Для вручения самолетов в полк приехали Председатель Президиума Верховного Совета Латвийской ССР А. Кирхинштейн и секретарь ЦК Компартии Латвии Я. Калнберзин. На аэродроме под гвардейским знаменем был построен весь личный состав. Летчики, которым должны были вручить самолеты-подарки, стояли на правом фланге. В нашей эскадрилье этой чести были удостоены капитан Сибирин, старший лейтенант Запаскин, старшина Лобашов, сержант Баландин и я. Гвардии старшина Борис Ляпунов от имени всего летного состава заверил руководителей партии и правительства Латвийской ССР в том, что полк будет следовать славным боевым традициям революционных латышских стрелков. На митинге мы дали клятву отомстить ненавистным фашистам за муки, которые они принесли нашему народу.

Борис Ляпунов — один из тех, кто приумножил славу полка. Этот двадцатитрехлетний широкоплечий парень с голубыми глазами был застенчивым тихоней на земле и отчаянным смельчаком в небе. Если Ляпунов встречался с врагом, то же выходил из боя до тех пор, пока не израсходует весь боезапас. Борис всегда оказывался там, где жарко, часто попадал в смертельно опасные ситуации. Как-то он вернулся на своем Яке с обрубленной левой консолью и огромной дыркой от вражеского снаряда в стабилизаторе. Все удивлялись, как только дотянул до аэродрома. Ляпунов дрался отчаянно. И успех сопутствовал ему. Это по его примеру в эскадрилье стало традицией, возвращаясь с победой, крутить над аэродромом на бреющем полете "бочку" — одну из фигур сложного пилотажа. Однажды Борис сделал "бочку" дважды — это значило, что в бою сбито два фашистских самолета. О бесстрашном истребителе писали газеты, печатали его портрет. Он и погиб геройски. В воздушном бою над Ельней Ляпунов пожертвовал своей жизнью во имя спасения других: пошел на смертельный таран, но не дал возможности фашистскому "Юнкерсу" сбросить бомбы на головы наших войск. Таков был этот простой русский парень.

Вскоре мы перелетели на один из прифронтовых аэродромов в

Калужской области и вошли в состав 303-й авиационной дивизии Западного фронта, которой командовал генерал-майор авиации Георгий Нефедович Захаров, опытный летчик, требовательный и справедливый командир.

— У меня с фашистами давние счеты, — часто говорил генерал.

Георгий Нефедович сражался с немецкими и итальянскими пиратами

еще в небе Испании, а в 1938 году бил японских самураев. За летное мастерство, отвагу и мужество он был впоследствии удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

Через несколько дней полк перебазировался в Хатенки, близ Козельска. Аэродром находился в 30 километрах от линии фронта и располагался вдоль березовой рощи, что обеспечивало хорошую маскировку как самолетов, так и командного пункта. Летный состав разместился в ближайшей деревушке, а технический состав и батальон аэродромного обслуживания — в землянках неподалеку от аэродрома. Поскольку тогда в этом районе авиация противника особой активности не проявляла, наша эскадрилья перебазировалась в район Увертное, в 10–12 километрах от линии фронта, для перехвата вражеских самолетов, прикрытия железнодорожной станции Сухиничи и ведения разведки.

После отъезда из части Ивана Жука моим ведущим был командир звена младший лейтенант Дмитрий Лобашов. К тому времени и я получил первое офицерское звание — стал младшим лейтенантом. Это событие было приурочено к 25-й годовщине Красной Армии, гак что мы, вчерашние сержанты, отмечали двойной праздник.

Вечером летному составу приготовили торжественный ужин. Каждый разглядывал свои новенькие погоны со звездочками. К нам подсел замполит, поздравил и, как бы между прочим, спросил:

— А знаете ли вы, когда на Руси было введено ношение погон и учреждены первые офицерские звания? Кто-то выпалил:

— При царе Николашке…

— Ну, друзья, с такими знаниями из вас историков не получится, рассмеялся замполит. — Офицерские звания были введены еще в стрелецких полках, в 1680 году. Впервые в русской армии погоны ввели в 1732 году. Сперва их носили на одном левом плече, а с 1802 года — на обоих плечах мундира. У офицеров погоны были из галуна, а у нижних чинов — из сукна. При Петре I разработана табель о рангах, введен чин поручика, а затем майора и подполковника… Надеюсь увидеть вас и в этих званиях.

— Куда нам, — сказал я. — Разве до таких чинов дослужишься?

— Э, брат, плох тот солдат, который не мечтает быть генералом, улыбнулся замполит и поднял тост за молодых офицеров.

Мы пели, танцевали, любовались новенькими погонами. Из столовой вывалили веселой, шумной компанией и разошлись по домам. Нужно было выспаться, чтобы завтра быть работоспособными. Праздник — праздником, а служба — службой. Война не позволяет много торжествовать. Она постоянно тебя куда-то торопит, и из-за этого всегда не хватает времени. В училище, бывало, день годом казался, а здесь не успеешь оглянуться, как он проскочит.

В один из погожих дней мы выполнили полеты на групповую слетанность и провели свободный учебный бой. У меня уже был опыт ведомого, поэтому мы с Лобашовым быстро поняли друг друга. Я строго выдерживал свое место в строю. В учебном бою успехи у нас были переменные, однако зайти в хвост для прицельного огня ни мне, ни ведущему не удалось. Наши самолеты имели одинаковые летнотактические качества. Все зависело от мастерства и опыта летчика, от его умения выжать из машины все возможное, выполнить такой маневр, чтобы он был неожиданным и непонятным для соперника, от смекалки. Все маневры, каше мы применяли, быстро разгадывались. Поэтому наш "поединок" закончился, выражаясь спортивной терминологией, вничью.