Шрифт:
– Кто?
– Этот татуировщик. Мне кажется, он придет опять... Сегодня ночью, завтра или послезавтра, но придет.
– Я прикажу установить за вашей палатой наблюдение, - сделал профессор запись в ежедневнике.
– Да?
– посмотрела девушка огорченно.
– Да, - ободряюще улыбнулся профессор.
– А чтобы вы окончательно успокоились, скажу, что от ваших татуировок через полгода останутся одни воспоминания – они сделаны нестойкими красками.
– Нестойкими красками?..
– огорчилась девушка.
– Как жаль...
– Вы свободны, мадмуазель, - улыбнулся тот.
– Через десять минут у вас душ Шарко.
– Я помню, профессор, - кивая, удалилась Моника.
5. Nuthouse
– А теперь, я думаю, вы хотите осмотреть мадемуазель Лиз-Мари Грёз?
– вопросил профессор Перен, когда дверь за Моникой Сюпервьель затворилась.
– Certainly, doctor, Но не в морге – я сыт им по горло, - рассеянно ответил Пуаро. По его лицу невозможно было понять, о чем он думает - о предстоящем ужине или деяниях Потрошителя.
– К сожалению, должен вас покинуть, - встал с места Гастингс.
– Через десять минут я должен быть у диетолога.
– Конечно, конечно, идите, - разрешил профессор, сосредоточенно крутивший телефонный диск.
Смущенный Гастингс ушел, осторожно притворив за собою дверь. И Перен, и Пуаро знали о нежных его чувствах к мадмуазель Лиз-Мари. И сообразили, что причиной ухода со сцены верного оруженосца Пуаро было нежелание лицезреть девушку в составе следовательского консилиума.
– Будьте любезны, пригласите к телефону Лиз-Мари, - соединился профессор с обеденным залом.
– Ах, это вы, мадмуазель? Извините, не узнал, богатой будете. Зайдите, пожалуйста, в мой кабинет... Хорошо... Жду.
Положив трубку, Перен обратился к Пуаро:
– Ну как? Появились у вас какие-нибудь соображения?
– Соображений нет, есть просьба.
– Говорите.
– Не мог бы я ознакомиться с историями болезни пациентов? Может быть, обнаружится какой-нибудь талантище в области нанесения изображений на полотна, в том числе, телесные?
– Ни в коем случае, мистер Пуаро, ни в коем случае. Вам известно, что такое врачебная тайна, тем более, частная врачебная тайна?
– Так мне не нужны сведения о состоянии печеней, сердец, мозгов и сосудов ваших пациентов. Моим сереньким клеточкам нужны сведения об их профессиях, квалификации, хобби, наконец...
– Профессии, квалификации и хобби моих пациентов – святая святых врачебной тайны, - насупился профессор.
– Тем не менее, вечером я пересмотрю истории болезни, хотя и так прекрасно их помню. И вряд ли что-нибудь особенное упустил или забыл.
– Еще было бы неплохо, если бы слесарь осмотрел замки, - сказал Пуаро, жалея, что в кабинете профессора нет зеркала, и потому он не сможет оценить свой вид перед визитом девушки.
– Он их осмотрел и следов отмычек не обнаружил. Замки, скорее всего, были открыты «родными» ключами.
– А сколько их?
– Три на каждый номер. Один, естественно, находится у жильца, второй – у Жерфаньона, третий - у меня в сейфе, - указал Перен на сейф, стоявший в углу кабинета.
В дверь тихонько постучали. Профессор сказал:
– Да!
– и явилась Лиз-Мари. Более чем смущенный Гастингс вошел следом - видимо, девушка упросила кавалера не оставлять ее одну в такой ответственный момент.
Рассмотрев, во что она одета, Пуаро огорчился. Сыщик понял, что ему, при наличии отсутствия кушетки в кабинете профессора, придется наблюдать нечто похожее на стриптиз, а он, хотя родная мать и была гражданкой США, к бесстыдным американским штучкам относился более чем предосудительно.
– Лиз-Мари, не могли бы вы продемонстрировать нашему Пуаро татуировку?
– обратился к девушке Перен, с удовлетворением отметив реакцию сыщика.
– Это необходимо следствию.
Пуаро как в воду смотрел:
– Конечно, профессор, - порозовела официантка, в юности всерьез подумывавшая о карьере стриптизерши.
Это было нечто для Пуаро, не так давно переставшего помадить волосы и спать в наусниках.
Сначала Лиз-Мари, и в самом деле, решившая покуражиться над мужчинами, изящно скинула халатик (он белой птицей улетел к ногам Пуаро).
Затем, тряхнув каштановыми волосами, так обожаемыми Гастингсом, артистично избавилась от форменного жакета (Перен вяло постучал коробочкой с пилюлями по столу).
Сделав паузу (давая время чертикам в глазах разойтись), взялась за верхнюю пуговицу кофточки.
– Кофточку и остальную одежду снимать не надо. Просто приподнимите полы, - попросил Пуаро, кляня в мыслях свою профессию: «Эта чертова работа! С чем только не приходится сталкиваться!»
Девушка приподняла подол до груди, и глаза у Пуаро второй раз за день расширились. Он прошептал: