Шрифт:
Впрочем, исключения были всегда, и не раз бывало такое, что первые два этапа были не в счет, сразу наступал третий, и человек доказывал свое право на принадлежность к степной вольнице саблей и пролитой кровью.
Но то, что я видел сейчас, было вторым этапом. Беглые потрудились в бурлацкой бригаде, не сломались, выдержали тяжкий труд, к ним присмотрелись, и артельный, да пара казаков из станиц поручились за них. И вот они здесь, пришли проситься на работу к Кондратию Булавину, но не как к зажиточному казаку, а как к атаману. Это разница большая, для тех, кто понимает. У одного человека трудиться, путь долгий, но спокойный, а на общину горбатиться, значит быть у всех на виду, выслушивать подначки, подколки и злые шутки, но при этом и работать вместе со всеми бахмутскими казаками. А совместный труд, как известно, сразу показывает, что за люди рядом с тобой.
Пока я гонял эти мыслишки, к площади стянулось еще человек двадцать пять казаков. Настала пора решать судьбу соискателей на звание казака и, понимая, что меня вот-вот, погонят до хаты, я тихонько отошел в сторону и, не отсвечивая, застыл возле стены приказной избы. Вовремя. Меня не заметили, все внимание на атамана и бурлаков. Батя поднимает вверх раскрытую правую ладонь и громко говорит:
– Открываю круг! Браты-казаки, сегодня пришли к нам бурлаки из артели Кузьмы Самойлова. Желают влиться в нашу общину и потрудиться на ее благо. Все ли видят их?
– Да!
– Видим!
– Справные люди! Сразу видать!
На миг тишина и новый вопрос атамана:
– Будут ли к ним вопросы?
– Будут!
Вперед вышел один из бахмутцев, десятник Корнеев, здоровый кряжистый мужик, с сильным волевым лицом. В прошлом сам беглый. Он посмотрел на бурлаков и спросил:
– Кто окромя Кузьмы Самойлова за вас поручился?
Вопроса такого ждали, он традиционный, а потому с ответом не промедлили:
– Тимофей Чуркин из Черкасска, Самсон Татаринов из Рыковской и Иван Наливайко из Аксайской.
– Кто знает этих казаков?
– Корнеев оглянулся на бахмутцев.
– Тимофей мой односум, свой человек, - откликаются из круга.
– С Наливайко на Азов ходили, храбрец.
– Татаринов мне кум.
– Добре, - Корнеев опять смотрит на бурлаков и снова вопрос: - Из каких мест будете и как на Дон пришли?
– С Петровского городка, на стройке работали, да невтерпеж стало, совсем нас замордовали. Ночью холопа царского побили и утекли, а после по Медведице до самого Дона спустились.
– Что умеете делать, кроме как лямку тянуть?
– Мы каменных дел мастера, - отозвались двое.
– Я зодчим был, - высказался третий.
– А я стрелецкий сын, - закончил четвертый.
Корнеев молча кивнул головой, вернулся в круг, и снова слова атамана, который спрашивает бурлаков:
– Почему на понизовье не остались, а к нам пришли?
– С низовыми богатеями беда, совсем зажрались. Батрачь на них как проклятый, а коли в поход пошел, так половину дувана отдай. Помыкались, да и к вам прислониться решили, про вас люди хорошо говорят.
Недолгое молчание Кондрата, и обращение к кругу:
– Что скажете, браты?
– Берем!
– Справные казаки будут!
– Да!
– Согласны!
Рука вверх, выкрики стихают и приговор:
– Вы наши. Община за вас отвечает, но и вы ее не срамите. Дальше, все от вас зависит. Покажете себя, будет вам дело, а нет, так не обессудьте.
– Благодарствуем атаманы-молодцы, - бурлаки кланяются в сторону казаков.
– Круг окончен!
Казаки, подобно воде, отхлынули с площади и разошлись по своим делам, лето зиму кормит. Бурлаков увел Корнеев, а я, было, отправился к дому, но меня остановил отцовский окрик:
– А ну погодь.
– Да батя?
– я обернулся в сторону отца.
– Иди-ка сюда, поговорим всерьез.
За все дни, что я нахожусь в новом теле, с Булавиным мне так толком поговорить и не удалось. Поэтому, я немного заробел. А ну, как решит воспитанием заняться. Что тогда? Хотя, чего раньше времени на себя тоску нагонять, посмотрим, что оно дальше будет.
Отец вошел в приказную избу, а я за ним следом. Прошли внутрь и оказались в просторной комнате. Окна раскрыты, светло. Немного пыльно, но целом вполне рабочая обстановка. Пара столов, табуреты, пара лавок, в углу печь, вот и все присутственное место. Никифор здесь раньше не бывал, поэтому все вокруг для меня в новинку, и я в нерешительности остановился в центре комнаты.
Булавин сел на табурет у стола, облокотился на него и чуть кивнул на лавку рядом с собой.
– Садись.