Все наши пришли в неописуемый восторг. Они помогли мне составить завещание - еще одна лишняя неприятность, а у меня их и без того было достаточно. Потом они проводили меня домой. Я совсем не спал: что-то не хотелось. Мне было о чем подумать, и на все это оставалось меньше четырех часов, потому что начало трагедии было назначено на пять, а один час начиная с четырех, - я должен был упражняться в стрельбе и запоминать, каким концом револьвера следует целиться в противника. В четыре часа мы пошли в маленькое ущелье, приблизительно в миле от города, и по дороге позаимствовали ворота для мишени у одного человека, который уехал на время в Калифорнию, - поставили эти ворота, а к середине прислонили доску от забора. Доска должна была изображать мистера Лэрда, хотя он был куда длиннее и худее. Для него годился разве ураганный огонь, да и то пуля раскололась бы, - для дуэли он совсем не подходил, хуже и не придумать. Я начал с доски. В доску я не попал. В ворота не попал тоже. Опасности подвергались только те, кто не успел убраться подальше от мишени. Я совсем упал духом и ничуть не обрадовался, когда вскоре мы заслышали выстрелы в соседнем овражке. Я знал, что это такое: это Лэрдова шайка натаскивала его. Им были слышны мои выстрелы, и, конечно, следовало ожидать, что они захотят посмотреть, какие я тут ставлю рекорды - каковы их шансы против меня. Что ж, рекордами я похвалиться не мог; и я знал, что если Лэрд подойдет поближе и увидит, что на моих воротах нет ни единой царапины, то он будет так же рваться в бой, как я рвался в бой до полуночи, когда еще не был принят этот несчастный вызов.

Как раз в эту минуту маленькая птичка, не больше воробья, пролетела мимо и уселась на куст полыни, ярдах в тридцати от нас. Стив выхватил револьвер и отстрелил ей голову. Вот это был стрелок, не мне чета! Мы побежали подбирать птицу, и, как нарочно, в это самое время Лэрд со всей компанией показался из-за поворота, и все они подошли к нам. Когда секундант Лэрда увидел эту птичку с отстреленной головой, он побледнел и, как сразу можно было увидеть, взволновался.

Он спросил:

– Кто это стрелял?

Не успел я рта разинуть, как Стив сказал совершенно спокойно, деловитым тоном:

– Это Клеменс.

Секундант сказал:

– Ну, изумительно! И далеко была эта птица?

Стив ответил:

– Нет, не очень - ярдах в тридцати.

Секундант сказал:

– Н-да, удивительно метко. И часто он так попадает?

Стив ответил томно:

– О, четыре раза из пяти!

Мошенник врал бессовестно, но я промолчал. Секундант сказал:

– Да, меткость изумительная! А я-то думал, что ему и в церковь не попасть.

Я подивился его проницательности, но промолчал. Они тут же с нами распрощались. Секундант повел домой Лэрда, не совсем твердо державшегося на ногах, и Лэрд вскоре прислал мне собственноручную записку, что не согласен со мной стреляться ни на каких условиях.

Итак, моя жизнь была спасена благодаря чистой случайности. Не знаю, что думала эта птица насчет вмешательства провидения, но я чувствовал себя очень и очень приятно по этому случаю, - был совершенно спокоен и доволен. Впоследствии оказалось, что Лэрд попал в цель четыре раза из шести - и, заметьте, подряд. Если б дуэль состоялась, он так изрешетил бы мою шкуру, что в ней не удержались бы никакие принципы.

К завтраку по всему городу разнеслась весть, что я посылал вызов на дуэль, а Стив Гиллис вручил его. Это каждому из нас могло стоить двух лет тюрьмы по новоиспеченному закону.

Губернатор Норс ничего нам не сообщал, зато кое-что сообщил нам один из его близких друзей. Он сказал, что самое лучшее для нас - это уехать с территории штата с первым же дилижансом. Дилижанс отправлялся в четыре часа утра, а тем временем нас будут искать, но не слишком рьяно; а если бы после ухода этого дилижанса мы остались на территории, то были бы первыми жертвами нового закона. Губернатору непременно хотелось принести кого-нибудь в жертву новому закону, и он продержал бы нас в тюрьме никак не меньше двух лет. Он не помиловал бы нас ни за что на свете.

Что ж, получалось, что мое присутствие нежелательно в штате Невада; мы просидели дома весь тот день, соблюдая должную осторожность - один только раз Стив сходил в гостиницу к другому моему клиенту. Это был некий мистер Катлер. Не одного Лэрда я пытался исправить, сидя на редакторском месте. Я осмотрелся, выбрал еще нескольких человек и вдохнул в них новую жизнь, горячо их критикуя и отзываясь о них неодобрительно; так что, когда я отложил редакторское перо, мне причитались две дуэли и четыре взбучки хлыстом. Насчет взбучек мы беспокоились мало, они не могли принести нам славы, и ходить за ними не стоило. Но по долгу чести следовало обратить внимание на вторую дуэль. Мистер Катлер приехал из Карсон-Сити и прислал из гостиницы вызов с посыльным. Стив пошел успокаивать его. Стив весил только девяносто пять фунтов, но всему штату было известно, что своими кулаками он может "убедить" любого, сколько бы тот ни весил и как бы ни тренировался. Стив был из семьи Гиллисов, а если Гиллис подходил к человеку с каким-нибудь предложением, то это были не пустяки. Когда Катлер узнал, что мой секундант Стив Гиллис, он значительно остыл: стал спокоен и рассудителен и согласился выслушать его. Стив дал ему четверть часа на выезд из гостиницы и полчаса на выезд из города, а не то будут приняты меры. Так и эта дуэль сошла благополучно, потому что Катлер уехал в Карсон-Сити раскаявшись, совсем другим человеком.

С тех пор мне не приходилось больше иметь дело с дуэлянтами. Я отнюдь не одобряю дуэлей. Я считаю их неблагоразумными, и мне известно, что дуэли опасны для жизни. Тем не менее я всегда очень интересовался чужими дуэлями. Всегда чувствуешь живой интерес к подвигам, какие случалось совершать самому.

В 1878 году, через четырнадцать лет после моей несостоявшейся дуэли, господа Фортю и Гамбетта подрались на дуэли{100}, которая сделала их героями во Франции и заставила над ними смеяться весь мир. В ту осень и зиму я жил в Мюнхене и так заинтересовался этой дуэлью, что написал о ней пространный отчет - он есть где-то в одной из моих книг, - отчет, в котором были некоторые неточности, но как разоблачение духа этой дуэли, мне думается, он вполне правилен и достоин доверия.

23 января 1906 г.

[ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ НАТУРА]

Роясь в своих старых рукописях, я наткнулся на одну, написанную, как мне кажется, около двадцати двух лет назад. Она снабжена заголовком, и, по-видимому, это был набросок статьи для журнала. Теперь я очень хорошо понимаю, почему не напечатал ее. Судя по всему, поводом к ее написанию послужило то, что примерно тогда случилось с Твичелом{100}, попавшим в положение, которое он не забудет до гроба, а может быть, и в гробу. Я замечаю, что от начала до конца этой иносказательной статьи сыпал намеками на Твичела, на разговор со священником, который встретился мне на улице, и еще на многое, что тогда приводило меня в ярость. Теперь, перечитывая эту старую статью, я догадываюсь, почему не отдал ее в печать: несомненно, я решил тогда, что моя иносказательная манера недостаточно совершенна, что мне не удалось как следует завуалировать Твичела и разговор, на который я намекал, и что любой хартфордец сумеет прочесть между строк все, о чем я не сказал прямо.