Шрифт:
Лори с силой провела ладонями по лицу. Ничего. Все проходит — пройдет и это. В конце концов, у нее было две недели счастья. Некоторые и этим похвастаться не могут.
Она вышла в коридор, дошла до кабинета Роя, заглянула — пусто. Вышла на пост, окликнула Лиззи:
— Рой не проходил?
— Проходил. Он домой пошел. Сказал, срочное дело. Нужен? Позвонить?
— Нет-нет. Я просто… не важно.
— Он какой-то встрепанный был. И довольный.
— Ясно. Ладно. Я у себя.
Она терпела до вечера — все заставляла себя не думать о письме из Канады и о том, как Рой мгновенно забыл обо всем на свете, едва взяв его в руки.
И еще — Лори изо всех сил заставляла себя забыть о ночах, проведенных в объятиях Роя. О его поцелуях, о ласках, о признаниях, сделанных горячечным, сбивчивым шепотом.
О том, как она была счастлива эти две сумасшедшие недели.
Еще две недели спустя Джои впервые после операции появился на улице. Нельзя сказать, что он вышел — потому что Лиззи и Чикита вывезли его в инвалидной коляске, — но зато прогулка длилась целых полчаса, по прошествии которых Джои просто уснул.
Был он слабый, как новорожденный котенок, бледный и очень сильно похудевший, но в темных глазах уже горел прежний задорный огонек, и на бледных губах играла ехидная улыбка.
Все это время Рой не отходил от младшего брата. Каждое утро делал ему массаж, потом занимался с ним гимнастикой, разминал одеревеневшие мышцы… И Рой, и Лори были врачами, и потому иллюзий не питали — Джои предстоял долгий курс реабилитации.
День рождения Кейна Роджерса справили тихо, по-семейному. Лори, Чикита и Меган Флоу были приглашены, пришли и индейцы — старинные друзья Кейна. Праздник вышел не очень громким, но веселым, а большое торжество Роджерсы обещали устроить ближе к осени, когда Джои твердо встанет на ноги.
Лори не заговаривала с Роем о письме, но с каждым днем отчаяние в ее душе прибывало, словно холодная вода, постепенно затапливающая подвал… Рой тоже молчал о письме, стал мрачен и задумчив, часто во время обеденного перерыва уходил на задний двор больницы и сидел там, разговаривая сам с собой и яростно жестикулируя, — Лори видела его в окно собственного кабинета.
В один прекрасный день в кабинет к Лори заявился Робер Лапейн. Сильно постаревший, он волочил ноги и больше не выпячивал горделиво впалую грудь. Лори было его жалко, и она все прятала глаза, но бывший мэр сразу взял быка за рога:
— Доктор Флоу, я в последнее время неважно себя чувствую… по понятным причинам. Не хочу ходить вокруг да около: я переписал завещание.
— Мистер Лапейн…
— Девочка моя, не перебивайте меня, пожалуйста. Вы знаете, что все мое имущество и раньше должно было пойти либо на благотворительные цели, либо… моей супруге. В связи со сложившимися обстоятельствами… Словом, я подумал — а зачем мне какой-то неизвестный благотворительный фонд, который наверняка займется присвоением денег и прочими безобразиями? Ведь в Литл-Соноре есть отличное место для вложения капитала. Это наша больница. Ну и… отчасти я чувствую свою вину перед городом и его жителями.
Лори покачала головой.
— Вы ни в чем не виноваты, мистер Лапейн. И вы — хороший человек. Вас никто не обвиняет…
— Она была моей женой, девочка. И это я — вернее, и я тоже — довел ее до такого состояния. Когда старик женится на молодой женщине, он должен отдавать себе отчет, что она выходит за него отнюдь не из соображений страсти. Ладно! Как бы там ни было, все мои деньги поступят на счет больницы. Вы, как главный врач, можете уже сейчас заказывать необходимое оборудование… все, что вам потребуется. Я просто подпишу чек.
— Мистер Лапейн, это необычайно щедрый подарок, и я от имени всех горожан…
Старик устало махнул рукой:
— Брось, малышка. Об одном прошу тебя лично — не дай мне умереть в полном одиночестве, ладно? Когда я почувствую, что дело идет к концу, помести меня в палату. И будь рядом, когда…
Он не договорил, но Лори торопливо кивнула, пряча наливающиеся слезами глаза.
Это тоже дар — или кара. Ангелы жизни, иногда мы должны взять человека за руку и проводить его до порога смерти. Потому что умирать не всегда больно — но всегда страшновато. Ведь там — неизвестность, и потому очень важно, чтобы в последний земной миг кто-то держал тебя за руку…
В конце июля Исабель Роджерс увезла своего младшего сына на дальние пастбища. За ними приехал Гай, Джои с удобствами разместили на заднем сиденье машины, он расцеловался с Лори, Лиззи, Кэрол, Джейн и Сэмми, крепко пожал руки Бену Даймону и Тони Бокадеро.
— Спасибо, доктора! Я — ваш должник, а всякий в этих краях знает: Джои Роджерс отдает любые долги всегда и во всем. Так что, если что, обращайтесь. И спасибо еще раз. Лори, поцелуй Чикиту, ладно? Скажи — злые родственники разлучают нас, но сердце мое принадлежит только ей, и я…