Мамы больше не было. Но только ночью, когда все-все в квартире уснули, Ягуар позволил себе расплакаться. Он вцепился в подушку зубами, давя хрипы, и отчаянно моргал. Слезы сыпались градом. И Егор проснулся.

– Плацес? – шепотом спросил он.

– Нет.

– Плацес. – Брат сполз с кровати и босиком прошлепал по полу. – На вот.

Егор сунул своего медведя с обслюнявленным ухом и поинтересовался:

– Где болит?

– Тут, – Ягуар приложил детскую ладошку к сердцу. – Слышишь, как стучит?

Тень брата, черная в чернильной ночи, кивнула. Егор забрался в кровать, обнял – пахло от него клубничным вареньем – и сказал:

– Потерпи. Пройдет.

Он четко выговаривал «р», и все равно был смешным. Беспомощным. Близким. Пожалуй, ближе, чем кто-либо в этом мире. Одиночество отступило, и Ягуар понял: он сдержит слово.

Он скорее умрет, чем обидит брата.

В новый дом солнце приходило рано. Оно пробивалось сквозь дымку тюля и разрисовывало пол узорчатыми тенями. Солнце рассыпало бисерных зайчиков и щекотало нос длинными кошачьими усами. В столбах света плясали пылинки. А пол источал слабый запах краски.

Ягуар просыпался и лежал, наслаждаясь покоем. А потом появлялась Светочка и будила Егора поцелуем, а Ягуару подмигивала, и это был их со Светочкой пустяшный секрет.

Они завтракали втроем, потому что отец уходил раньше, и собирались, суетливо и смешно. Егор иногда капризничал, но Светочка не злилась на него, как не злилась на Ягуара.

Она была очень светлой, Светочка, и Ягуар изо всех сил старался не огорчать ее.

Он начал учиться, внезапно осознав, что ничего сложного в учебе нет. Он бегал в магазин и подметал пол. Он вытирал тарелки, радуясь, что Светочка не боится его неловкости. Он читал Егору сказки и сам сочинял истории с участием пластиковых солдат и плюшевого медведя.

Светочка радовалась. Отец злился. Он прятал злость внутри себя, и та зрела, готовая в любой миг прорвать тонкую кожицу терпения. А потом Ягуар потерял деньги. Десять рублей, отложенных на магазин, завернутых в тетрадный лист со списком покупок. Он сложил листок, сунул в карман и побежал, спеша поскорей исполнить поручение. Уже в магазине оказалось, что карман дырявый, и листок выпал, и деньги тоже. Отец в потерю не поверил.

Он заглянул Ягуару в глаза, скривился, как обычно, и спросил:

– Ты ведь их потратил?

– Нет, – Ягуар не отвел взгляда.

– Ты вор.

– Нет.

– Ты украл деньги и потратил, – отец убеждал не столько себя, сколько Светочку, застывшую в углу кухни. И именно перед ней Ягуару было стыдно. А вдруг Светочка тоже поверит, что он – вор? И перестанет улыбаться, перестанет подмигивать по утрам, сохраняя смешной секрет?

– Я потерял! В кармане дырка была! Я не знал, что там дырка…

– Хорошее оправдание.

– Митя, может, так все и было? – тихо сказала Светочка. – В конце концов, это просто деньги…

– Это мои деньги. И твои деньги. Не его. Он не имеет права брать эти деньги. И уж тем более не имеет права врать.

– Послушай…

– Светлана, пожалуйста, не вмешивайся. Это мой сын. И мне решать, как его воспитывать.

– Но…

– Света!

Сейчас он ее ударит. И будет виноват Ягуар. Он ведь действительно виноват. Он деньги потерял, и нельзя, чтобы Светочке было больно.

– Я потратил деньги, – тихо сказал он, опуская взгляд. – Это я украл и потратил деньги.

– Вот видишь? – жесткие пальцы вцепились в ухо. – С ним нельзя мягко. Он не поймет.

Отец, получив желаемый ответ, как-то сразу успокоился. Пороть – выпорол, но бил не в полную силу, и Ягуар стерпел. А приказу оставаться в комнате он даже обрадовался. Ягуар не представлял, как теперь сесть за общий стол и посмотреть в глаза Светочке или Егору.

Чувство стыда было столь мучительно, что Ягуар забрался под кровать, закрыл глаза и заткнул уши. Он представил, что его здесь нет. Он в другом месте.

Где-то далеко-далеко, где солнце гладит горбатые спины скал. И волны играют на струнах света. А заигравшись, выплескиваются на берег, разглаживают белый-белый песок.

На песке следы человека и зверя. Человек смугл. Черные его волосы украшены перьями. Кожа – шрамами. В руке его лук, на груди – цепочка с медальоном. Зверь ступает по следу. Он огромен, но не страшен. Он словно вылеплен из света и тени.

Зверь поворачивается к Ягуару и раскрывает рот, говоря:

– Просыпайся.

Ягуар открывает глаза. В комнате темно. И холодно. И рука затекла.

– Ну же, Ваня, выходи. Не надо прятаться, – Светочка стоит на четвереньках и протягивает руку. – Выходи же.