Шрифт:
Радость необычайная, радость невыразимая! Достигли путники башенки!
Пошел в башенке дым коромыслом.
Снова пляс, снова смех, снова песни.
Прибежали Белки-мохнатки, притащили кулек каленых орехов, вылез из отдушника Чучело-чумичело, прискакала Лягушка-квакушка о двух задних лапках, выполз Червячок из ямки, явился и сам Волчий Хвост, улыбался Хвост поджаро, болтался.
А гадкий Зародыш сел на корточки в угол, ударил в ладошки, — и начались хороводы.
Водили хоровод за хороводом, из сил выбились.
Коза всех перебодала, да и опять в лес за кленовым листочком, только Козу и видели. А Чучелу-чумичелу чуть было Котофей Котофеич не съел: такая у Чучелы соблазнительная мышиная мордочка выросла!
— Э-эх, кум, — пенял Коту Чучело, — не говорил ли я тебе, что ты меня съесть захочешь?!
Кот извинялся.
Кучерище сидел в окне, ел игрушки, головой поматывал.
То-то веселье, то-то потеха!
Насилу Зайку спать в кроватку уложили, — так разрезвилась, из рук вон.
И три дня пировали в Зайкиной башне.
На четвертый день утром приступил старый кот Котофей Котофеич к Зайке, тронул Зайку лапкой, сказал Зайке:
— Отпусти меня, Зайка, отпусти, беленькая, из башенки по свету погулять, выхолил я тебя, Зайку, вынянчил, пора и на волю мне.
Утерла Зайка слезки себе пальчиком, погладила по шерстке Котофея Котофеича и говорит:
— Как же я без тебя жить буду, Котофей Котофеич, меня Буроба съест.
— Не съест, Зайка, не съест, беленькая, где ей, ну а придет старая, ты только покличь, я и вернусь в башенку.
Поцеловала Зайка Кота в мордочку, вытащила из новой сумочки любимый свой бисерный кошелечек с павлином, подарила его на память Котофею Котофеичу.
— Голубушка беленькая, Зайка моя! — прослезился растроганный Кот.
Так и покинул Котофей Котофеич Зайкину башенку, пошел с палочкой по свету гулять.
И осталась Зайка одна в башенке, надела себе Зайка золото на пальчики, взяла у Зародыша афту — такую краску, размазала афту на дощечку и стала свой собственный портрет писать.
Придет старый кот, вернется Котофей в башенку, Зайка ему портрет и отдаст.
— Афта-афта! — гавкал в трубе собачонкой Васютка, сынишка Кучерищев, стерег башенку.
Петушок-золотой-гребешок на заре по заре распевал петушиные голосистые песни.
И играло солнце над башенкой так весело, весеннее.
1905 г.
Медвежья колыбельная песня *
1906 г.
К Морю-Океану #
Мышиными норами
Котофей Котофеич *
Котофей Котофеич все хмурился. Сентябрем смотрели подслеповатые его добрые глаза. Ходил Кот по башне угрюмый. Уж Алалей и Лейла и так и сяк к Коту, — ничего не действует: все не так, все не по нем. По ночам, случалось, ни на минуту глаз не заведет, без сна просидит Кот до утра с тигром да с птицею. Верные звери: тигр— железные ноги, веревочный хвост, да рябая, глазатая птица— железный клюв, без головы, — Котофеевы верные звери как-то таинственно перемигивались с своим взлохмаченным другом.
Наступали теплые дни. Таял снег. Байбак проснулся. Вышел из норки Байбак, начал свистать. На ранней заре Алалей и Лейла ходили к озеру с круглым хлебом встречать весну. Но и весна не развлекала любимца их, старого Кота.
«Да не случилась ли какая беда с беленькой Зайкой?» — подумалось им, когда, разбирая голубые подснежники, вспомнили они прошлый веселый год — свое путешествие посолонь.
— Вы догадались, — сказал Котофей Котофеич, — с Зайкой случилась большая беда.