Он остался верен своему обычаю стирать у них из памяти все, что они узнали во время их общих прогулок и бесед, но в остальном ни во что не вмешивался, так что Дан и Уна могли свободно беседовать в саду и в парке с самыми необыкновенными личностями.

В историях, которые вы прочтете, я и собираюсь рассказать об этих встречах.

Когда Дан и Уна уговаривались пойти гулять до завтрака, им и в голову не приходило, что сегодня как раз утро Иванова дня. Они только хотели увидеть выдру, которая, как говорил Хобден, охотилась в ручье, а подкараулить ее можно было лишь на рассвете. Когда они на цыпочках выбрались из дома, было еще удивительно тихо, и только часы на церковной башне пробили пять раз. Дан сделал несколько шагов по усеянной росой лужайке и, взглянув под ноги, решительно сказал:

– Я думаю, ботинки стоит поберечь. Они, бедняжки, тут насквозь промокнут!

Этим летом детям уже не разрешали ходить босиком, как в прошлом году, но ботинки им мешали, поэтому, сняв и повесив их за связанные шнурки на шею, они весело пошлепали по мокрой траве, на которой так непривычно, не по-вечернему, тянулись длинные тени. Солнце поднялось и порядочно пригревало, но над ручьем еще висели последние клочки ночного тумана. Напав на цепочку выдриных следов, они пошли за ними вдоль берега между зарослями сорных трав и заболоченным лугом. Вскоре след свернул в сторону и сделался неотчетливым – словно полено волокли по траве. Он привел их на Лужайку Трех Коров, оттуда – через мельничную плотину к Кузне, потом – мимо хобденовского сада и, наконец, потерялся в папоротниках и мхах у подножия Волшебного холма. В чаще неподалеку послышались крики фазанов.

– Ничего не выйдет! – воскликнул Дан, тычась туда и сюда, как сбитая с толку борзая. – Роса уже высыхает, а Хобден говорит, что выдры запросто преодолевают много миль.

– Мы тоже преодолели много миль, – сказала Уна, обмахиваясь шляпой. – Как тихо! Сегодня будет настоящее пекло! – Она оглядела долину, где еще ни одна труба не начинала дымить.

– А Хобден-то уже поднялся! – Дан показал на открытую дверь домика у Кузни. – Как ты думаешь, что у него сегодня на завтрак?

– Один из этих, наверное. – Уна кивнула в сторону большого фазана, гордо шествовавшего к ручью. – Он говорит, что они недурны на вкус в любое время года.

В нескольких шагах от них откуда ни возьмись выскочил лис, испуганно тявкнул и бросился наутек.

– Ах, мистер Рейнольдс, мистер Рейнольдс, [1] – произнес Дан, явно подражая Хобдену. – Если бы я только знал, что кроется в твоей хитрой голове, каким бы я был мудрецом!

– Знаешь, – прошептала Уна, – бывает такое странное чувство, как будто это все уже с тобой было. Когда ты сказал «мистер Рейнольдс», я вдруг почувствовала…

– Не объясняй! Я почувствовал то же самое. Они переглянулись и разом умолкли…

– Погоди! – снова начал Дан. – Я, кажется, начинаю соображать. Это связано с лисицей… То, что случилось прошлым летом… Нет, не могу вспомнить!

– Минуточку! – воскликнула Уна, пританцовывая от волнения. – Это было перед тем, как мы встретили лисицу в прошлом году… Холмы! Волшебные холмы – пьеса, которую мы играли, – ну же, ну!..

– Вспомнил! – крикнул Дан. – Ясно как день! Это был Пак – Пак с Волшебных холмов!

– Ну конечно! – радостно подхватила Уна. – И сегодня снова Иванов день!

Молодой папоротник на пригорке зашевелился, и оттуда вышел Пак – собственной персоной, с зеленой камышинкой в руке.

– Доброе утро, волшебное утро! Какая приятная встреча! Они пожали друг другу руки, и тотчас же пошли вопросы-расспросы.

– Вы перезимовали недурно, – подытожил наконец Пак, осмотрев ребят с ног до головы. – Вроде ничего такого худого с вами не приключилось.