— Эх, хороша! — не сдержался Иван, увидев Алену в белом халате. Потом отчего-то смутился и вдруг начал рассказывать, что в магазине продавали советское шампанское, брют. Притом, этого невозможно себе вообразить, брют охлажденный, прямо из холодильника.

— Ну и купил бы, — разочарованно сказала Алена. — Она неожиданно почувствовала, что очень хочет холодного игристого вина.

— А я купил, просто не был уверен, что ты одобришь, — облегченно заулыбался Иван.

— В правильном деле всегда можешь рассчитывать на мою поддержку, — сообщила девушка. — Ведь холодное шампанское в жару дело хорошее?

Обед, приготовленный Иваном, оказался не только вкусным, но и почти диетическим. Ведь всем известно, что вареные креветки и кальмары содержат сплошные белки и никаких жиров, поэтому, их можно есть, сколько пожелаешь. А что до брюта, то сахара в нем нет вовсе, поэтому пара бокалов, являясь источником удовольствия, не представляет ни малейшей опасности для девичьей талии. Из диетического меню, надо признаться, выбивалась картошка, порезанная тонкой соломкой и пожаренная в большом количестве масла, на изготовление которой у талантливого повара ушло никак не более пятнадцати минут. Но девушка на этот вредный продукт и не налегала. Во всяком случае, когда Иван предложил добавки, она согласилась буквально на пару ложечек.

После еды Иван вызвался помыть посуду, но Алена не позволила. Она надела симпатичный фартук с надписью «Отель Боголюбская», висевший на кухне, и, буквально за пять минут, перемыла всю посуду. Иван за это время успел расчистить кухонный стол и разместить на нем ноутбук и найденный на березе сверток. Перед этим он передал девушке бокалы, забытые на столе, и попросил их ополоснуть. Строго говоря, бокалы Алена оставила намеренно: она чудесно видела, что в холодильнике стоит еще одна бутылка шампанского. К чести девушки нужно отметить, что она ничуть не расстроилась: известно, что цивилизованный человек должен выходить из-за обеденного стола с легким чувством незавершенности и, можно сказать, некоторой недосказанности. Именно этими двумя эпитетами очень точно можно было бы описать то, что в этот момент ощущала девушка. Значит, всё шло, как надо.

Алена подошла к столу и стала наблюдать, как Иван достает и раскладывает на столе немногочисленное содержимое черного свертка: две кучки монет — штук пятнадцать мелких серебряных и пяток покрупнее, которые Алена была склонна считать золотыми. Рядом с монетами на стол легли несколько листков бумаги, исписанных мелким почерком. Странички сначала были сложены, а потом свернуты в трубочку — поэтому сверток оказался таким небольшим. С монетами всё было более-менее понятно: внешне они ничем не отличались от тех, что были украдены вместе с рюкзачком и пирамидками. Поэтому девушка, взглядом спросив у друга разрешения, развернула листки. Первый листок начинался уже знакомым обращением: «Меркуцио!», что было неудивительно — письмо предназначалось Ивану. Дальше шел текст, написанный мелким неразборчивым почерком. Алена, наморщив лоб и шевеля губами, попыталось читать написанное, но вскоре сдалась:

— Ваня, я половину букв не понимаю. И две трети слов. Ты разбираешь почерк своего родственника?

— Конечно, я же врач, — усмехнулся Иван. — Знаешь, каким почерком мы рецепты пишем? Пациенту ни за что не разобрать. Конечно, если у него нет медицинского, а, желательно, провизорского образования.

— Я тебя серьезно спрашиваю, — обиделась Алена.

— А если серьезно, то дядин почерк я легко читаю. Привык. Помнишь, я рассказывал, что долгое время переписывались с помощью бумажных писем.

— Тогда читай! — потребовала девушка. — Неужели тебе самому не любопытно?

— Уже читаю, — сообщил Иван, — только, чур, не перебивать. И не торопить! — последнее слово он произнес нарочито медленно и по слогам. Алена села на табурет и положила ладони на колени, чтобы подчеркнуть свою дисциплинированность, и начала наблюдать за Иваном, который с удивительной скоростью перемещал взгляд по строчкам письма. Вскоре Иван отложил первый листок, перешел ко второму, но тут же вернулся к первому.

— Значит, так, — начал он. — В первых строках письма дядя предупреждает, что часть из того, что он здесь пишет к нынешнему моменту, мне должно быть уже известно. Думаю, что это я и сам смог бы определить. Дальше, он рассказывает о своем обещании не передавать секретов секвенций третьим лицам. Я тебе уже об этом говорил раньше. А потом начинается интересное. Тебе интересно? — и специалист по неразборчивым почеркам посмотрел на свою подругу простодушным взглядом. Подруга лишь поджала губы — она не любила, когда над ней издеваются.

— Слушай дальше, — продолжил Иван, — дядя разделил описания секвенций и предметы, необходимые для их выполнения, таким образом, чтобы ни одна из частей не имела ценности без трех других. Только владея всеми тремя, можно выполнить секвенцию.

— Как же так? — удивилась Алена. — Я же удвоила купюры, хотя у меня была лишь одна часть из трех! — Иван предостерегающе поднял указательный палец, и несдержанная слушательница покорно замолчала.

— Дядя считал, что в твоем чемоданчике были неправильные монеты. Дело в том, что для секвенций годятся лишь монетки с особыми свойствами. Строго говоря, это необязательно должны быть монеты, сгодятся любые кусочки золота и серебра. Но! — рассказчик снова поднял указательный палец. Похоже, этот жест ему понравился. — Но! Эти кусочки должны обладать одним замечательным свойством. Дальше, насколько я понимаю, идет цитата из немецкого рецепта. «Металл должен быть согрет взглядом человека, после чего, он должен быть сокрыт от человеческого тепла примерно семьсот лет. А спустя этот срок, он снова должен ощутить тепло», — Иван пробежал еще несколько строчек, хмыкнул, тряхнув головой, и обратился к девушке: