Пуаро ощупал пик сыщицкими глазами, не найдя в нем ничего интересного, спросил:

– Вы, как я понял, хотели мне что-то конфиденциальное сообщить?

– Да...
– продолжала смотреть женщина вдаль.
– В моем жилище могут быть «жучки».

– Вот как?!
– глаза Пуаро устремились к «Трем Дубам».
– И кто же их мог установить?

– Тот, кто хочет знать все...

– Профессор Перен?

– При чем тут профессор Перен? Вы не понимаете, Эркюль, это не паранойя, - впервые за все время знакомства мадмуазель Генриетта назвала Пуаро по имени.
– Дело настолько важно, что мы с вами должны исключить любую возможность утечки информации.

– О каком деле вы говорите?
– в голосе Пуаро прозвучала нотка раздражения. Он подумал, что «дело» придумано только лишь затем, чтобы затащить его в это романтическое место. Зачем? Он и так побежал бы сюда хоть днем, хоть ночью. Конечно же, хорошо подумав, побежал.

– Несколько месяцев назад я вышла перед сном на веранду полюбоваться звездами, не поверите, они были с кулак тогда, - восторженно глядя, показала Пуаро сжатый кулачок (жест этот показался сыщику не вполне приличным).
– И на шезлонге обнаружила пакет, перевязанный бечевкой. На нем мужским почерком было написано «Г.П. от Ж.М». Сначала я ничего не поняла – ни с каким Г.П. и, тем более Ж.М. я никогда не была знакома. Однако, подумав, пришла к мысли, что Г.П. – это, скорее всего, я. Но в Эльсиноре такую аббревиатуру могли отнести на мой счет лишь ограниченное число господ. И никому из них никогда бы не пришло в голову подбрасывать мне письма, тем более, ночью. Заинтригованная, я вернулась в дом, вскрыла пакет. В нем был другой пакет и записка, адресованная мне. Почерк, которым была она написана, был тот же, что и на первом конверте. Вот, взгляните.

Мадмуазель Генриетта вынула из сумочки вдвое сложенный листок писчей бумаги, протянула Пуаро. Взяв его и развернув, тот прочитал:

Милая Генриетта!

Я уверен, вы меня не помните, но, увы, мне больше не к кому обратиться. Сразу перейду к делу, чтобы не дать чувствам, теснящимся в моей душе, излиться неуправляемым вешним потоком. Вы должны знать: жизнь многих обитателей Эльсинора находится в смертельной опасности. Поэтому я прошу Вас передать приложенный к письму пакет человеку, который очень скоро полюбит Вас, как полюбил Вас я. Я уверен, любовь – это очень простая штука, и глубоко полюбить одну и ту же женщину, могут лишь глубоко похожие люди. Отдайте этот пакет этому человеку, и он закончит то, что не удалось закончить мне.

С уважением и любовью!

Ваш Ж.М.

P.S.

Я жалею лишь об одном... Я жалею, что не встретился с Вами раньше, в дни юности. Случись это, у нас с вами родился бы маленький розовый сыночек.

А впрочем, я ни о чем не жалею - я видел Вас, говорил с Вами, мечтал о Вас, а что еще можно пожелать смертному человеку?

Пуаро внимательно прочитал письмо. Сложил лист. Задумался. Его недоверчивый ум торопливо, как живой компьютер, перебирал одну гипотезу за другой. «Сама написала? С какой целью? Решила сыграть со мной театр? Или просто хочет возбудить во мне ревность? Но я много старше, меня не надо добиваться, просто поманить пальчиком... раз десять поманить. А может, она просто психопатка? Или кто-то использует ее в качестве третьего лица, использует, чтобы посмеяться над Пуаро?»

– Эркюль, я чувствую, вы подозреваете, это письмо написала я...
– сладко прикоснулись к его руке пальчики мадмуазель Генриетты.
– Может, не стоит пока этого делать? Вскройте конверт, ознакомьтесь с его содержимым, а потом уж судите...

– Извините, мисс, - перебил ее Пуаро, старательно поправив усы.
– Эта привычка все обдумывать, всегда вредила мне, как человеку. Если бы вы знали, как я удивительно глуп, когда не думаю...

– К сожалению, у меня не было возможности убедиться в этом – вы всё думаете и думаете...

– Я, конечно же, ознакомлюсь с содержимым этого таинственного пакета...
– сказал Пуаро, чувствуя, что краснеет.
– Он у вас?

– Да. Я долго думала, отдавать вам его или не отдавать. И, в конце концов, решила вас не беспокоить. Но этот случай с Моникой, на первый взгляд комический, изменил ситуацию в корне - я поняла, началось что-то жуткое, началось то, что предрекал этот Же Ме...

– Возможно, Же Ме просто был романтиком – ведь романтики нравятся женщинам, потому и существуют во множестве...
– сказал Пуаро с истинно французской галантностью.

– Это вам решать, - достала мадмуазель Генриетта пакет из сумочки.
– Возьмите его.

– Спасибо, - поместил он последний во внутренний карман пиджака.
– Я займусь им у себя.

Дело, сведшее их в башне, было закончено, женщина посмотрела тягуче, и Пуаро разоткровенничался:

– Знаете, я давно хотел вам сказать...

– Что? Говорите, не раздумывая, а то опять не скажете!

– Хорошо, скажу. Мне иногда кажется, что я давным-давно вас знаю...

– И между нами давным-давно всепроизошло?!
– подалась к нему.

– Да...

– И мне это кажется... Мне даже кажется, я помню прикосновения ваших рук. И с закрытыми глазами отличу прикосновение правой ладони от прикосновения левой.

Для Пуаро это было слишком, он готов был бежать прочь, но сдержался, лишь взор его, испуганно слетев с лица женщины, метнулся к горам.

– Объясните мне, пожалуйста, почему эти каменные нагромождения так привлекают ваш взор?
– спустя минуту спросил сыщик, опасаясь, что от жара щек растают горные снега.

– Понимаете, горы – это то, что стремится вверх. Все остальное распластывается по поверхности, как вода. А они стремятся к небу, они стремятся ввысь...