которая умело руководила своим пансионом. – Скажите, что вы думаете на сей счет.

Гулькин отец ответил теми словами, какие Даша больше всего хотела от него услышать:

– Я не претендую на ваше богатство. В отличие от дочери, – он болезненно сморщился, – мне всего хватает.

Чака, которой уже давно не терпелось потрогать руками настоящие драгоценности, тоже обрадовалась такому ответу Талиева, подскочила к саквояжу и бесцеремонно запустила в него руку. Она выудила из него брошку, но не ту, к которой Ада Глебовна даже побоялась прикоснуться, а другую, усыпанную мелкими блестящими камешками.

– Ой! Вы только посмотрите! – Танька оглядела всех блестящими, не хуже камешков на брошке, глазами. – Здесь буквы какие-то переплетены! Похожи на ваши преподавательские значки! – И она передала украшение в руки Александре Модестовне.

Та надела очки, поднесла брошку поближе к лицу и, улыбнувшись, сказала:.

– Да, это вензель князей Бонч-Осмоловских: переплетенные «Б» и «О» на черном фоне. Конечно же, я не случайно заказала дизайнеру именно такие значки для своих преподавателей… Такие вензели украшают бумаги и некоторые вещицы, оставшиеся нам от наших предков. Кроме того, что я этим отдала дань нашей фамилии, мне еще кажется, что вензель вообще очень красиво смотрится.

Ада Глебовна вытащила из кармана тонкий кружевной платочек, в одном из уголков которого были вышиты лиловым шелком переплетенные между собой «Б» и «О».

– Александра Модестовна, а что вы собираетесь делать с такой кучей драгоценностей? – непосредственная Чака задала тот вопрос, который интересовал всех присутствующих и который, кроме нее, не посмел бы задать никто.

– Честно говоря, – директриса посмотрела в глаза Талиеву, – я мечтала, что если мы найдем спрятанные дедом драгоценности, то я выкуплю у вас пансион, отремонтирую остальные корпуса, наберу еще преподавателей и создам наконец такое учебное заведение, какое давно хотела иметь и какое, как мне кажется, будет очень к лицу Петербургу. Как вы на это смотрите, Давид Алиевич?