Реакция охотника не подвела. В кустах за спиной только раздался шорох, а он был уже готов к бою — ноги согнуты в коленях, одна рука максимально расслаблена, вторая наоборот, напряжена, и сжимает дедовский нож. Если это они — сейчас будет бой, и не важно, сколько их. Если это обычный хищник, который пришел на запах крови, чтоб выпить застывающий красный сок — Нит не будет его трогать, потому что хищники — такие же дети Али-владыки, как и люди, только неразумные. Предание огню — скорее обычай, чем обязанность, и Нит никогда не стал бы сражаться с тем же волком, защищая от хищника тела чужаков. Так было справедливо, ведь люди охотились на волков ради пропитания, а значит не имели права мешать им утолять и свой голод.

Но это были не они и не хищник — это был человек. Молодой смуглый воин, в таких же, как у остальных, доспехах, только живой и без единой раны на теле — он громко и совершенно неумело пробивался через кусты, не замечая, что ядовитые недотроги уже почти созрели и в любой момент могут выстрелить в него струей кислоты, чтоб потом досуха выпить набухшими корнями тело. Воин — хотя какой он воин — лез напролом, и в глазах его Нит прочитал… Нет, не угрозу. Не огонь гнева. Не смерть. Нечто странное. Любовь, страх, злость и ненависть, а еще — трусость. Нит всегда гордился своим умением читать по лицам, но конкретно это лицо… Оно было… Странным. Трусливое, Нит даже не сомневался, что этот так называемый "воин" бежал, когда напали они, и отсиживался в стороне, когда убивали его братьев, но тем не менее, хоть это и невозможно, трусость казалась его естественной частью, как и любовь. Этого Нит не мог понять. Любовь бывает на лицах матерей, которые кормят грудью свое новорожденное дитя. На лицах сестер, которые дождались своих братьев с охоты. На лицах детей, которые после долгой разлуки дождались отца или мать. Но любовь на лице воина-труса… Зато со злостью и ненавистью все намного проще — злость на самого себя, что бежал, а ненависть к Ниту, как и положено испытывать к любому незнакомому чужаку. Глупо. Прочитав за доли секунды всю гамму чувств, охотник не испытал презрения или тревоги. Лишь облегчение. Самый сильный трус не может быть врагом, испугавшись, ты проиграл еще до начала боя, а значит этот человек всего лишь станет орудием, которое поможет донести раненного воина до города.

Трус — Нит мысленно дал чужаку такое прозвище — вылез из кустов и направил на охотника свой родовой амулет. Или оружие. Это было совершенно не важно, потому что его руки дрожали, и даже самый острый меч в руках такого "храбреца" не опаснее ивового прута, а тугой лук — легкого дуновения ветра.

— Хейху! Айюво! Тайудуи! Ливхи! Мэлоу!

Странные, резкие, обрывистые, и в то же время достаточно мягкие и текучие слова, звуки — совершенно незнакомая речь, совершенно непонятный смысл, хоть нечто похожее крутилось в самых сокровенных, детских воспоминаниях Нита. Что-то из сказок, про прошлое, про те времена, когда люди не утратили бессмертие и могли живыми попасть в голубой мир. Но это было не важно. Из какой бы глубины веков не вышли странные чужаки, найти общий язык с ними будет не сложно. Ведун, который понимает рев медведя, вой волка, шепот дождя и свист ветра, всегда поймет и другого человека. А отдавать приказы можно и не зная чужой язык — не это встревожило Нита. А голос. Женский высокий голос. Но Трус не был женщиной, и это смущало охотника сильнее, чем непонятные слова и странное оружие.

— Дон! Тмувго! Эвей!

"Хватит!", — Нит Сила стряхнул с себя секундное оцепенение. Он не собирался вести с чужаком долгие беседы, а потому, как учил его старый Мир Волк, напрягся, и "выстрелил". Так "стрелять", не важно, собой или камнем, могут только охотники. Это такая же часть их дара, как и умение идти по следу. Ноги, спина, грудь, даже голова — все это превращается в один большой лук, все связки становятся единой тетивой, и только что стоящий на земле человек взмывает на несколько человеческих ростов, чтоб обрушится сверху на ничего не подозревающего врага. Как следопыт может найти цель сквозь любые преграды, как истребитель может кулаком крушить скалы, как ведун понимает язык зверей и природы, как женщина может сотворить новую жизнь, так охотник может быть быстрее и выше. Недолго, доли секунд, но и этого бывает достаточно. Трус даже не понял, что произошло — только что его "враг" стоял где-то далеко, и вот он уже здесь, оружие (или все же родовой тотем? амулет?) выбито из рук, а острый стальной нож упирается в грудь.

— Ты будешь делать, что я тебе скажу, — спокойно сказал чужаку Нит, нисколько не тревожась, что может быть неверно понят. — Если не хочешь попасть в голубой мир.

Иногда один лишь тон может сказать не меньше, чем слова — Трус все понял. Кивнул. Он не хотел в голубой мир, он боялся тех слов, что скажет Али-судье. Али-заоблачный раз каждому, но только тот, кто исполнил свой долг, будет по-настоящему счастлив в свете небесного костра.

— Хорошо. Тогда не мешай мне.

Не обращая больше на чужака внимания, Нит подошел к раненному воину, присел и начал срезать с него тугие доспехи, которые поддавались с большим трудом. Хоть раны не смертельные, их нужно промыть и прижечь огнем. Их яд в раны не попал, но кроме него есть много других опасностей, и каждый охотник должен уметь оказать первую помощь другому. Сначала доказав силу, теперь Нит показывал Трусу доверие и доброжелательность — ему нужно было найти контакт, и он добился своего. Трус подошел ближе и осторожно коснулся плеча охотника, как будто это был какой-то ядовитый куст.

— Мэяхел? — спросил он, показав сначала на раненного воина, а потом на себя, как будто бы расстегивая скрепляющий доспехи ремень.

— Хочешь помочь? — осторожный кивок, оставалось только надеяться, что они правильно поняли друг друга. — Хорошо. Помоги мне снять эти доспехи.

Вдвоем дело пошло значительно быстрее. Там, где Нит тратил много времени, чтоб перепилить упругий и плохо поддающийся ремень, чужак легко дотрагивался до ничем не примечательной застежки, дергал за какой-то шнурок, что-то поворачивал, и целые куски доспехов слетали с тела. Нит не мог этого понять. Такой простой на вид доспех оказался целой системой, где одни пластины плотно прилегали к другим, а третьи перекрывали швы между ними. И все это абсолютно ни для чего — острый рог прошел через все пластины, как горячий нож сквозь слой медвежьего жира. Зачем это нужно? От кого такие доспехи могли защитить? Будучи опытным охотником, Нит Сила знал всех опасных хищников на неделю пути от города Верных Псов. Кроме них, Нит сражался с медведями, волками, кабанами черными и рыжими, с болотными кошками и белыми лисами. Нит знал повадки лесных каров, он даже однажды нашел небольшое человеческое племя, всего тринадцать человек, совершенно дикое, забывшее железо и огонь, помог им добраться до города и стать Верными Псами. Но нигде и никогда не было врагов, от которых могла бы помочь такая защита. И это было странно.

Тем временем доспехи удалось полностью снять. Хорошо, что раненный воин по прежнему лежал без сознания. Нижний слой ткани пришлось отдирать от тела вместе с коркой застывшей крови, и раны опять открылись, но по другому было нельзя. Иногда только через боль и кровь можно получить спасение. Это понимали оба, только когда Нит запалил и поднес к ране огненный прут, чужак вцепился в руку охотника и резко замотал головой.

— Но! Но! Додуи!

— Я хочу помочь. Если хочешь, чтоб твой брат жил, красный сок жизни должен быть предан огню, — как можно мягче объяснил Нит, но чужак будто и не слышал его слов.