— А зачем ей выходить?

— Он просил меня ее вызвать, а я не могу.

— Почему?

— Потому что она меня ненавидит. А я… ее… Не о чем нам с ней разговаривать.

— А ты не врешь, что ее вызывают? Может, это вовсе и не ее муж?

— Ты же сможешь проверить? Стой тут у окна и смотри, как они встретятся!

— А почему он охранника не попросил ее вызвать?

— Потому что сегодня охранника нет. Он куда-то отпросился. Школа закрыта, и со стороны улицы Элеонориному мужу не попасть. А окна кабинета Элеоноры выходят во двор. Она его не может увидеть.

— А как же ты с ним мог общаться, если школа закрыта?

— Я на первом этаже в нашем туалете курил. Там окно запросто открывается. Так что, позовешь? — заглянул ей в глаза Сеймур, и Люда поняла, что позовет. Какие, право, пустяки — позвать к мужу учительницу! Это же не то, что передать любовную записку Дробышевой. Это же совсем другое дело!

Люда бросила тряпку в ведро и пошла в кабинет Элеоноры.

— Ой! Как же я забыла! — защебетала та, выслушав Люду. — Мы же договорились, что я к нему выйду! Вот ворона! Осталась бы без ключей! Спасибо тебе!

Они вместе вышли в коридор. Элеонора закрыла кабинет ключом и побежала к лестнице, а Люда отправилась домывать полы.

Сеймура в кабинете не было. Люда усмехнулась его простоватому обману. Подумаешь, сбежал! Стоило из-за этого такой огород городить! Она подошла к окну. Элеонора как раз прощалась с мужем. Они нежно поцеловались. Учительница, кутаясь в пуховый платок, побежала к школе, а муж, красивый темноволосый мужчина, сел в рядом стоящую темно-синюю машину и уехал.

На следующий день на первый же урок русского языка в 9-й «А» ворвалась взъерошенная Антонина Петровна и увела с собой Исмаилова. Через некоторое время дверь кабинета опять распахнулась, и в дверях появилась секретарша школы Раечка, которая поддерживала под руку бледную до синевы Элеонору Дмитриевну, бывшую классную Сеймура. Элеонора оглядела класс, вздрогнула, когда узнала Люду, и, показав на нее пальцем, сказала: «Вот она!» таким тоном, с каким указывал на несчастного Хому Брута гоголевский Вий.

— Павлова! Быстро к директору в кабинет! — приказала Раечка и потащила на себе туда же Элеонору.

— Что случилось-то, Людмилка? — крикнула ей вслед Надя.

Люда непонимающе пожала плечами.

В кабинете директора Люда первым делом увидела Исмаилова. Он стоял у огромного стола для совещаний и был так же бледен, как Элеонора. Классная руководительница 9-го «Г» сидела у противоположной стены в кресле и обмахивалась носовым платком, будто ей было жарко. Секретарша Раечка стояла с ней рядом, держа наготове стакан с водой и маленькую коричневую бутылочку, очевидно, с успокоительным средством. Антонина Петровна сидела с другой стороны Элеоноры на кончике стула, готовая в любой момент вскочить и закрыть собственным телом своих учеников. Директриса, Ольга Константиновна, величественная женщина с высокой прической из подкрашенных голубым цветом седых волос, возвышалась над собственным столом и ритмично постукивала по толстой записной книжке ярко-красной ручкой.

— Проходи, Людмила, сюда, — ласково подозвала ее к себе директриса, но Люда почему-то так испугалась, что не смогла сдвинуться с места. И испугалась она не за себя, она не чувствовала за собой никакой вины. До звона в ушах она испугалась за Сеймура.

— Скажи, пожалуйста, Люда, кто попросил тебя вызвать к мужу Элеонору Дмитриевну? — спросила директриса таким приторным голосом, что Люде сразу стало противно, и она поняла, что у директрисы, видимо, нет ничего серьезного против Исмаилова.

— Я… — начала она, но Сеймур ее перебил:

— Я ее попросил.

— Почему же раньше нам не сказал, кого попросил?

— Нипочему! — зло бросил ей Исмаилов.

— Ясно! — металлическим голосом объявила директриса с выражением нечеловеческого терпения на лице, и тут же сорвалась со своего места Антонина Петровна. Она уже не могла спокойно сидеть на месте. Ей надо было действовать, и она спросила:

— А зачем ты ее попросил, Сеймур? Разве нельзя было не втравливать в свои дела Люду? — Она смотрела на Исмаилова с ужасом. Вот она, эта ложка дегтя, которая разливается по меду ее класса. Не зря она сопротивлялась его переводу в 9-й «А». То ли еще будет?

— Я уже отвечал на этот вопрос, — буркнул Сеймур.

— Ответь, пожалуйста, еще раз.

— Потому что Элеонору Дмитриевну действительно ждал муж.

— Почему ты ее сам не позвал?

— Вы прекрасно знаете, что с Элеонорой Дмитриевной у нас плохие отношения.

— Тебя действительно просил об этом ее муж или ты, увидев его, по своей инициативе решил вызвать к нему Элеонору Дмитриевну? — опять решила взять допрос в свои руки директриса.

— Слушайте, чего вы ко мне привязались? — не выдержав, перешел на крик Сеймур. — Спросите у него сами!

— Мы обязательно спросим, но хотелось бы слышать твою версию, — еще более терпеливо, вызывающе спокойным тоном, от которого хотелось лезть на стену, проговорила директриса.

— Он меня попросил! Я уже сто раз это сказал и больше ничего говорить не буду. — Сеймур демонстративно отвернулся к окну, а Люда никак не могла понять, в чем, собственно, состоит суть вопроса. Она обвела взглядом учителей и решилась спросить:

— Да что все-таки случилось? Я ничего не понимаю!

— А дело, Людочка, в том, что, пока Элеонора Дмитриевна ходила на встречу с мужем, из ее кабинета пропал журнал 9-го «Г».