Шкловский Виктор Борисович
Шрифт:
В Советской России не появилось искусства «потерянного поколения». «Потерянное поколение» на Западе во времени жизни синхронно с творчеством Горького, Маяковского, Эйзенштейна, Пудовкина, Довженко, Шолохова.
Название школы обычно связывают с именем Ремарка — превосходного писателя, который в своем романе «На Западном фронте без перемен» показал гибель людей и надежд поколения.
Ремарк — немец, он принадлежит к писателям побежденного народа, но от имени «потерянного поколения» выступали многие писатели французы, англичане, американцы.
Это было поколение людей обезнадеженных, потому что тот путь, по которому они шли, оказался закрытым; осмотревшись, поколение пришло в долгое отчаяние.
«Потерянного поколения» в Советском Союзе нет, потому что и в той войне единственным моральным победителем оказалась Россия, которая стала Страною Советов.
Не надо думать, что представители направления социалистического реализма — люди, растворившиеся в коллективе; нет, они нашли себя в коллективе.
Это ясно в творчестве Маяковского; этого человека в его поэмах мы видим с его походкой, возрастом, ростом, складом губ, но видим вместе с вырастившим его народом.
Мы не говорим, что писатели «потерянного поколения» не представляют интереса для нашей страны.
У нас любят Хемингуэя, Ремарка.
«Три товарища» Ремарка — одна из любимых книг Москвы. Ее читают в старых, деревянных домах города и берут с собой, переезжая в новые дома, читают на стройках. Это книга о товарищах, книга о воле оставаться вместе, помогая друг другу; в ней «потерянное поколение» пытается защищаться.
Вообще в искусстве мало что проходит бесследно, так же как мало проходит до конца и в технике. Новое не вытесняет старое, а изменяет сферу его применения и функцию.
Дымили пароходы, но продолжали плыть и корабли под парусами, паруса даже стали для молодежи более красивыми.
Летят над страной «ТУ» нарастающих номеров, — я и сейчас, сидя над рукописью, слышу шум самолета, — но голоса тепловоза и электрички не умолкают.
То, что пишут китайские, американские, немецкие, арабские писатели, то, что пишут писатели Индии, писатели Африки, — это нужно для всего человечества. Можно даже сказать, что только сейчас вместо понятия культуры Европы, Азии, Африки заново и навсегда появилось представление об общечеловеческой культуре.
Мы не наследники отдельных демократически настроенных писателей, а наследники античной культуры, культуры Индии, культуры Египта и в то же время наследники Шекспира и Диккенса.
Это не означает, что мы всеядны, но дело в том, что мир един, как едино небо над нами, и выводы, которые делает человечество, основаны на общем труде человечества.
У истории много попыток, много решений, но есть общие выводы; то, что было сделано прежде, — это не собрание ошибок, а множество усилий в решении различных задач. Они создают переход к новым методам знания, новое приближение в познании действительности.
Мы хотим видеть путь своей жизни включенным в карту мира и миг своей жизни включенным в историю.
Есть сказка о том, как молодую мать и ее ребенка враги посадили в бочку и бочку бросили в море. Море шумело, носило молодого богатыря.
Пушкин богатыря этого назвал Гвидоном. В бочке слышен был гул волн; ощущалось движение волн; в ней была духота человеческого дыхания.
Человек несся стихией, но несся слепо.
Гвидон рос не по дням, а по часам. В неволе он научился только разговаривать и верить в себя; уперся в дно бочки, понатужился.
Он увидел берег нового мира, у берега трауром белел прибой побежденного богатырем моря.
Гвидон вышел на берег.
Теперь его уже интересует не бочка, а будущее — царица-лебедь, месть или прощение вины.
Он перешагнул через стадию слепоты и замкнутости.
Греки создали свое искусство на основании мифологии, которая для них была системой знаний, собранием программ для исследований человеческих отношений. Они понимали новое, применяя его к образам и решениям, выработанным мифологией, и двигались в будущее спиной, оглядываясь на старое.
Из разнообразных сказаний отдельных племен и городов, из разных версий жизни богов и героев, отразивших разные стадии человеческого сознания, творцы выбирали, переосмысливая, то, что было нужно для них, создавая эпосы и трагедии.
Так двигалось человечество, создавая те ступени, которые нас подняли.
Это прошло в истории, но не в искусстве; счастливое детство человечества нам нужно, но его нам недостаточно.
У нас иное отношение к действительности, чем у писателей времени критического реализма.