Сергей полагал, лучшего варианта нет. Пуля оборвет жизнь быстро. И ее, и ребенка. И его, если он отважится… Рейдер вошел в грязную воду по колено и долго смотрел на раздавленный броненосец. Его передняя часть превратилась в месиво из металла и пластика. Из него до сих пор сочилась кровь. Фургон, в котором сидели рейдеры, тоже смяло, и оттуда не доносилось ни звука.

Сергей прикинул — он не мог открыть двери, их заклинило намертво. Да и зачем? Там все мертвы. Кто не погиб от ударов, тот, скорее всего, захлебнулся.

Он поднял винтовку и принялся ее рассматривать, словно впервые видел. Если приставить ее дуло к мягкому месту под нижней челюстью, пуля разнесет голову, вытянув заодно и мозг. Умрешь, даже не поняв, как это случилось. Или к виску. Или к глазу. Результат схожий. Надо только снять шлем. Всего лишь.

Сергей посмотрел на разбитый броненосец, а потом… услышал чей-то стон. Доносился он из расплющенной кабины головной машины. Кажется.

Рейдер усилил чувствительность внешнего микрофона, встроенного в шлем. Стон повторился. Лужин закинул штурмовку на плечо и бросился, поднимая брызги, к машине.

— Кто тут? Живые есть?

Кабина оказалась почти вся затоплена и доступ в нее открывался только со стороны правой дверцы. Между водой и краем смятого оконного проема была щель величиной сантиметров тридцать пять. Сергей заглянул в нее. Генрих Буланов висел, запутавшись правой рукой в пристяжном ремне. Его голова была покрыта коркой крови, опухла с одной стороны, так, что ученого узнать было нельзя. Но он до сих пор жил — именно благодаря ремню, который не дал его голове соскользнуть в воду, где находилось тело.

— Вы живы? — спросил Сергей.

Буланов открыл правый глаз. Левая часть лица превратилась в сплошную гематому. Нос расплющился.

Но не это поразило и испугало рейдера. У ученого не было маски.

— Как видишь… — пробормотал тот, еле двигая спекшимися от кровавой корки губами.

— Вы… вы… Где ваша маска?

— Думаю, она мне не нужна.

— В воздухе может быть плесень.

Генрих удивленно воззрился на Сергея здоровым глазом.

— Может быть плесень, ты сказал?.. Плесень? — Он рассмеялся каркающим смехом, словно агонизирующая ворона. — А то я не знаю… — Смех перешел в истерический хохот, длившийся до тех пор, пока его не прервал кашель. Генрих задыхался и хрипел, но ему удалось справиться с приступом. — К дьяволу плесень, брат солдат. Ты не представляешь, как сладок этот воздух. Ты представляешь себе, что значит чувствовать ветер на лице? Даже тот, который с трудом задувает сюда и несет вонь гнилой воды? Нет. А запахи! Их десятки, сотни. Я даже не знал, что мой нос способен на такое. Я их чувствую! — Буланов расплакался.

— Я вас вытащу! — сказал Сергей.

— Сделай одолжение.

Рейдер полез внутрь, боясь, что ему не хватит места, чтобы протиснуться через оконный проем, но оказалось, что под водой его было достаточно.

— У вас что-нибудь сломано, как думаете? — спросил Сергей, стоя скрючившись рядом с бедолагой.

— Не имею понятия. Ног почти не чувствую, но это из-за холодной воды. Боли как таковой нет. Мне повезло — ремень до сих пор держит. Иначе бы давно…

Вынув из бедренного отсека брони вибронож, Сергей перерезал ремень, опутавший правую руку ученого, и тот окунулся в мутную жижу с головой. Рейдер подхватил его и стал протискиваться наружу спиной вперед.

Там, где было дно "озера", ноги скользили на грязи и иле.

— Ты видел полковника? Нашел его?

— Да. Миха разорвало пополам.

— О… А… кто-нибудь еще?

— Не знаю, — ответил Сергей. — Я добрался не до всех. Как раз думал застрелиться, а тут услышал ваш стон. Эй! Вы чего?

Генрих содрогался все телом. Сергей испугался, что это конвульсии, однако расслабился, услышав характерное для истерического смеха похрюкивание.

— Смешно? — осведомился он.

— Еще бы. Слышал бы ты себя! — Ученый загоготал во весь рот. — "Как раз думал застрелиться"!.. А тут я такой!..

Сергей вытащил ученого из машины и все так же, отступая, добрался до края воды, а там, не в силах сдерживаться, повалился на бетон. Он хохотал как безумный, катаясь, молотя кулаками и поднимая грязные брызги. Рядом, опершись на локоть, лежал и тоненько подвывал умник. Сергей точно знал, что никогда в жизни еще не испытывал ничего похожего. Смех и ужас, слезы и хохот, все одновременно. Из носа и глаз текло, и это было не очень хорошо для человека в шлеме, но Сергею было начихать. Что-то черное, смердящее выливалось из него, копившееся годами дерьмо — и рейдер не хотел мешать процессу. До чего же хорошо! Не только смерть, оказывается, несет освобождение. Сергей бы раньше посмеялся над этим утверждением. Да и сейчас тоже — хотя бы потому, что, казалось, остановиться было невозможно.