— Да. То же самое с ним может проделать и кир Аврам. Мы лишим его цельности. Удвоим нашего гостя. Разделим в нем мужское и женское время. И пусть он, такой удвоенный и расщепленный на собственную мужскую и женскую природу, проведет остаток жизни в попытках привести свои четыре руки и две головы в гармонию со своим единственным сердцем. Таким образом, рано или поздно он сам себя подстережет в засаде…

— Это может получиться у нас даже раньше, чем он заснет, если мы сможем пробраться в один из его прежних снов…

С этими словами Коэн встал с кресла и посмотрел в окно. Там виднелась Сава со множеством огней по берегам. Было слышно, как по улице идет трамвай «двойка», как он спускается с калемегданского холма и подползает под мост. Коэн через занавеску прижал к стеклу муху и раздавил ее.

— Откуда ты знаешь, что он придет сегодня вечером? — нарушил тишину Масуди. — Сколько нам его ждать? Всю ночь?

— Он приглашен, — сказал доктор Сук. — Что помешает ему явиться?

— Что он, сумасшедший, чтобы прийти? И сам знает, что от нас ему добра ждать не приходится, — заметил Коэн.

— Он придет не из-за нас. Придет из-за тех, кто собрался по соседству, в доме номер сорок четыре. Их жизни он пощадил. Они примут его как благодетеля. Впрочем, мертвые не могут видеть живых. Весьма возможно, что он уже давно заявился, сидит где - нибудь здесь, прямо в этой комнате, и слушает, о чем мы говорим. Или ужинает рядом, в Доме, выкрашенном чаем, с еще несколькими гостями, среди которых находится и кир Аврам. Но это не может помешать нашим планам. Так что предлагаю вам начать охоту.

В этот момент я, устроившийся в кресле и с самого начала присутствовавший при этом разговоре, столкнулся с необходимостью что-то немедленно предпринять, чтобы не превратиться в дичь. Причем я мог сделать это незаметно, ведь мертвые не видят живых. Я осторожно пробрался между ними и подошел к дубовой двери, готовясь удрать. В тот момент, когда я взялся за дверную ручку, я услышал, как на улице зазвонил трамвай «двойка», и почувствовал, что дверь, к счастью, не заперта на ключ и что с той стороны, из Дома, выкрашенного чаем, на ручку кто-то резко нажал…

Давайте я сначала представлюсь. Меня зовут Ингерина.

Я всегда испытывала особую симпатию к Лене, героине этого повествования, хотя она и относится к тем людям, которым при прощании приходится говорить «до свидания» по меньшей мере пару раз. Но все-таки у нее была акустическая душа, в которой эхо откликалось всегда дважды, с долгой тихой паузой между откликами. И кроме того, обе мы жили в одном и том же рассказе.

«Существует такой возраст, когда на ладони начинают расти усы. Сначала у мальчиков, а потом и у девочек. Эти усы не видны, однако всем известно и то, что они есть, и то, почему они появляются. Те,

у кого их еще нет, услышав подобную новость, смотрят себе на руки и этим выдают свою тайну…» — так со смехом думала Лена, поднимаясь по ступенькам дома номер девять по улице Светозара Радича. Вход был со двора, там, где в каменную ограду сада был встроен великолепный камин из тесанных блоков песчаника. Рядом с ним росла высокая туя, похожая на кипарис. Лена снимала здесь, на первом этаже, квартиру, а точнее, одну довольно большую комнату, наполненную речным ветром с Савы. Полки с книгами какого-то покойника закрывали все стены до потолка, а в углу стояла чья-то кровать с бесчисленными подушками, жесткая, будто скамья. Книги были откормленными, как и любые книги, которые никто не читает. К одной из полок, прямо поверх книг, было приделано зеркало с дыркой в углу. Все помещение пропахло кожей и давно выкуренными трубками. Когда-то оно было мужским. Сейчас через одно окно проникал запах паприкаша, а через другое — сбежавшего молока.

Въехав в квартиру, Лена вытащила из одного кармана и спустила на пол кошку, а из другого извлекла зубную щетку. Достала из рюкзака компьютер и поставила его на умывальник, в котором так и так не было воды, а на окна вместо занавесок повесила два своих летних платья. С того дня она каждую субботу уходила в зоопарк, располагавшийся неподалеку от дома, и записывала там птичьи голоса. Начала она с чибиса и потом продолжила по списку, составленному из названий птиц, упоминавшихся в произведениях Шекспира. Она хотела получить их общую песню и потом попытаться по ней что-то прочесть. А по четвергам она причесывалась на пробор, приклеивала на него нитку мелких стеклянных бус, которые свисали через лоб до переносицы, пускала на полную мощность музыку из кинофильма «Парк юрского периода» и собирала в этой комнате нас, своих однокурсников с факультета, где она училась. Эти сборища проходили у нее каждый четверг с одиннадцати вечера и до упора.