Как получилось так, что под ударом оказались вы? Добровольно ли вы подвергли риску свою репутацию, желая оберечь честь супруга от еще больших потерь? Прослыть рогоносцем все же не так обидно, как… как признать, что подвергаешься домогательствам одного их тех, кого презрительно высмеивал.

Я часто задаю себе вопрос: испытывал ли он ко мне что-либо, кроме ненависти и отвращения? Иногда мне кажется, что да. Чем иным, кроме влечения, можно объяснить силу охватившего его негодования? Он переигрывал, он выставлял себя напоказ, кое-кто начал догадываться, и это злило его еще больше.

И все равно он проиграл. Он все-таки стал моим, хотя бы телесно. Я понимаю, что кажусь вам циничным, но я ощутил нечто вроде удовлетворения, когда узнал, что моя пуля поразила его, проникла внутрь… Это длилось недолго. Удовольствие тут же сменилось горечью и отрезвлением. Выстрел почти в пах – не лучший способ обладания любимым. Я мечтал доставить ему наслаждение, а принес боль и смерть. Раскаиваюсь ли я? Не могу сказать точно.

Я знаю все подробности его агонии. Человек, который рассказывал о ней, смотрел на меня не отрываясь, словно ждал чего-то. Чего? Какой реакции? Я любил его, ненавидел, вожделел. Да, иногда я хотел замучить его… но не так. Не так.

Я пишу все это совсем не с целью оправдаться перед вами. Напротив, у вас есть все основания ненавидеть меня. Я понимаю это и не прошу о прощении.

Я отправляю это письмо, прекрасно осознавая, что даю вам в руки оружие против себя. Успокаивает меня то, что вы не сможете применить его, не запятнав память своего мужа. Не стоит снова раздувать угли. Однако я не хочу, чтобы прошлые события омрачали ваше будущее. Вы молоды и красивы. Если вы решите снова выйти замуж, покажите это письмо будущему супругу как доказательство вашей чистоты».

– Это все. – Закончив читать, Татьяна Романовна положила письмо на край столешницы.

Перед глазами совершенно явственно возник почти осязаемый образ: смуглый черноволосый мужчина под руку с очень красивой белокожей женщиной намного выше его ростом.

Я испуганно оглянулась по сторонам. Гости реагировали по-разному. Володя сдавленно хихикал, Артем Сергеевич недоверчиво приподнял бровь, Майя Ивановна осталась совершенно спокойной, Карина с Ольгой недоуменно переглядывались, Анна Федоровна нахмурилась, Надя явно ничего не поняла и хлопала глазами, ее муж и муж Ольги недоуменно переглядывались.

– Душенька, – осторожно начала Анна Федоровна, – ты не ошиблась в переводе? Я имею в виду мужской и женский род?

– Да что ты? – возмутилась чтица. – Что я тебе, недоучившаяся школьница?

– Хм… весьма интересный документ, – о чем-то размышляя, проговорил Артем Сергеевич. – Если бы вы дали мне его на некоторое время… Учитывая, кто мог бывать в этих местах…

– Нет, нет, нет, – перебила его Анна Федоровна. – Извините, при всем моем уважении к вам, об этом не может быть и речи. Я вообще жалею, что заглянула в тайник.

Надя недоуменно посмотрела на мать и, явно ничего не понимая, спросила:

– И что это значит?

– Это значит… – начала Галочка.

– Это ничего не значит, – резко остановила ее Анна Федоровна.

Но не тут-то было! Вмешался Андрей.

– Я так понял, что это ценное письмо? – задал он вопрос.

– Видите ли… – осторожно начал Артем Сергеевич. – Учитывая, что в этой усадьбе бывал Великий Поэт и его потомки…

– Всего несколько раз, да и то неточно, – резко заявила Анна Федоровна.

– Ну, количество посещений не так важно, – гнул свою линию Артем Сергеевич. – Главное то, что описанная в письме ситуация некоторым образом совпадает с обстоятельствами гибели Великого Поэта.

– Именно, что лишь некоторым образом, – заметила Анна Федоровна. – И, по-моему, не так уж и совпадает. Имен тут нет. А подобные предположения могут запятнать память Поэта…

Может, мне показалось, но тетя Майя в этот момент довольно улыбнулась. Володя так просто с трудом удерживался от смеха. Даже у Татьяны Романовны чуть дрогнули уголки губ. Ольга протянула руку и взяла письмо. Интересно, она понимает по-французски?

Все знают, что Великий Поэт погиб на дуэли. Считалось, что стрелявший был влюблен или просто волочился за его женой, но после такой находки…

– Но при чем же здесь поэт? – решилась я подать голос.

И тут же пожалела об этом: все сразу посмотрели на меня, словно я была в чем-то виновата.

– Я просто хотела сказать, что в письме о нем нет ни одного худого слова. Это же не его вина, как кто к нему относился, – смутилась я, – а тот офицер, его убийца, ведь на самом деле был гомосексуалист. Я читала.