А Граси словно сон вспоминала то мгновение, когда они вдруг оказались почти рядом и все в ней оцепенело от этой близости, а Маноло не мог оторвать глаз от ее губ, готовый слиться с ней в долгожданном, запретном, но от этого ничуть не менее желанном поцелуе.

— Боюсь, что если ты хочешь лечь спать, тебе придется подождать, — сказал Маноло.

Я хочу лечь с тобой, прямо сейчас, пронеслось у нее в голове, и Граси поняла, что не в силах обуздать желание, наполняющее все тело долгожданной истомой.

Маноло продолжал смотреть на нее, и Граси знала, что означает этот томный, проницательный взгляд, как знала и то, что сейчас хочет целовать Маноло до потери сознания, целовать, чтобы он едва мог дышать… Хочет, чтобы его руки сжимали и не отпускали ее тело, а губы нежно нашептывали страстную подкупающую ложь.

— Я не хочу ждать, — пробормотала Граси, в панике ища кнопку лифта, — я еду наверх…

— Ты никуда не едешь!

Маноло с силой развернул ее лицом к себе, так что Граси едва сумела устоять на ногах.

— Что ты делаешь?! — вскрикнула она, внезапно поняв, что ей страшно находиться рядом с ним.

— Останься здесь, — грубо приказал он.

— Но почему? Я хочу подняться наверх!

— Не настаивай. — Маноло отчего-то перешел на шепот, его ладони скользнули вверх, захватывая руки Граси с нарастающей силой и нежностью. — Неужели ты не понимаешь? Я не хочу тебя отпускать, не хочу, чтобы ты уходила.

Граси с ужасом почувствовала, как ее сопротивление ослабевает с каждой минутой.

— Давай поговорим, — мягко настаивал Маноло, — просто побудем вдвоем, ведь Зантус не будет нам мешать. — Его улыбка способна была покорить даже самое черствое из всех женских сердец.

Где-то на улице прогремели решетки закрывающихся на ночь магазинов, и этот металлический грохот отрезвляюще подействовал на Граси, вернул ее к реальности, где существовало лишь ее неудовлетворенное желание, и это было непереносимо! Граси попыталась высвободиться, ненавидя себя за то, что позволила Маноло завладеть ею, пусть даже на короткий миг. Она холодно взглянула ему в глаза.

— Пожалуйста, пропусти меня. Слишком поздно, и я слишком устала.

— Я же не требую от тебя откровений и воспоминаний о прошлом. Все, что я хочу, это чтобы ты немного побыла здесь со мной.

— Назови мне причину, по которой я должна остаться, — глухо проговорила Граси, не понимая, что заставляет Маноло задерживать ее. — Я не желаю торчать тут, я хочу подняться наверх, выпить горячего какао в обществе Пилар и наконец лечь и спокойно заснуть…

— …Предварительно надев ночную сорочку.

От удивления Граси чуть не прикусила язык.

Черт возьми, именно это она как раз и собиралась сказать! И именно это было бы с ее стороны довольно опрометчиво, так как снова непроизвольно открывало щекотливую тему интимных подробностей. В ее памяти мелькнул шелковый лоскуток купленной накануне в Мадриде ночной сорочки, однако она решила, что чрезмерная откровенность ей только навредит.

— Пижаму. Хлопковую. С рисунком.

— Не верю!

— Коричневую, с какой-то надписью на кармане, — вдохновенно лгала Граси.

— А может, все-таки шелковая сорочка? Скажем… цвета слоновой кости. Простые линии, но смотрится наверняка очень изящно.

— Ты просто тянешь время, — проворчала она, поражаясь точности данного Маноло описания.

— Конечно.

Граси тоже решила действовать напрямую.

— Хорошо. Может, ты все-таки откроешь мне необходимость удерживать меня здесь, подвергая шквалу многозначительных взглядов и умильных улыбок? Мы давным-давно расстались, и все, о чем ты хочешь поговорить, может подождать более подходящего момента. И не забывай, что Пилар, наверное, уже заждалась.

Маноло, насупившись, молчал, не оставляя Граси ничего другого, кроме как продолжать натиск:

— По-моему, ты вполне в состоянии объяснить мне, во имя чего ты лишаешь меня моего какао.

– Ты терпеть не могла какао, когда мы встречались.

— Знаешь ли, женщинам вообще свойственна изменчивость во вкусах, — многозначительно изрекла Граси. — Давай, Маноло, не тяни, или мне придется привлечь к этому недоразумению постороннее внимание. Если помнишь, я неплохо кричу.