Близ города Ауфидены Варинию пришлось вступить в битву со всем войском Спартака, который преследуя римлян по пятам, сумел прижать их к горной гряде. Проявив мужество и находчивость, Вариний вырвался из окружения всего с четырьмя тысячами легионеров. На поле битвы осталось лежать полторы тысячи римлян, около восьмисот римлян сдались в плен.

Спартак проявил к пленникам свойственное ему великодушие, даровав всем свободу. Почти половина пленных легионеров, из числа бедняков и вольноотпущенников, остались в войске Спартака.

Слава о непобедимости Спартака с поразительной быстротой распространилась по Кампании, Лукании и Самнию. Беднота и беглые рабы толпами шли в лагерь восставших, разбитый под Ауфиденами. Это был первый римский город, жители которого не испытали на себе грабежей и насилий со стороны восставших рабов.

Власть Спартака в эти дни, наполненные победами и быстрыми переходами, была сильна и непререкаема. Для укрепления дисциплины в своем воинстве Спартак ввел обязательные наказания вплоть до смертной казни для насильников и мародеров. Теперь, помимо отряда конных телохранителей, подле Спартака постоянно находился отряд экзекуторов из числа бывших римских легионеров, не понаслышке знакомых со способами наказания за различные провинности.

Это нововведение Спартака не понравилось многим вождям восставших. Сильнее всех были недовольны этим гладиаторы-галлы во главе с Криксом, а также кое-кто из самнитов и луканцев, не забывших жестокостей римлян по отношению к их соплеменникам во времена Союзнической войны. Эти люди жаждали мести, считая, что у них есть на это полное право.

В середине октября на одном из военных советов по этому поводу среди вождей восставших разгорелся нешуточный спор. Все началось с того, что Спартак приказал отпустить на свободу всех римлянок, плененных восставшими в разных городах Кампании. Эти пленницы являлись наложницами гладиаторов, выдвинутых в командиры сотен и когорт. Римлянки находились в обозе, где за ними присматривали рабыни, сбежавшие от своих господ. Нельзя сказать, что эти пленницы были большой обузой для войска восставших. Однако Спартаку не нравилось, что бывшие невольницы устроили в обозе своеобразный притон, уступая за деньги плененных римлянок всем желающим утолить свою похоть. Это не только развращало воинов, но и толкало их на грабежи, ведь для оплаты интимных услуг с них требовали золото и серебро. В конечном итоге, это опять-таки подрывало воинскую дисциплину.

Об этом и заговорил Спартак, собрав военачальников в своем шатре.

Первым Спартаку возразил Крикс.

— Брат мой, всем нам понятно, что ты радеешь о боеспособности нашего войска, как никто из нас, — молвил Крикс. — Однако тебе не следует забывать, что наши воины — обычные люди, которым порой хочется женских ласк, пусть даже и за деньги. Ты запретил грабежи и насилия во время движения нашего войска мимо кампанских городов. Что ж, эта мера, пожалуй, оправданная, если исходить из череды наших недавних побед. Но этот запрет все-таки не может уничтожить плотские желания наших воинов, сдерживать которые очень нелегко. Наличие наложниц в нашем обозе в какой-то мере позволяет нашим воинам вкусить наслаждений, коих они были лишены, влача рабскую участь. Лишившись этих наслаждений, наши люди озлобятся, ударятся в пьянство, а то и вовсе начнут разбегаться.

С Криксом согласились все военачальники-галлы, имевшие не по одной наложнице. Их общее мнение выразил Брезовир.

— Римляне, в отличие от нас, имеют дом и семью. Всякий римлянин также может в любом городе пойти в лупанар и купить себе на ночь блудницу, — сказал он. — Богатые римляне могут позволить себе иметь сколько угодно красивых рабынь для ублажения своей похоти. Мы же, обретя свободу и сражаясь за нее с римскими легионами, лишены семей и крова. Дом и семью нам, бывшим рабам, заменяет наш походный лагерь. Свобода без обычных жизненных удовольствий превращается в некое безрадостное и бессмысленное существование. Нельзя требовать от наших воинов соблюдения дисциплины, ничем не поощряя их за это. Если римляне, вступая в войско, присягают своему государству, которое и карает их за мародерство, то мы, гладиаторы, никому не присягали. Наша война с Римом есть просто способ выживания в этой враждебной для нас стране.

— К чему приведет наше милосердие, Спартак? — вторил Брезовиру Ганник. — Если римляне все же разобьют наше войско, то всех нас ожидает смерть на поле битвы или на кресте. Римлянам будет совершенно неважно щадили мы женщин в захваченных городах или насиловали всех подряд. Мы беглые рабы, поэтому считаемся для римлян людьми вне закона!

Кто-то из военачальников, поддерживая Спартака, упомянул про беглых невольниц, занятых приготовлением пищи и врачеванием раненых. Среди этих женщин немало таких, кто имеет любовную связь с кем-то из воинов Спартака. Эти отношения не предосудительны, ибо создают хоть какое-то подобие семей в гладиаторском войске. Поэтому беглых рабынь следует и впредь принимать в войско восставших, а для плененных римлянок здесь совсем не место, поскольку издевательства над ними развращают воинов.

— Любая безнаказанность порождает бессмысленную жестокость и неповиновение начальникам, — сказал самнит Арезий. — Я полагаю, нам еще рано думать об удовольствиях, так как сегодня мы воюем с бездарным претором Варинием, а какой римский полководец придет ему на смену — неизвестно. Одна-единственная проигранная нами битва может обратить в ничто все наши прошлые успехи.

Соглашаясь с Арезием и теми вождями, кто разделял его мнение, Крикс все же продолжал стоять на своем.

— Беглых невольниц в нашем обозе конечно много, но не настолько, чтобы все наши воины смогли подыскать себе супругу среди них, — молвил Крикс. — Я рад за тех наших братьев, и за Спартака в том числе, кому посчастливилось обрести любимую женщину среди этих опасностей и тревог. А как быть мне? Как быть тем из наших воинов, кто до сих пор не познал любви с той единственной и желанной?.. Кто-то из этих людей, а может, и я сам, в скором времени, возможно, будет убит в сражении. Зная об этом, многие наши люди и отваживаются на бесчинства, спеша мстить рабовладельцам и вкусить недоступных доселе наслаждений. Разве они виноваты в этом? Но даже если и виноваты, то разве они не заслуживают снисхождения?