Шрифт:
– Как это?
Алиса чуть не расплакалась от жалости к другу детства. Представила, как он бегает расхристанный по их двору, хватает всех за руки, за одежду, ломится в чужие квартиры, орет, обвиняет, ищет правды, и чуть не расплакалась. Она, наверное, тоже так бы с ума сходила, если бы Саша попал в беду.
– Как они тебя угомонили?
– В лобешник треснули, я и осел, – Сашка вздохнул, поймал ее ладошку, сжал крепко. – Хорошо, народ весь понимающий знает нас с тобой прекрасно, никто жалоб катать не стал, а то бы… А Светка ушла. Вещи у нее со вторника собраны были, как всегда. Она их просто распаковывать не стала. Подхватилась и слиняла к теще. Так вот…
– И что теперь? – Алиса выпростала из-под одеяла руку, оперлась о край кровати, намереваясь присесть, боль под лопаткой тут же вернулась, на лбу выступил пот. – Что теперь-то? Ушла и не звонит даже?
– Нет, не звонит, – Саша вскинул голову, глянул вызывающе. – И я не звоню! Сколько можно?! Задолбала уже!
– Что да, то да, – покивала Алиса и снова рухнула на подушки, сил сидеть не было. – Без понятий совершенно дамочка. И зачем ты на ней женился, Саш?
– Затем, что ты за меня не пошла! – воскликнул он с застарелой обидой и покосился на нее. – Вышла бы сразу за меня, все было б отлично и у нас, и у Светки тоже. Не мучилась бы она со мной.
– А она мучилась? – Алиса удивленно заморгала. – По-моему, это она тебя мучила.
– Да ладно тебе, подружка, сочинять, – Сашка вздохнул с печалью. – Знаешь ведь прекрасно, что я никогда любить тебя не переставал. Знаешь? Ну? Чего молчишь?
– Саш, не начинай снова, а, – попросила она, закусив губу.
История их любовных отношений насчитывала не одно десятилетие. Началось все еще с детского садика. Алиса в любви ему призналась в подготовительной группе. Сашка фыркнул и обозвал ее дурой.
В средней школе она повторила попытку, когда он взял все подряд призы в летнем оздоровительном лагере, побросал жестяные кубки и грамоты к ее ногам и умчался с вожатой наперегонки купаться. Ох, Алиса и ревела тогда. Еле-еле дождалась их возвращения, а вернулись они почти под утро – мокрые, взъерошенные, с припухшими губами.
– Что у тебя со ртом?! – ахнула Алиса, сидевшая допоздна на перилах их корпуса. – Вы что?.. Целовались?!
– Дура глупая, – ворчливо отозвался тогда Сашка и попытался обойти ее стороной. – Спать иди!
– Вы целовались, Саш? Я же вижу! Где вы были так долго?! Как же ты… Я же люблю тебя, скотина!
Было ей тогда то ли четырнадцать, то ли тринадцать лет, точно она не помнит. Но в груди болело совсем по-взрослому, и комок в горле вырос такой, что Алиса дышать не могла.
– Я же люблю тебя, Саш, а ты с ней…
– Я сказал, спать иди! – вдруг заорал он не своим голосом, тряхнул головой, с мокрых волос ей в лицо полетели брызги. – И забудь про любовь свою, дура!
Но она долго не могла забыть страшно болезненного чувства, называемого любовью. Мучилась почти все оставшиеся летние каникулы. А с наступившим новым учебным годом вдруг все прошло. К тому же к ним в класс пришел новенький. Да такой пригоженький. И о Сашке Алиса почти забыла. Вспоминала, лишь когда в школьном коридоре сталкивалась с ним на переменах, учились они в параллельных классах. Он тоже на нее почти не смотрел, откровенно заигрывая со старшеклассницами. На Алису лишь косился с небрежной снисходительностью. Гулять вместе они перестали.
Через год Алиса успокоилась окончательно, а еще через год Сашка пришел к ней на день рождения пятнадцатого июля с букетом ромашек и васильков, всучил их Алисе, дождался, пока бабушка уйдет ставить цветы в вазу и…
– Я не могу так больше, Алиска, – пробубнил он, глядя в пол.
– Чего не можешь? – отвечала она рассеянно, потому что ждала в гости того самого пригожего одноклассника.
– Без тебя не могу! – свистящим шепотом оповестил Сашка, схватил вдруг одной рукой ее за талию, второй за затылок, прижал к себе и полез к ней сухими горячими губами. – Люблю я тебя! Понимаешь, сильно люблю! Никто мне больше не нужен!
Алиса, как и водится порядочной девушке, получившей хорошее, пускай и старомодное воспитание, оттолкнула его, влепила ему пощечину и выставила вон.
Было им тогда почти по шестнадцать…
– Саш, не начинай снова, – попросила Алиса, не желая вспоминать, что происходило между ними после того, как она ударила его и выставила за дверь. – Все давно переговорено. Сколько можно?! Ты мне лучше скажи: что с тем человеком, который меня нашел и в больницу привез? Его наградили?
– Привезла тебя «Скорая», допустим, – нехотя сказал Сашка.
– Но вызвал-то он ее?
– Вызвал он.
– Ну!
– Что ну?
– И где он сейчас? Что это за человек? Я отчетливо помню, как он шел, слышала шаги. Помню, как он остановился возле меня, видела его ботинки и брюки. И что было дальше?
– Ох-ох-ох, Алиска, – пропыхтел Сашка, встал со стула, добрался до своей казенной папки и раскрыл ее. – Беда с тобой, да и только. Причем не мне одному беда.
– А кому еще? – переполошилась она.
– Спасителю твоему, кому же еще, – Саша тряхнул извлеченной из папки бумажкой. – Аристов Петр Иванович, пятидесятого года рождения.