А мужу надо жить.

В ту ночь у Виталия действительно началась новая жизнь. Он вернулся из больницы в давно пустую квартиру, где все было покрыто пылью, а в холодильнике пропахло плесенью. Кое-как навел относительный порядок, купил в супермаркете продуктов — не думая, бросал в коляску первое, на что падал взгляд. Поужинал омлетом, выпил неизвестно какое количество черного кофе и думал, что не уснет, но провалился в сон, как только голова коснулась подушки.

Тогда это и началось.

В аэропорту Берна его ждала машина. Не только его — прилетели еще трое коллег, один из Норвегии и двое из Англии, все они были знакомы Виталию по именам, а Хесмонда он знал лично, профессор приезжал два года назад в Лансинг читать курс по М-бранам. Ехать предстояло полтора часа, и в дороге, конечно, начали обсуждать — каждый свое, а вместе получалось что-то несусветно непонятное для непосвященного, водитель то и дело оборачивался, делал умное лицо и, похоже, порывался спросить: «А что такое прелестные барионы?»

Виталий принимал в обсуждении посильное участие — что-то, кажется, объяснил коллеге из Осло, но мысли были далеко: каждые десять минут он нажимал на мобильнике кнопку быстрого вызова и слышал одно и то же: «Оставьте сообщение…»

Да что же это такое? Айша никогда не выключала телефон. Она не забывала подзаряжать аппарат. Это профессиональное — ей могли позвонить в любую минуту, мобильник для медсестры такая же профессионально необходимая вещь, как для него — ноутбук.

— Что? — переспросил Виталий, потому что Хесмонд смотрел на него и чего-то ждал.

— Э… — смущенно протянул англичанин, глядя на Виталия с неодобрением. — Я так понял, что вы не согласны с Норсагером?

Норсагер? Это физик из ЦЕРНа, опубликовавший зимой статью о нарушениях суперсимметрии в одиннадцатимерных пространствах? Похоже, он пропустил половину обсуждения — скорее всего, слушал не слыша, кому-то в ответ кивал, кому-то качал головой, он весь был в больнице университета штата Мичиган, в палате Дины, держал ее за руку, и на них смотрела Айша, а он не оглядывался, чтобы встретить ее взгляд, потому что тогда…

Там что-то случилось.

— Нет, профессор, — сказал Виталий, — меня устраивает интерпретация Норсагера, только я думаю, что чувствительность камер коллайдера недостаточна для измерения эффекта. Энергии ускорения достаточно, а чувствительности мало. Разве что удастся уменьшить нынешний верхний предел…

— Да? — с сомнением протянул Хесмонд и, потеряв к Виталию интерес, повернулся к норвежскому коллеге, вертевшему в руке трубку, очень похожую ка ту, что обычно держал в зубах Шерлок Холмс в исполнении Василия Ливанова.

И тут телефон зазвонил наконец. Тихая мелодия из «Травиаты» показалась Виталию слишком громкой — все обернулись и почему-то ждали, пока он достанет из кармана аппарат, приложит к уху…

— Прошу прощения, это мистер Витали Димофф? — Мужской голос, низкий, с придыханием, был Виталию незнаком. Он почувствовал, как в горле появился комок, и ответил не сразу.

— Прошу прощения…

— Да, это я, — сказал наконец Виталий. — Кто говорит?

— Джеймс Клифтон Спенсер, адвокатская контора «Паркер и Спенсер».

— Простите, я не…

— Сейчас объясню. Я звоню по просьбе мисс Айши Гилмор. Она попросила меня передать, что с ней все в порядке — насколько это может быть в ее положении. Я представляю интересы мисс Гилмор и надеюсь на ваше сотрудничество. Прошу также принять мои искренние соболезнования.

— Что, черт возьми, случилось? — Голос Виталия сорвался на крик, и на него с неодобрением посмотрел даже водитель.

— Прошу прощения?

— Я не понимаю, что…

— Вам не сообщили? Это с их стороны большое упущение!

Голос затерялся в шорохе, тихом свисте, в неслышимых закоулках эфирного пространства, Виталий испугался, что разговор прервется и он ничего не узнает. Он уже догадывался, точнее, не хотел догадываться, но знание возникало само — ненужное, страшное, безнадежное…

Адвокат откашлялся.

— Поскольку на мою долю выпала миссия сообщить вам…

Черт побери, начнет ли он когда-нибудь говорить внятно?

— Сегодня в восемь часов сорок восемь минут, — заговорил адвокат сухим, лишенным выражения голосом, — ваша жена Динора Димофф была отключена от аппаратуры искусственной вентиляции легких и других жизнеобеспечивающих центров, в результате чего последовала смерть, прошу принять мои искренние соболезнования.