Все эти агентши, как и сама Мег, не замужем — что неудивительно и неслучайно. После своего развода Мег сделала жалкую попытку добраться до отца Блейка: рванулась к нему на одном из приемов, словно восторженный щенок к хозяину, и, опрокинув по пути двух гостей, на одном дыхании выпалила: «Они все охотятся за мужем с жирным банковским счетом, хорошей работой и возможностью ходить минимум на две вечеринки за ночь по нескольку раз на неделе».

Прохаживаясь по офису, Блейк остановился у стола Элисон Уайт. Списки фактов, подлежащих проверке к выходу следующего номера, пестрели желтым маркером, были исписаны красной ручкой и сложены в аккуратные стопочки. Папки на ее столе промаркированы и расставлены в алфавитном порядке. Здесь царил идеальный порядок. Блейк глянул на собственный стол. Чашка с остатками вчерашнего кофе, завядший букет от Старой Девы, клочки бумаги с неровно накарябанными заметками. Ему надо постараться быть собраннее.

Блейк шел по коридору в редакторский отдел. Каждому редактору отведен малюсенький кабинет с окном, где сидящий за столом повернут лицом к длинному коридору, с покрытым серым ковролином полом, и к кабинкам, в которых ютятся ассистенты. Никаких дверей. Никаких секретов. Никаких цветов. Да если бы двери и были установлены, все все равно бы подслушивали. Если кто-то задается вслух вопросом относительно нового ресторана, всегда найдется кто-то другой, кто сквозь тонкие стены выскажет о заведении собственное мнение.

Просторные кабинеты с видами на небоскребы в центре города, откуда можно взглянуть на малюсенькие, похожие на игрушечные, машины и махоньких пешеходов — занятых, спешащих, бегущих, несущихся, — есть только у главного и исполнительного редакторов. Из окон их кабинетов видно, как город вечно спешит, все торопится куда-то успеть. Когда Блейк попадает в эти офисы, ему трудно думать о чем-либо другом, кроме открывающегося из окон вида, голова здесь занята вовсе не попыткой объяснить перерасход служебных средств или гневное письмо адвоката какой-нибудь знаменитости. Но оправдания у него всегда наготове или, как минимум, есть некий аргумент, который вернет ему свободу действий. Хотя иногда ему казалось, что она ему не так уж нужна, эта свобода. Он знал, что журналиста колонки слухов с хорошими связями найти далеко не просто: немногие могут заниматься этим делом дольше года-двух. Мало у кого есть личные, как у Блейка, причины трудиться на этом месте.

Его психотерапевт сказала:

— Ваша карьера построена на восстании против вашего отца; ваша работа — единственное, что он не может контролировать.

— Скажите лучше то, чего я еще не знаю, — ответил он, прежде чем отказаться от ее услуг.

Вот она, прелесть Нью-Йорка. Психотерапевтов тут пруд пруди.

— Жизнь с Бетани — это тоже род восстания, — объявила следующий психотерапевт. — Но это ваше восстание против себя самого: вы хотите быть едины со своей семьей, и Бетани — идеальный для того инструмент. Если вы на ней женитесь, вы в тот же момент получите верного союзника в семье, который одновременно не является одним из ваших родителей.

Эту докторицу он тоже уволил.

Блейк вернулся к своему столу. Зазвонил телефон: это был сын Банни — Хет Френк, учившийся с Блейком в начальной школе Бакли, который, когда не пытался затащить в постель сексуальных агентш звезд и не заманивал их в свою двухкомнатную мансарду на Трибеке, изображал труженика в угловом кабинете отцовского агентства недвижимости.

— Чувак, — сказал Хет. — Я слыхал, тебя сливают.

— Сливают? — переспросил Блейк, ничего не поняв.

Что это значит? Что, отца подозревает в чем-то Комиссия по ценным бумагам? Но Блейк еще не получил свои акции и под удар попасть не может.

Хет захихикал. Они всегда были соперниками: даже сидя в песочнице, спорили, чей замок больше.

— Мама сказала, что Линдси беременна.

Блейк сглотнул ком в горле и выдавил из себя смешок, который больше похож на кашель.

— А, да, они счастливы по этому поводу.

Так вот почему отец в последнее время так напряжен. Блейк зол и расстроен. Ну почему эти новости он должен выслушивать от других людей? Тем более от Хета! Он годами оберегал отца и его высокопоставленных дружков, а в ответ получал только недоверие. Пора бы отцу понять, что Блейк может быть крайне полезен. Пора бы осознать, в какой заднице окажутся все его друзья-гольфисты, если Блейк начнет вытаскивать на свет их грязное белье. Блейк решил, что следующий слух он пропустит сквозь пальцы и позволит миру увидеть изнанку; пусть почувствуют, что он для них делает, как много значит.

Скорее всего, ребенка добивалась Линдси. В брачном контракте ясно сказано, что если они с отцом родят ребенка, состоя в браке, а потом разведутся, то отступных она получит не в пример больше.

— Надо бы сыграть в Университетском клубе в сквош на следующей неделе.

Хет знал все уловки Блейка и не дал ему сменить тему.

— Тебе надо позаботиться, чтобы нового отпрыска не разбаловали донельзя. Моя шестилетняя сводная сестрица ни разу даже не была не в частном самолете.

Во вторник около четырех утра Тим проснулся оттого, что сидел на постели и кричал: «Это Кортни Кокс Аркетт» Агент Кортни всегда взрывался, когда кто-либо забывал упомянуть фамилию мужа его клиентки — словно здесь есть чем бахвалиться на весь мир. Тим ненавидел сновидения о знаменитостях, но минимум раз в неделю его посещал подобный кошмар — наверное, это признак того, что мысли о работе проникли в самые потаенные уголки его разума. После пробуждения от такого сна у Тима каждый раз оставалось ощущение наглого вторжения в его частную жизнь; какое-то время он даже подозревал в себе талант к ясновидению, хотя ни один из его снов не сбылся (кроме того, в котором Дженнифер Лопес и Бен Аффлек разошлись, но о том, что они вот-вот разбегутся, и так знала каждая собака).

Он лежал рядом с подстилкой, которую привел вчера с вечеринки в модельном агентстве, куда можно ходить только ради обилия свежих суси. Редкий гость на мероприятии потреблял что-то, кроме коктейлей, сигарет и кокаина, — не самых любимых блюд Тима. Днем, когда он обычно мучим похмельем, от еды воротит, так что к вечеру из издательства он вечно уходил голодным и держал курс на ту вечеринку, где, по его мнению, подадут самый вкусный ужин. Подстилка открыла заляпанные растекшейся тушью глаза и глядела на него, словно бешеный енот. Тим пустился в объяснения, что, вот мол, забыл имя мужа актрисы, когда писал статью для завтрашнего номера, и безумный взгляд девицы наполнился состраданием. Он же надеялся, что ее косметика не оставила следов на новых простынях (оказалось, что дорогое постельное белье действительно приятнее, особенно если досталось бесплатно).