Меня мать будила очень рано. Перехватив чего-нибудь, а то и натощак, глотнув только воды, я стремглав бежал в ти­пографию „Жайбас", чтобы успеть получить и распродать кипу газет «Летувос жиниос» («Вестник Литвы»). С газетами я мчался на аллею Свободы занять лучшее место там, где помноголюднее. По пути я бегло прочитывал заголовки и гром­ко выкрикивал их прохожим, чаще всего не понимая сути прочитанного. Быстрее всего расходились те номера газеты, в которых писали об ограблениях, убийствах или о прави­тельственных переворотах. Уж очень люди интересовались этими событиями! Словно их самих грабили или изгоняли из дому. Я уже тогда заметил, сколь узок круг интересов наших горожан. Но, конечно, вовсе не переживал из-за этого. Главным было побыстрее распродать газеты и бежать домой, где ждали мой заработок.

В тот летний день 1930 года мне не везло. Я не нашел в газете даже самого маленького сообщеньица, которое по­щекотало бы нервишки обывателям. Я уже хотел было что-нибудь придумать о знаменитом разбойнике Рицкусе [1] либо о видении девы Марии, но побоялся. Если совру, газет у меня больше не будут покупать, останусь без работы, ничего не принесу домой, да еще отцовский ремень по мне погуляет.

И вдруг мелькнула мыслишка, что неплохо бы безобидно пошутить. Перекрикивая стоящих рядом и тоже вопящих друзей, я заорал что есть мочи:

«Пожар! Пожар в сердцах людей!..»

Таков был заголовок маленькой заметки. Это подейство­вало. Газету быстро расхватали.

Купив в хлебном магазине булочек, я помчался к замку. Здесь меня поджидали братья. Мы заранее условились поиг­рать в этом месте. Братья притащили с собою лук со стрелами и подобие щитов из фанеры с намалеванными на них черными крестами.

Я дал каждому по булочке, и они быстрехонько исчезли в наших животах. А потом мы стали играть. Братья выступали в роли крестоносцев и нападали, а я оборонялся и не намерен был сдаваться. Сражались мы истово, не замечая ничего во­круг. Наконец, устав, присели отдохнуть. Мимо как раз про­ходил небольшого роста священник в очках. Я частенько встречал его в старом городе. Он всегда вел то одного, то не­скольких мальчиков, а иногда и целую группу ребят. На этот раз он был один. Подойдя к замку, ксендз остановился, по­смотрел в нашу сторону и удалился.

Вскоре священник вернулся вместе с моим отцом. Они стояли поодаль и смотрели на нас. Мы опять было начали иг­рать, но, заинтригованные, то и дело посматривали на них.

— Так которого вы хотели бы? — наконец спросил отец. Ксендз пальцем ткнул в мою сторону:

— Этого!..

— Виктораса?.. — Отец округлил глаза.
– Он ведь за наши­ми меньшими присматривает, да и семье уже помогает. Нет, уж лучше берите младшего. Вам ведь все равно которого, ведь так?..

— Сколько он учился? — продолжал расспрашивать ксендз, не обращая внимания на слова отца.

Интересно, зачем я вдруг понадобился ксендзу? Ребят, тех, что прислуживают во время богослужения, было и так предостаточно. Да я и вышел, по сути дела, из этого возраста. Для духовной же семинарии я еще слишком молод. Непонят­но, зачем я понадобился священнику?..

— Викторас и сейчас учится, — с гордостью ответил отец. — Мы хотя и рабочие, но знаем цену образованию. Еще мой де­душка говорил: «Образование не надо таскать на своем горбу». Да, образованный человек дороже ценится. Вот я ли­тейщиком на заводе Тильманса работаю, но с трудом содержу семью. А если бы в свое время учился, дети мои не страдали бы так. Да и я не боялся бы безработицы. Образованный всегда может прокормиться.

— Это давно всем известно, — стал постепенно раздражать­ся ксендз.
– Скажи-ка лучше, где Викторас учится. В ремес­ленном училище?

— Где уж нам! Денег бы не хватило. Книжки, тетради, форма, да еще плата за учебу... Он посещает курсы во Дворце труда. Записался на отделение самообразования и даже уже экзамены сдает...

— Ну и сколько он окончил классов?

— Точно не знаю. Уже третий, а может быть, четвертый год посещает курсы. Викторас, кончай играть, подойди сюда. Ска­жи, сколько ты этих классов окончил?.. Однако, святой отец, я его вам не отдам. Подучится сам, может, и младшим помо­жет. Мы хотим, чтобы дети получили хотя бы немного обра­зования.

Я стоял, скосив глаза на сутану ксендза, и молчал. — Так все же, сколько классов?
– спросил священник, приподняв мой подбородок.

— Почти четыре, — отвечал я, насупившись. — Не сдал лишь немецкий язык. Перепутал роды и падежи. Поэтому и удостоверения не получил. Но я его сдам, дружок обещал помочь.

— Это удостоверение ты обязательно получишь, — заверил меня священник.
– А сейчас ступай, забирай из дому свои вещи и пойдешь со мной. Я миссионер салезианской конгрега­ции Скелтис. Антанас Скелтис.

— То есть как, вот так сразу и забираете ребенка? — Отец был поражен таким оборотом дела. — Ведь это я его на курсы самообразования направил. Хотя бы малость возместили мне за учебу...

Миссионер Скелтис метнул на отца сердитый взгляд и резко ответил:

— Мы его будем учить в монастыре. Определим в гимна­зию. Даром, без всякой платы. И не здесь, в Каунасе, а в Ита­лии. Мы подготовим из него миссионера. Обращая язычников в Христову веру, он не только сам заслужит царство небесное, но и вам, родителям, откроет его врата. Как же вы этого не цените?! Такое счастье редко кому выпадает...