— Похоже, дело плохо, — сказала я. — Плохо, как отключение аппаратов жизнеобеспечения.

— Думаешь, мы сможем доехать до города? — спросил Толливер. — Я даже не уверен, сумеем ли мы добраться до дороги.

— А ты не заметил, что я переставила машину, прежде чем началась буря? Она стоит возле дороги.

— Там, где в нее может врезаться любой, пытающийся здесь проехать?

— Там, где нам не придется подниматься в ней по обледеневшему склону и, возможно, в конце концов очутиться в озере.

Очевидно, удачный секс и наши изменившиеся отношения не мешали нам время от времени пререкаться из-за пустяков.

— Ладно, это была хорошая идея, — сказал Толливер. — Посмотрим, сможем ли мы добраться до города около полудня, когда все, что собирается таять, растает.

Почему-то мы больше не обсуждали то, что произошло между нами. И почему-то это казалось естественным.

Как я и ожидала, Толливер начал проявлять беспокойство в четырех стенах, закутался, вышел и пару часов помогал Теду Гамильтону. Когда он вернулся и поднялся по лестнице, я услышала, как он топает ногами, чтобы стряхнуть снег. Я читала, сидя у огня, и сама начинала уставать от пребывания взаперти.

Я выжидающе посмотрела на Толливера, он подошел и, нагнувшись, небрежно поцеловал меня в щеку, как будто мы были женаты годами.

— У тебя лицо замерзает, — сказала я.

— Уже замерзло, — поправил он. — Ты позвонила Манфреду? Пока работали, мы видели, как мимо проехала машина, и они нормально справлялись с дорогой.

— Я позвоню ему сейчас, — ответила я и обнаружила, что могу лишь оставить Манфреду голосовое сообщение.

— Наверное, он выключил телефон, пока сидит в больнице, — заметил Толливер.

Я открыла рот, чтобы задать несколько вопросов насчет наших новых отношений, и снова поняла, что мудрее будет его закрыть. В конце концов, почему Толливер должен знать об этом больше меня?

Я расслабилась, дав напряжению покинуть меня. Мы уладим это и двинемся дальше. Нам не надо рассылать объявления о свадьбе.

Потом меня посетила воистину ужасная мысль.

— Наши новые отношения могут слегка сбить с толку наших сестер, — сказала я.

По выражению лица Толливера было ясно, что такое не приходило ему в голову.

— Да, — ответил он. — Знаешь… Насчет этого ты права. Мариелла и Грейси… О господи! Иона.

Наша тетя Иона… Ну, строго говоря, моя тетя Иона получила опекунство над нашими сводными сестрами, которые были намного младше нас. Иона и ее муж растили девочек так, чтобы их жизнь как можно больше отличалась от той жизни, что они вели, пока жили с родителями. В некотором роде это было абсолютно правильно. Куда лучше, если тебя воспитывают как христианку-фундаменталистку, чем как ребенка, не знающего, что такое настоящая еда, ребенка, зависящего от милосердия любого отребья, которое родители приводили в наш трейлер. Потому что именно так росла я в подростковые годы. Мариелла и Грейси были чистенькими, хорошо одетыми и накормленными. У них был надежный дом, куда они каждый день возвращались, и они следовали определенным правилам. Все это было отлично, и если юный возраст заставлял их время от времени бунтовать против такой системы, что ж, так тому и быть. Мы пытались перекинуть мостик к девочкам, но то была непростая задача.

О том, как среагирует Иона на наши новые отношения с Толливером, трудно было даже представить.

— Что ж, я думаю, мы пересечем этот мост, когда подойдем к нему, — сказала я.

— Мы не будем ничего скрывать, — с неожиданной твердостью произнес Толливер. — Я не собираюсь даже пытаться.

Его заявление прозвучало очень обнадеживающе, обещая постоянство. В своих чувствах я не сомневалась, но всегда приятно знать, что твой партнер чувствует то же самое.

— Ничего не скрываем, — облегченно вздохнула я.

Мы пообедали бутербродами с арахисовым маслом.

— Жена Теда, наверное, готовит на дровяной плите здоровый обед из четырех блюд, — сказала я.

— Эй, ты почти всегда ешь здоровую пищу.

Пока мы оставались в Доравилле, мне редко удавалось поесть так, как я привыкла, — то по одной причине, то по другой. Я должна поскорее возобновить свои обычные трапезы. С такими проблемами со здоровьем, какие имелись у меня, следовало придерживаться здоровых привычек.

— Как твоя нога? — поинтересовался Толливер.

Наши мысли двигались схожим путем.

— Отлично, — ответила я, выпрямляя правую ногу и растирая мышцы. — Но я не занималась пробежками уже несколько дней.

— Когда с тебя должны снять гипс?

— Через пять недель, сказал доктор. Мы должны попытаться к тому времени оказаться в Сент-Луисе, чтобы я могла провериться у нашего врача.

— Отлично.

Толливер улыбнулся так широко, что я поняла: он думает о нескольких вещах, которые станут много легче, когда моя рука будет здоровой.