Казалось бы, в отсутствие Сэма в моей постели совершенно ничего не изменилось. Матрас оставался все той же формы. Простыни не стали больше. Без мерного звука его дыхания я не чувствовала себя менее сонной, а в темноте мне все равно было бы не различить очертаний его широких плеч. От подушки до сих пор исходил его запах, как будто он всего лишь поднялся взять книгу и забыл вернуться.

Однако же разница была колоссальная.

Живот заныл отголоском вчерашней боли, я уткнулась в подушку и попыталась заставить себя не вспоминать те ночи, когда я думала, что потеряла его навсегда. Представляя, как он там один в доме Бека, я перевернулась на бок и взяла мобильник. Однако звонить ему не стала, потому что вдруг вспомнила, как мы лежали с Сэмом рядышком в этой постели и его колотило, а потом он сказал: «Может, нам стоило бы пересмотреть наши привычки». Потом я вспомнила, как он сказал мне, чтобы я оставалась дома и не вздумала приезжать к нему.

Может, он рад был возможности побыть там в одиночестве, без меня. А может, и нет. Я не знаю. Мне было плохо, плохо, плохо, и это ощущение было совершенно новым и ужасным, настолько, что я даже не могла это описать. Хотелось плакать, и от этого я чувствовала себя глупой.

Я положила телефон обратно на тумбочку, улеглась на подушку и наконец уснула.

Я весь был как открытая рана.

Не находя себе места, я бродил по комнатам; мне отчаянно хотелось позвонить ей еще раз, но я боялся навлечь на нее новые неприятности, боялся чего-то безымянного и огромного. Я ходил до тех пор, пока от усталости не начал валиться с ног, тогда я поднялся к себе на второй этаж. Не зажигая света, я подошел к кровати и лег, обняв холодный матрас; сердце у меня щемило, потому что под боком не было Грейс.

Мысли крутились в голове, хватая себя за хвост. Сон не шел. Сознание пыталось отрешиться от реальности, в которой была пустая постель; мысли сами собой начали складываться в стихи, а пальцы — нажимать на воображаемые лады, подбирая к ним мелодию.

Ночь тянулась невыносимо медленно, бесчисленные минуты накручивались одна на другую и никуда не текли, потом завыли волки, и голова у меня начала наливаться болью. Эти тупые ноющие боли оставил на память о себе менингит. Я лежал в пустом доме, слушал протяжный волчий вой и чувствовал, как в такт ему плещется в черепе боль.

Я поставил на карту все, что имел, и не получил ничего, кроме холодного матраса под рукой.

— Пойду прогуляюсь, — сообщила я маме.

Ни один день в моей жизни не тянулся так медленно, как эта суббота. Давным-давно, когда была младше, я душу бы продала за то, чтобы вот так целый день просидеть дома с мамой; теперь же чувствовала себя так, как будто у меня дома кто-то гостит. На самом деле она не мешала мне ничем заниматься, но в ее присутствии ни за что не хотелось браться.

В настоящее время мама изящно возлежала на диване и читала какую-то книжку, которую оставил Сэм. Услышав мой голос, она вскинула голову и вся напряглась.

— Куда-куда ты пойдешь?

— Пойду прогуляюсь, — повторила я, борясь с искушением забрать у нее книгу Сэма. — Мне до смерти скучно и хочется поболтать с Сэмом, но вы же мне не разрешаете. Поэтому мне нужно чем-то себя занять, а не то я начну швыряться во все стороны барахлом, как разъяренный шимпанзе.

Правда заключалась в том, что в отсутствие школы и Сэма мне необходимо было вырваться из этих четырех стен. Именно так я всегда поступала летом до того, как появился Сэм, — сбегала на качели на заднем дворе с книгой в руке. Чтобы заполнить тревожную пустоту внутри, мне нужен был шум леса.

— Если ты разгромишь комнату, я убирать не стану, — предупредила мама. — И никаких прогулок. Мы только позавчера ездили в больницу.

— С вирусом, который уже прошел, — напомнила я.

За окном виднелось небо, ярко-голубое и теплое, а под ним тянулись к солнцу какого-то беременного вида ветки деревьев. Мне до дрожи захотелось поскорее оказаться на улице, вдохнуть запах наступающей весны.

— И потом, витамин D очень полезен больным вроде меня. Я ненадолго.

Она ничего не сказала, и я, отыскав в коридоре свои сабо, сунула в них ноги. Повисла тишина, больше относившаяся к тому, что произошло в ту ночь, чем к нашему короткому обмену репликами.

— Грейс, думаю, нам нужно поговорить. О… — она помолчала, — вас с Сэмом.

— Ох, давай не будем, — откликнулась я кисло.

— Мне самой не хочется. — Мама закрыла книгу, не взглянув на номер страницы, и я немедленно вспомнила Сэма с его привычкой обязательно запоминать страницу или закладывать ее пальцем, прежде чем оторваться от чтения. — Но я должна поговорить об этом с тобой, и если ты поговоришь со мной, я скажу папе, что мы уже все обсудили, тогда тебе не придется разговаривать с ним.