— Я знаю, милая, — мягко прервал ее Ричард. — Я все знаю.

«Милая». Он назвал меня «милая», подумала Одри.

— Все? — эхом переспросила она. На какой-то миг она подумала, что Ричард знает и о ее чувствах к нему.

Одри посмотрела в его глаза, и весь мир вокруг словно растворился в их серой дымке. Как выразить словами то, что она сейчас чувствовала? Как рассказать Ричарду о той сумятице, что он внес в ее жизнь?

Завороженная взглядом его глаз, Одри не выдержала. Ее секрет, ее тайна, которую так трудно было скрывать, выплеснулась наружу:

— В таком случае я должна признаться, что сотни раз мечтала о том, чтобы отцом моего малыша был ты, если бы с тобой встретились раньше. Потому что я люблю тебя, Ричард.

В глаза Ричарда мгновенно вернулась настороженность. Одри уже было знакомо это выражение — словно в стакан с водой бросили кубики льда. Глаза Ричарда становились такими, например, всякий раз, когда при нем упоминали имя его бывшей жены.

Ричард не отпрянул, не отвел взгляда, но Одри с почти физической болью ощутила, как он отстранился от нее после этих слов — улитка, заползшая обратно в свою раковину. Его реакция ошеломила Одри. Неужели он не подозревал, что она полюбила его?

Одри едва поборола в себе желание зажать обеими руками рот, словно нерадивая школьница, сболтнувшая глупость во время ответа у доски. Что же я наделала! — мысленно простонала она, коря себя за глупость. Ничего особенного — всего лишь разрушила ту прекрасную дружбу, что была между нами. Всего лишь тремя словами — «я люблю тебя».

— Одри… — Ричард запнулся, не зная, что сказать.

Одри в ужасе прикрыла глаза. Своей несдержанностью она поставила Ричарда в неловкое положение! Теперь он будет мучиться, боясь задеть ее своим ответом. Да и нужен ли ответ? Все понятно без слов — Ричард ее не любит.

Ричард откашлялся и, избегая смотреть Одри в глаза, пробормотал:

— Я думаю, это гормональное. Я имею в виду твою сентиментальность.

Да, Ричард меня не любит, повторила про себя Одри. Да и почему я вдруг решила, что такое возможно? Потому, что он последние три недели готовил для меня, укладывал меня спать, заставлял пить молоко, покупал приданое для малыша? Боже, как я была глупа и самонадеянна! Он делал все это потому, что он — Ричард Андервуд. Человек, который всегда делает то, что положено. О попавших в беду женщинах положено заботиться — вот он и заботился. Ничего больше. Ничего личного.

Всю обратную дорогу до дома Одри они молчали. Ричард казался целиком погруженным в свои мысли, Одри ругала себя и свой глупый язык, произнесший слова, которых Ричард вовсе не хотел слышать.

Остановив машину, Ричард повернулся к Одри. Его левая рука продолжала лежать на руле, из-под манжета выглядывал «роллекс». Даже когда мне исполнится сто лет и я выживу из ума, с грустью подумала Одри, часы «роллекс» всегда будут напоминать мне о Ричарде.

— С тобой все в порядке, Одри?

Что ж — Одри начинала сердиться — во всяком случае не я предлагаю продолжить наш недавний разговор.

И она сказала то, чего никогда не сказала бы прежняя Одри:

— Тебя интересует, все ли со мной в порядке? Хорошо, я отвечу. Я поднесла тебе свое сердце на блюдечке, а ты вернул мне его обратно. Так что мой ответ — нет, со мной не все в порядке. Со мной все не в порядке, если быть точной. Но тебе не стоит беспокоиться: со мной все будет в порядке. Обязательно будет.

Холодная, едва сдерживаемая злость, с которой Одри произнесла эти слова, озадачила Ричарда. Он долго молчал, глядя на нее, потом произнес:

— Одри, не надо так. Не думай, что я перестану заботиться о тебе.

Эти слова нисколько не остудили жгучую обиду Одри. Да, с горечью подумала она, в том-то все и дело. Ты будешь продолжать заботиться обо мне, готовить для меня, делать за меня покупки, но — не любить меня. Я снова совершила ошибку, полюбив мужчину, который с самого начала был недосягаем для такой простушки, как я. Одри Маллиган — беременная, брошенная любовником, почти нищая, и Ричард Андервуд — успешный, состоятельный, красивый — разве можно придумать пару более нелепую? Но я полюбила именно этого мужчину, а он не может ответить на мою любовь. У неразделенной любви горький вкус.

Решение пришло само собой. Одри сделала глубокий вдох и сказала:

— Я думаю, ты был прав.

— Когда? — Голос Ричарда был нежным, заботливым — и это было невыносимее всего.

— Когда сказал, что моя сентиментальность — это гормональное. Так, кажется? — Одри набрала побольше воздуху и продолжила: — Я просто дала волю эмоциям, вот и все. Расчувствовалась. Когда я сказала, что… что люблю тебя, я не имела в виду… — Одри запнулась, — ничего такого… Ты понимаешь? Ничего личного.