Шрифт:
— Ну, раз вы взываете к моим чувствам…
Мак–Намара вытащил громадный черный кошелек с медной застежкой и дважды пересчитал деньги, прежде чем отдать требуемую сумму Эрмитеджу.
— И все–таки это чертовски дорого… Вот, старина, и поцелуйте от меня бэби.
— Прошу прощения, сэр, а чаевые?
— Вы считаете, что фунта и восьми шиллингов мало?
— Эти деньги для хозяина. А мне?
Вокруг начала собираться толпа.
— В Томинтуле никто никогда не требует чаевых.
Несмотря на все усилия взять себя в руки, Джон все–таки не смог не взорваться:
— Черт возьми! Плевать на Томинтул! Мы не в Томинтуле! Мы в Лондоне! А Лондон — столица Соединенного Королевства! Сечете? И в Лондоне водителям платят чаевые!
Какой–то служитель культа счел долгом вмешаться в это дело и обратился к Эрмитеджу:
— Дитя мое, ругаться так, как вы себе только что позволили, — постыдно. Подумайте, какой дурной пример вы подаете.
Но Джон был совсем не в настроении внимать гласу добродетели.
— Шли бы вы, пастор…
И он добавил ругательство.
— Бандит! Безбожник! Атеист!
— Слушайте, вы, часом, не хотите схлопотать по носу?
— Попробуйте только тронуть меня — живо попадете в суд!
Какой–то дарбист [4] , оказавшийся свидетелем перепалки, решил, что пора воззвать к Всевышнему:
— Настало время пришествия Христа, дабы он водворил порядок в этом безумном мире! И Он грядет, братья! Он здесь! И приход Его будет гибелью вашей церкви–самозванки! Так возвестил Джок Дарби!
4
Секта, верующая в скорое возвращение Христа.
Теперь вся ярость служителя церкви обрушилась на сектанта:
— Ах вы еретик несчастный! И вы еще осмеливаетесь выступать публично?!
— Нет, это вы блуждаете во тьме, а все потому, что отдалились от Господа!
— Так как же мои чаевые? — снова вступил Эрмитедж.
Но в бой уже ринулась уличная торговка, сторонница унитаристской доктрины [5] .
— Посмотрите, до чего доводят дикие выдумки о Боге в трех лицах! Бог един, Бог единствен, и десница Его повергнет вас во прах!
5
Секта, отрицающая догмат о триединстве Бога.
Священник и дарбист немедленно объединились против унитаристки:
— Прочь отсюда, безумица! Ад плачет по твоей грешной душе!
Сэм Блум вместе с новым постояльцем ушли в гостиницу. Что касается Эрмитеджа, то он никак не мог понять, каким образом его законное требование вызвало столь бурную теологическую дискуссию. Тут к нему подошла женщина из Армии Спасения.
— Брат мой, подумайте о тех, кто страдает от голода и холода. Подать страждущему — значит открыть сердце Всевышнему!
Не думая о том, что делает, Джон протянул два шиллинга, и женщина, поблагодарив, исчезла. Появление полисмена утихомирило метафизическую бурю. Толпа рассеялась. Только Джон остался стоять на тротуаре, тупо глядя на собственную ладонь, в которой теперь было всего фунт и шесть шиллингов… Его зациклившийся мозг тщетно пытался сообразить, почему же все–таки он не только не получил чаевых, но еще остался в убытке.
— Вы кого–нибудь ждете? — осведомился констебль.
— Нет.
— Так нечего тут стоить!
— Согласен, сейчас уеду, но сначала скажу вам одно: здорово все–таки получается, что Марии Стюарт отрубили голову! Чертовски досадно только, что такая участь не постигла всех шотландцев!
Малькольм Мак–Намара поведал Сэму Блуму обо всех своих приключениях, с тех пор как высадился на вокзале Сент–Панкрас. Сначала два грабителя, потом полусумасшедший таксист, который чуть было не устроил аварию только из–за того, что в честь его будущего ребенка сыграли на волынке «Бэк о'Бэнахи»!
— Так вы что, таскаете с собой волынку?
— Всегда! В Томинтуле говорят: «Малькольм без своей волынки — все равно что безногий без протеза — ничего не стоит».
— И где же она у вас?
— В чемодане.
— Вче…
В доказательство Мак–Намара открыл один из своих гигантских чемоданов и торжествующе извлек оттуда волынку, а заодно и бутылку виски.
— Не выпить ли нам, старина, за знакомство?
— Охотно, да вот стакана нет под рукой.