В саму-то комендатуру я, конечно, не пошел, зачем мне. Свернул метров за триста до нее. Покосившийся забор по правой стороне привел меня к оштукатуренному бетонному кубу размером с просторную двухкомнатную квартиру. Лениво вращались вентиляторы, вделанные в стену на высоте полутора человеческих ростов. Под вентиляторами, возле дыры в заборе, затянутой зарослями прошлогодней крапивы, маялся Синяк — он стоял спиной ко мне и то и дело выглядывал из-за угла, оценивая обстановку. Вел скрытное наблюдение за противником, как это называлось у нас в батальоне.

Я бесшумно приблизился к нему, и он чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда я ткнул ему кулаком в плечо.

— Привет, Хемуль! — торопливо зашептал он. — Там эти… архангелов полный двор! Я в котельную пока решил не соваться, мало ли…

— Молодец, — сказал я. — Четко сориентировался. Значит, сегодня у тебя выходной. Я сам отработаю.

— А это… — тут же расстроился Синяк, но я не дал ему закончить:

— Все нормально. Ты не виноват. Получишь потом у Палыча за полный день.

Синяк повеселел и, раз уж так поперло, с ходу попытался выжать из ситуации максимум:

— Слушай, Хемуль, с утра не похмелялся! И в кармане ни карбованца. А? Мне бы червончик хотя бы до завтра. Трубы горят, что твоя жарка…

— На. — Мне сейчас некогда было обсуждать с ним всякие пустяки, и я сунул ему двадцатку.

Алкаш аж затрясся от предвкушения и благодарности:

— Хемуль, да ты ж мне первейший… Да ты ж… Ты ж настоящий человек, не то что!..

— Палыч потом с тебя вычтет, — вернул я его с небес на землю. — Удержит из зарплаты. Все, дуй в магазин и не светись тут до вечера.

Радужное настроение Синяка не смогло поколебать даже такое мое коварство. Он сунулся в дыру в заборе, однако, будучи человеком ответственным, все-таки выглянул уже с той стороны и озабоченным шепотом поинтересовался:

— А вечером-то что, приходить, что ли?

— Сгинь! — рассердился я. — До завтра! Сказал же: сам отработаю! На кой ляд ты мне тут вечером?

— Сам сказал, — буркнул Синяк. — Ну, если нет, физкульт-привет тогда.

Алкаш исчез за забором, а я решительно вывернул из-за угла и двинулся ко входу в котельную.

Возле черной металлической двери был припаркован джип миротворческих сил. Я дружелюбно козырнул двумя пальцами сидевшему за рулем негру в голубой каске, который флегматично жевал жвачку и гипнотизировал муху, лениво ползающую по внутренней стороне лобового стекла. Ооновец скользнул по мне безразличным взглядом, но никак не дал понять, что увидел меня. У господ из-за океана остро развито чувство собственного достоинства, как у того страуса; замечать рядовых граждан вассального государства, если они не совершают противоправных действий, — определенно ниже их достоинства.

Я ссыпался вниз по металлической лесенке, старательно изображая, что страшно спешу.

— Привет, Палыч! — крикнул я еще издали, чтобы меня было слышно в бытовке котельной. — Прости, я малость припоздал…

— Вот и он, господин капитан! — донесся из-за котла неестественно оживленный голос напарника. — Я же говорил, подождите пару минут — наверняка прибежит…

Я вильнул между гудящими бойлерами, обогнул зацементированный в пол нагревательный котел и заскочил в бытовку. За стареньким колченогим столом, сохранившимся еще с советских времен, сидели кочегар Палыч и капитан миротворческих сил Йоханссон, более известный среди вольных бродяг как Шведская Спичка, полномочный представитель местной комендатуры. Перед Шведской Спичкой стоял стакан с недопитым чаем — гляди-ка, не побрезговал господин европеец скромным местным гостеприимством. Знатный либерал.

— О, у нас гости! — изобразил удивление я. — Здравия желаю, господин капитан!

— Здравствуй, сталкер, — сдержанно отозвался Спичка, буравя меня пристальным взглядом бесцветных глаз.

Я обернулся через левое плечо, посмотрел в проход между бойлерами. Обернулся через правое.

— Вы что-то путаете, гражданин начальник, — заявил я, снова повернувшись к нему. — Нет тут никаких сталкеров. Палыч, это ты, что ли, сталкер? Почему мне ничего не сказал?..

— Ты в дурака-то не играй, — произнес Йоханссон, отодвигая стакан. По-русски он говорил стилистически безупречно, но рудименты чужого выговора в его речи все равно слышались отчетливо. — Это не тебя ли я не так давно брал с поличным?

— Сталкер Хемуль умер, — патетически провозгласил я, воздев очи к потолку. — Признаю, был страшно неправ. Все, с криминалом покончено раз и навсегда, и исключительно благодаря вашим стараниям, господин капитан. Грехи молодости искупил, теперь честно тружусь машинистом в этой замечательной котельной. Да вы же все знаете, я к вам каждую пятницу отмечаться хожу.