Шрифт:
— Празднуют? — спросил он с завистью, кивнув на обваловку, из-за которой гремел князюшкин голос. Столпосвят произносил здравицу в честь великого теплынского народа.
— А ти сто зе? — удивился грек.
— Да розмысл не велел рыла высовывать, — с тоской отвечал ему Кудыка. — Тут же все меня знают… В ополчении наших полно, слободских…
Костя, добрая душа, хоть и грек, тут же сходил за обваловку и принёс товарищу ковшик винца.
— Слышь, Костя… — сипло позвал Кудыка, осушив посудину до дна. — Ну вот соберёт их сейчас Столпосвят, отведёт к бродам… Неужто удержат? Против варягов-то!..
Грек Костя лишь уныло шевельнул бровями. Что, дескать, спрашиваешь? Сам, что ли, не слышишь, какие они?..
Кудыка судорожно вздохнул и отдал ковшик. И на что только князюшка надеется? Непонятно…
К вечеру развесёлое теплынское воинство, горланя, вышло вразброд к песчаным перекатам, изрядно переполошив вражий стан, где возомнили, будто Столпосвят двинулся на приступ. Гакон Слепой предложил немедля пересечь Сволочь и разогнать эту пьяную ватагу, однако был удержан князем Всеволоком, вновь заподозрившим брата в неведомом коварстве.
Тем временем на западе светлое и тресветлое наше солнышко прорвало низкие тучи и, осенив округу алым сиянием, кануло в далёкое Теплынь-озеро. На оба стана рухнула сырая тревожная ночь. Ночь перед сражением…
Всеволоку не спалось. То и дело сволочанский князь, кряхтя, покидал ложе и, нашарив греческие часы величиною с шелом, поднимал их за кольцо к греческой же масляной лампе. Ночка выпала особенно долгой, и Всеволок уже не раз проклял себя мысленно за то, что не догадался послать гонца к Родиславу Бутычу с просьбой препон сегодня не чинить и восхода не задерживать…
Гакон поднялся ещё затемно (хотя ему-то это было всё равно) и сразу же принялся строить своих варягов в боевые порядки. Князь слышал, как они чавкают по глине и бряцают железом. Кто-то из берсерков, [103] откушав, видать, припасённых заранее мухоморов, уже тихонько подвывал и грыз край щита, приводя себя в неистовство перед битвой.
Наконец князь не выдержал, откинул плащ и, выбранившись, встал. Выглянул из шатра в сырую промозглую тьму. Да что они там, в преисподней своей?.. Думают сегодня вообще солнышко пущать или вовсе нет?..
Берсерк
Нарочито безумный воин. (варяжск.)
Поначалу Бермята и Вражина только шало улыбались да потирали руки. Распоряжением Родислава Бутыча им платили за каждый списанный на теплынцев час задержки. До сего дня солнышко с участка Люта Незнамыча вскатывалось на промежуточную лунку более или менее вовремя, так что бывшим возчикам приходилось цепляться к каждой мелочи, лишь бы отсрочить миг передачи изделия с рук на руки.
А сегодня, видать, что-то не заладилось у самих теплынцев. Но им-то, Бермяте с Вражиной, какая разница? Задержка есть задержка. Каждый раз бы так!..
Однако время шло, и на рожах у обоих начало помаленьку проступать смятение. В служебной клетушке, настолько тесной, что для освещения её хватало одной-единственной лампы, стало вдруг душно, и Бермята с Вражиной, не сговариваясь, ослабили ожерелья рубах и расстегнули голубые свои зипуны.
— Слышь, Вражина… — неуверенно начал Бермята. — Сходил бы, что ли, посмотрел…
Головастый жердяй Вражина — в плечах лба поуже — толкнул дверцу и вышел, пригнувшись. Промежуточная лунка была пуста, а из гулкой чёрной бездны не доносилось ни воя, ни стука, ни грохота, пусть даже и отдалённого… И что уж совсем ни в какие ворота не лезло, нигде ни единого теплынца. Обезлюдел участок…
— Эй! Есть кто живой?.. — перетрусив, позвал Вражина.
Выморочная преисподняя отозвалась долгими отголосками. Из клети, зачем-то застёгивая зипун, выбрался Бермята, стал рядом и тоже уставился во тьму. Наконец замельтешил вдали жёлтенький огонёк — кто-то приближался к ним по правому наканавнику главного рва. Подойдя, приподнял лампу, осветив встревоженные рыла сволочан и заодно своё собственное — словно бы из камня выветренное. Чурыня Пехчинич, сотник с участка Люта Незнамыча…
— А-а, вон это кто… — равнодушно молвил он и повернулся, явно собираясь идти назад.
— Э!.. — ошеломлённо окликнул его Бермята. — Погодь!..
Немилорожий сотник приостановился.
— Чего тебе?
— Как чего? — растерялся Бермята. — Третий час задержки, а ты — чего…
— Да твоё-то какое дело? — не понял тот. — Третий там, четвёртый… Радоваться должен — больше денежек получишь.
— Да что денежки?.. — завопил вдруг стоящий рядом Вражина, взмахнув длинными, как плети, руками. — С солнышком-то что?..
Чурыня выждал, морщась, когда спадут отголоски, и повернулся к жердяю в голубом зипуне.