Шрифт:
Утром она вышла из дома — сдавать выпускной экзамен в школе. Мать знала об экзамене и отпустила дочь с легким сердцем.
Но красавица Луиза — белокурая, голубоглазая, с длинными локонами — отправилась на другой экзамен.
Не первый — последний в своей жизни.
Так она проверяла себя — на силу, на стойкость, на решительность. Так она проверяла свою веру в Аллаха, доказывая Арби, что сможет — умереть ради Аллаха и не дрогнуть. Тем более, что рядом с ней в кабине грузовика сидела ее подружка Хава.
Вдвоем — не так страшно. Даже в гости к Господу Богу.
Эти девочки — Хава и Луиза — стали первыми «невестами Аллаха» в России. Но песни и поэмы слагают в честь только одной из них, обладательницы громкой и известной фамилии.
«Эта песня посвящается светлой памяти Хавы Бараевой и других наших сестер, ставших шахидами на пути к Аллаху:
Агрессор в селе Алхан-Капа Куражится, залив водярой зенки, Но смерть, забив во все колокола, К нему стремилась в образе чеченки. К комендатуре мчится грузовик, — Нагруженный пластитом и судьбою, В его кабине виден нежный лик Хавы, Решившей жертвовать собою. Вся превратившись в яростный комок, Ведет она машину прямо к зданию, В мгновенье ударяется в висок Прощальными словами к мирозданью: «Сойдет ли свыше благодать На этот бренный жизни остров, Ведь продолжают погибать Помимо братьев наши сестры?!» Мы на своей борьбы алтарь Лишь лучших приносили в жертву, И в памяти осталась ждать, Где все насквозь пропахло смертью. «Вниманье, цель!» — раздался чей-то крик Из гнусного скопленья русских гадов. От мести раскаленный грузовик Встречает враг стрельбой из автомата. Удар! И боли мощный взрыв Накрыл комендатуру мощным лавом… И принял враг отару смерти душ, И не спасли ни пушки, ни бравада, И множество ничтожных черных душ Как звери заползли в трясину ада. «Сойдет ли свыше благодать На этот бренный жизни остров, Ведь продолжают погибать Помимо братьев наши сестры?!» Мы на своей борьбы алтарь Лишь лучших приносили в жертву, И в памяти осталась ждать, Где все насквозь пропахло смертью. А дочь чеченца — смелая Хава — Шахидом стала на пути Аллаха. Да, вера мусульманская права: Нумины не испытывают страха. Залита кровью милая Чечня, Что снова стала вся багрово-красной, И гибнут сестры в пламени огня, Но эти жертвы будут не напрасны. И ждет Хаву благословенный рай, Сияющий своим прекрасным видом, Идет джихад: спасая отчий край, Быть может, станет весь народ шахидом. «Сойдет ли свыше благодать На этот бренный жизни остров, Ведь продолжают погибать Помимо братьев наши сестры?!»Единственное, что я хочу добавить: «Песня о Хаве» стала гимном будущих шахидок. Именно на ней — на этой незатейливой песенке — растет и воспитывается новое поколение чеченских девочек, обиженных войной.
20 августа 2002 г.
Записываю в блокнот истории этих девочек и думаю о мужчинах. О роковом красавце Арби, перерезавшем глотки солдатам и рыдавшем вместе с покинутой женихом сестренкой. Вот уж поистине бог и дьявол в одном лице.
Как легко запутаться, когда тебе 16–17 лет. И кто бы знал, что за первым в истории России терактом, совершенным женщиной-камикадзе, стоит несчастная любовь, наркотики и предательство мужчины.
История пишется другими чернилами. Здесь не место слезам и людским трагедиям.
Хава взорвалась, отец умер на ее могиле. Мать Луизы прозябает в нищете, торгуя на рынке в Ингушетии. Маленькая женщина, Бог его знает чем разгневавшая судьбу и потому потерявшая любимую младшую дочь.
— Это мое горе, мой позор. Что не уберегла, не удержала. Кому оно нужно, мое горе? Мою девочку убили — свои же, но чужими руками. Мое горе никому не нужно. Куда мне идти с ним?
Никуда. И некуда. Ее дочь после смерти назвали «защитницей своего народа», шахидкой, мученицей — только кому от этого легче?
И кто опять-таки скажет: ради чего она разорвала себя на клочки? И ради кого?
История с Хавой не так проста, как кажется на первый взгляд. Вернувшись из Чечни, я побывала в ФСБ. На Лубянке как-то очень охотно рассказывали о том, что «в горах Чечни существуют базы для подготовки женщин-камикадзе». И «трофейную» видеопленку с предсмертной записью Хавы Бараевой дали, и об инструкторах-арабах поведали. Международный терроризм, мол, наглеет, теперь женщин учат взрываться и убивать.
Пришла домой, пересмотрела запись. Осталось какое-то неприятное послевкусие. Вспомнила о том, как в МВД Чечни, равно как и в сепаратистских кругах, говорили о том, что Арби Бараев работал на российские спецслужбы.
На телеканале ТВС об этом же самом сказал ведущий аналитической программы «Бесплатный сыр» Шендерович: «В отличие от Масхадова, которого во время последней антитеррористической операции ловили с собаками все наши спецслужбы, дядя нынешнего московского гостя (Мовсара Бараева, якобы возглавлявшего захват «Норд-Оста». — Авт.), знаменитый убийца и работорговец Арби Бараев все это время свободно передвигался по республике с документами офицера российского МВД… А один чеченский журналист пошел по следу. Как рассказала газета «Московские новости», этот журналист умудрился переписать номер федерального документа, дававшего Бараеву надежную крышу. Только проблемы со спецслужбами после этого возникли не у Бараева, а у журналиста».
На следующий день одного из акционеров канала Анатолия Чубайса вызвали в Кремль и пригрозили закрыть программу.
Вопросы без ответа: почему именно Бараев организовал первый в России теракт с использованием женщины-смертницы? Кто в России хотел перевести чеченскую войну на «палестинский сценарий»? Кто «заказал» Арби Бараеву начало истории «женщин-шахидок» в России?
29 ноября 2001 года Айза взлетела на воздух в родном Урус-Мартане, метрах в ста от родительского дома.
— Я приехал домой вечером, отработав смену на стройке. Только зашел, разулся, как в дверь стучат.
«Твоя дочь взорвалась возле комендатуры!» Я ничего не понял. «Что вы несете?» — говорю. А мне отвечают: «Пойдем на опознание».
Мы с женой, перепуганные до смерти, подходим к комендатуре. Военные подзывают нас к какой-то кучке, мы приближаемся, а там… Они даже не накрыли ничем… — старый Ваха Газуев всхлипывает. — От дочки моей только голова и осталась. Волосы растрепанные, словно ветром их раскидало. Жена сразу в обморок упала. Ее в чувство приводили, а я пока доченьку в сумку складывал. Кроме головы осталось плечико и пальчик с ноготком. Я все сложил в пакет. Килограммов пять-шесть от Айзы осталось, не больше. И пошли мы с матерью домой… Я плачу, жена плачет, а Айза уже не плачет. Только голова и пальчик с ноготком от нее и остались…