Однажды ночью в Лас-Вегасе

Аннотация

Много лет назад, когда Лисандрос переживал тяжелейшую драму, он встретил молоденькую девушку, которая, словно ангел, вернула его к жизни, указала новый путь. И вот, спустя годы, на великосветском торжестве он узнает ее в красивой, роскошной женщине…

OCR: vetter; Spellcheck:Федор М.: ЗАО Издательство Центрполиграф, 2011. – 158 с. (Любовный роман – 0112) ISBN 978-5-227-02986-7 Переводчик: Л. А. Игоревский Оригинальное название : Lucy Gordon "The Greek Tycoon's Achilles Heel", 2010 Аннотация Много лет назад, когда Лисандрос переживал тяжелейшую драму, он встретил молоденькую девушку, которая, словно ангел, вернула его к жизни, указала новый путь. И вот, спустя годы, на великосветском торжестве он узнает ее в красивой, роскошной женщине… Пролог Сверкающие огни Лас-Вегаса устремлялись в ночное небо. Далеко внизу в отелях и казино била ключом жизнь, но отель «Чертоги Афины» затмевал собой всё. За шесть месяцев с момента открытия он превзошел своей пышностью всех конкурентов. Сегодняшняя свадьба кинозвезды Эстел Раднор, устроенная в его стенах, лишь подтверждала это. Свадьба закончилась в казино, где невеста была запечатлена в разные моменты торжества: вот она выбрасывает кости, вот целует своего жениха, вот обнимает за плечи какую-то тоненькую неприметную девушку… Владелец отеля, с удовлетворением наблюдая за всем этим, повернулся к молодому человеку, который со скептической улыбкой тоже следил за происходящим: – Ахиллес, друг мой… – Я уже просил тебя не называть меня так! – Но твое имя принесло мне удачу. Твои толковые советы по поводу того, как сделать это место по-настоящему греческим… – Ни одному из которых ты так и не последовал. – Мои клиенты верят в то, что оно греческое, а это главное. – Разумеется, главное – как это выглядит, что же еще? – пробормотал молодой человек. – Что-то ты мрачен сегодня. Не в этой ли свадьбе дело? Завидуешь? Ахиллес резко повернулся к нему и словно взорвался: – Не говори ерунды! Все, что я чувствую, – это скука и отвращение. – Тебе не повезло? Ахиллес пожал плечами: – Я потерял миллион. До утра, вероятно, потеряю еще один. Ну и что? – Иди, присоединись к гостям. – Меня никто не приглашал. – Неужели ты считаешь, что они отвергнут сына богатейшего человека Греции? – У них просто не будет такого шанса. Оставь меня и возвращайся к своим гостям. И он ушел. Худощавую одинокую фигуру сопровождали две пары глаз: одна принадлежала мужчине, которого он только что оставил, вторая – молоденькой девушке, которую только что обнимала красавица невеста. Стараясь держаться незаметно, девушка подошла к лифту и поднялась на пятьдесят второй этаж, откуда могла полюбоваться панорамой города. И стены и пол здесь были сделаны из толстого стекла, что позволяло посетителям обозревать панораму. Выступ снаружи, как она подозревала, был предназначен для рабочих и мойщиков окон, обычные гости отеля не могли туда попасть, если, конечно, не знали кода запирающего устройства. Девушка, словно завороженная, смотрела вниз, когда, привлеченная легким шумом, резко обернулась и увидела того самого молодого человека, которого заметила внизу. Оставаясь незамеченной, она наблюдала за тем, как он остановился неподалеку и смотрел вниз с высоты тысячи футов на ослепительный мир, простирающийся внизу. Его лицо было освещено снизу переливающимися огнями – тонкое лицо очень молодого человека, почти мальчика, но при этом с налетом усталости, если не сказать – отчаяния. И тут молодой человек сделал нечто такое, от чего она пришла в ужас. Он протянул руку к запирающему устройству и набрал код. Стеклянная панель отодвинулась, и теперь между ним и бездной не осталось ничего, кроме воздуха… Петра так громко ахнула, что он резко повернул голову. – Что вы тут делаете? – раздраженно спросил молодой человек. – Шпионите за мной? – Конечно нет! Идите обратно, пожалуйста, – умоляюще сказала она. – Не делайте этого. Он сделал шаг назад, на сравнительно безопасную территорию, но остался стоять возле просвета. – Что, черт возьми, вы имеете в виду, говоря «Не делайте этого»? – сердито спросил он. – Я не собирался ничего делать. Я хотел вдохнуть немного свежего воздуха. – Но это опасно! Вы могли случайно упасть. – Я знаю, что делаю. Уходите и оставьте меня в покое. – Нет, – заявила она решительно. – Я имею такое же право дышать свежим воздухом, как и вы. Красиво там внизу? – Что? Совершенно неожиданно она проскользнула мимо него и вышла на выступ. Ветер немедленно с такой силой налетел на нее, что ему пришлось ее схватить. – Глупая женщина! – закричал он. – Несчастный случай может произойти не только со мной. Вы что, хотите умереть? – А вы? – Идите обратно! Он втащил ее внутрь и на мгновение удивленно замер, разглядев ее лицо. – Не вас ли я видел там, внизу? – Да. Я была в «Комнате Зевса», – сказала она, имея в виду казино. – Мне нравится наблюдать за игроками. Этому месту дали очень удачное название. – Вы знаете, кто такой Зевс? – спросил он и подвел ее туда, где они могли присесть. – Зевс был верховным греческим богом, – сказала она, – смотрел на мир с вершины Олимпа и был владыкой богов и людей. Видимо, таковыми чувствуют себя игроки, приступая к игре, но вскоре все оборачивается для этих бедных идиотов совсем по-другому. Вы много проиграли? Он пожал плечами: – Миллион. В какой-то момент я перестал считать. А вы-то, кстати, что делали в казино? Вам не дашь больше пятнадцати. – Мне семнадцать, и я… вхожу в число гостей на этой свадьбе. – Точно, – сказал он, похоже не заметив, как она запнулась. – Я же видел, как она обнимала вас перед камерой. Вы – подружка невесты? Девушка усмехнулась. – Неужели я похожа на подружку невесты? – спросила она, показывая на свое платье, явно дорогое, но отнюдь не гламурное. – Ну… – Нет, я не отношусь к тем, кто постоянно маячит перед камерами. Она сказала это без всякого намека на сожаление, и это понравилось ему. Приглядевшись к ней повнимательнее, он заметил, что девушка совершенно не пользуется косметикой, носит удобную короткую стрижку. – И вас зовут… – поинтересовался он. – Петра. А вы – Ахиллес. Нет? – добавила она, увидев, что он нахмурился. – Мое имя Лисандрос Димитриу. Мама хотела назвать меня Ахиллесом, но мой отец нашел, что в ней говорит сентиментальность. В конце концов они пришли к компромиссу, и Ахиллес стало моим вторым именем. – Но тот человек внизу называл вас именно так! – Для него важно, что я грек, потому что этот отель построен с претензией на греческий стиль. К его удовольствию, она рассмеялась: – Какие они все ненормальные! Они внимательно смотрели друг на друга. Он оказался таким же красивым, как ей и показалось вначале. Тонкие черты лица и гордая осанка – человек, идущий своим путем. Но ощущалась в нем также и какая-то странная мрачная напряженность. Молодые люди в Лас-Вегасе держались группками, этот же оберегал свое одиночество, словно находился во враждебном ему мире. Но что-то все же привело его в это место, полное опасности? – Судостроительная компания Димитриу? – Она самая. – Самая могущественная компания в Греции, – произнесла девушка, словно заученный урок. – То, чего они не хотят иметь, не имеет смысла иметь никому. То, что они не приобрели сегодня, приобретут завтра. Если кто-то посмеет отказать им, они будут ждать до тех пор, пока не наступит подходящий момент. Он хмыкнул: – Что-то вроде этого. – Или вы просто натравите на них фурий? Петра имела в виду трех греческих богинь мщения со змеями вместо волос и налитыми кровью глазами, которые безжалостно расправлялись со своими жертвами. – Вы склонны к мелодраматизму? – спросил он. – В этом месте с претензией на греческое не могу удержаться. А почему вы не в Афинах и не перемалываете своих врагов в пыль? – Я со всем этим уже покончил, – сказал он жестко. – Теперь могут обойтись и без меня. – А, вот что вас задело! – хмыкнула Петра. – Послушайте одну историю. Во время Троянской войны Ахиллес любил одну девушку. Она была из стана его врагов и была его пленницей, но его заставили отказаться от нее, и тогда он покинул поле боя и ушел, обиженный, в свой шатер. Но в конце концов вышел и снова вступил в борьбу. Только все закончилось его гибелью… Как могло закончиться и для вас… на том выступе. – Я уже говорил вам, что не собираюсь умирать… Хотя, честно говоря, мне не важно, что произойдет. Я приму любой вариант. – Она сделала что-то очень жестокое? – осторожно спросила Петра. В полумраке она не могла разглядеть взгляд, направленный на нее, но почувствовала, что взгляд этот был ужасным. Его глаза блеснули холодным огнем, предупреждая, что она ступила на святую землю. – Она? – повторил он тоном, который не сулил ничего хорошего. Девушка нежно дотронулась до его руки и прошептала: – Простите. Мне не следовало говорить это? Он резко поднялся, снова подошел к проему в стеклянной стене и остановился, пристально всматриваясь в ночь. Петра осторожно последовала за ним. – Я считал, что могу доверять ей, – прошептал он. – Иногда надо доверять, – согласилась Петра. – Нет, – решительно сказал он. – Люди не могут быть такими хорошими, какими вы их себе представляете. Рано или поздно, но правда выплывет наружу. И чем больше вы доверяете кому-то, тем ужасней будет момент, когда вас предадут. Уж лучше не питать никаких иллюзий и быть сильным. – Но это же ужасно – никогда не верить ни во что, никогда не любить и не надеяться, никогда не испытывать настоящего счастья… – Никогда не быть несчастным, – жестко добавил он. – Никогда не жить по-настоящему, – тут же возразила она. – Это все равно что похоронить себя заживо, разве вы не видите? Вы бы избежали страданий, но лишились бы всего того, из-за чего стоит жить. – Да что вы знаете о жизни? – сказал он сердито. – Вы еще ребенок. Разве кто-то вызывал в вас когда-нибудь желание все сокрушить, не оставив ничего живого… включая саму себя? – Но чего достигнешь, разрушив свою душу? – спросила она строго. – Я скажу чего. Вы не станете… такой. Он ткнул пальцем в свое сердце. Ей не надо было спрашивать, что он имел в виду. Он, такой молодой, ходил по краю пропасти, и достаточно было небольшого усилия, чтобы столкнуть его туда. Поэтому он и решил стоять здесь, провоцируя судьбу. Хотел, чтобы она это сделала? Жалость и ужас переполняли Петру. С одной стороны, ей хотелось убежать как можно дальше, а с другой – остаться и спасти его. Неожиданно, без всякого предупреждения, он сделал нечто одновременно ужасное и прекрасное. Опустив голову, он положил ее на плечо Петры, потом поднял, потом снова опустил, и так снова и снова. Человек словно бился головой о кирпичную стену, безнадежно и методично… Оторопев, она обвила его руками и начала гладить по голове, чтобы успокоить. В своем отчаянии он искал утешения у нее. Ей была видна бездна за его спиной, и никакой преграды между ним и этой бездной не было. Ничто не могло защитить его, кроме нее. Она крепко прижала его к себе. Он не сопротивлялся, но теперь его голова неподвижно покоилась на ее плече, словно силы полностью оставили его. Когда Петра смогла вновь взглянуть ему в лицо, она увидела, что страдальческое выражение уступило место печали и смирению, словно он обрел некий, хотя и временный покой. Наконец Лисандрос слабо улыбнулся ей. Существовало еще добро в этом мире. Оно было здесь, воплощенное в этой девушке, слишком наивной, чтобы понять опасность, которой она подвергала себя просто оттого, что была здесь, с ним. Когда-нибудь она станет такой же угрюмой и испорченной, как и все остальные… Но не сегодня. Он не допустит этого! Он набрал код, и стеклянная панель задвинулась. – Пойдемте, – сказал Лисандрос, уводя Петру с крыши вниз, в отель. Когда они подошли к двери ее номера, он сказал: – Идите к себе, ложитесь и не открывайте дверь никому. – А что собираетесь делать вы? – Собираюсь проиграть еще больше. А потом – кое о чем подумать. – Спокойной ночи, Ахиллес. – Спокойной ночи. Повинуясь какому-то импульсу, он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. – Входите, – сказал он. – И заприте свою дверь. Она кивнула и вошла. Через мгновение он услышал поворот ключа в замочной скважине. Лисандрос возвратился к игорным столам, смирившись с мыслью о новых проигрышах, но каким-то мистическим образом удача снова вернулась к нему. В течение часа он вернул все свои деньги до последнего цента. А еще через час удвоил их. Эта девушка оказалась для него талисманом. Она была послана, чтобы изменить его судьбу. Он надеялся, что в свою очередь сделал что-то и для нее, о чем, вероятно, никогда не узнает. Ведь они никогда больше не встретятся. Он ошибся: они встретились снова. Но только через пятнадцать лет. Глава 1 Вилла Димитриу находилась на окраине Афин, на холме, откуда хозяева всегда могли обозревать свои владения. Недавно у виллы появился соперник – здание, повторяющее облик Парфенона, воздвигнутое Гомером Лукасом, единственным человеком в Греции, который рискнул соперничать как с семьей Димитриу, так и с древними богами, которые покровительствовали Парфенону. Но Гомер был влюблен и, разумеется, хотел поразить свою невесту в день их свадьбы. В то весеннее утро Лисандрос Димитриу стоял на пороге своей виллы, устремив взгляд на Афины. Он был раздражен тем, что ему придется терять время на свадьбе, когда у него масса по-настоящему важных дел. Обернувшись на звук за своей спиной, он увидел Ставроса, старинного друга своего покойного отца. – Еду на свадьбу, – сказал он. – Заехал, чтобы узнать, не надо ли подвезти тебя. – Спасибо, это было бы очень кстати, – кивнул Лисандрос. – Если я приеду рано, тогда и мой ранний уход не станет слишком большим оскорблением. Ставрос хмыкнул: – Ты не слишком жалуешь свадьбы. – А это не свадьба, это презентация, – с сарказмом ответил Лисандрос. – Гомер Лукас обзаводится женой-кинозвездой и щеголяет ею перед всем миром. И этот же самый мир будет лицемерно желать ему всех благ, а за его спиной – поносить. Мое личное пожелание ему – чтобы Эстел Раднор оставила его с носом. Что так или иначе она и сделает. Кстати, а для чего ей понадобилось приезжать в Афины? Почему бы не справить свадьбу в том псевдогреческом отеле, как раньше? – Потому что имя Гомер Лукас – синоним греческого судостроения, – сказал Ставрос и быстро добавил: – Не считая твоего, конечно. Я думаю, что это может быть настоящий брак по любви. Лисандрос поднял брови: – Настоящий? Сколько раз она выходила замуж? Шесть, семь? – Тебе виднее. Разве ты не был гостем на одной из ее свадеб? – Я не был гостем. Просто случайно оказался в том отеле Лас-Вегаса, где эта свадьба проходила, а на следующий день возвратился в Грецию. – Да. Помню. Твой отец был очень этим доволен… но заинтригован. Кажется, ты сказал ему, что не хочешь больше иметь дело с каким бы то ни было бизнесом. Никогда. Ты где-то пропадал два года, а потом неожиданно, как гром среди ясного неба, вдруг появился и заявил, что готов приступить к работе. Отец даже боялся, что тебе это не удастся сделать после… ну… – Ставрос замолчал, увидев, как помрачнело лицо Лисандроса. – Довольно, – сказал тот спокойным голосом, более пугающим, чем крик. – Это было давно. С прошлым покончено. – Да. Вот и твой отец сказал, что все его страхи оказались беспочвенными, потому что ты возвратился совсем другим человеком. Внушающим ужас задирой. Он был так горд! – Будем надеяться, что я внушу ужас и Гомеру Лукасу. В противном случае это будет означать, что я теряю свою квалификацию. – Возможно, тебе следует опасаться его, – сказал Ставрос. – Именно такие заявления он делает с тех пор, как ты нагрел семейство Лукас на миллиарды. Украл миллиарды, как он говорит. – Я ничего у него не украл, а просто предложил клиенту более выгодную сделку, – спокойно ответил Лисандрос. – Но это случилось в последнюю минуту, – напомнил ему Ставрос. – Они уже все собрались, чтобы подписать контракт, и клиент буквально занес ручку над бумагами, когда зазвонил его телефон, и это был ты. Ты познакомил его с информацией, которую тебе удалось получить только «недостойными методами». – Не более недостойными, чем остальные, – заявил Лисандрос, пожав плечами. – Дело было сделано, – подытожил Ставрос. – Этот человек положил ручку, аннулировал сделку и сразу сел к тебе в машину, которая ждала у входа. Ходят слухи, что именно тогда Гомер пообещал богам Олимпа роскошное пожертвование, если они покарают тебя. – Но пока меня не покарали, так что, возможно, боги его не услышали. – Ты пойдешь один? – сменил тему Ставрос. Лисандрос ответил уклончиво. Бывая по обязанности на свадьбах, он никогда не появлялся там с одной и той же женщиной. Это вызвало бы слишком большой интерес прессы и ввело бы в заблуждение саму женщину. – Хорошо, тогда пошли, – сказал Ставрос. – Боюсь, что присоединюсь к тебе позже. – Но ты только что сказал, что поедешь со мной… – Сказал, но тут вспомнил, что сначала должен кое-что сделать. До свидания. Ставрос не решился возражать. Его машина ждала внизу. На заднем сиденье сидела его жена, которая отказалась подняться вместе с ним – она не любила этот безотрадный дом, который, похоже, прекрасно устраивал Лисандроса. – Как он может жить в таком огромном безмолвном месте без семьи, с одними только слугами? – спрашивала она. – Меня дрожь пробирает. А почему он передумал ехать с нами? – По моей вине. Я сдуру упомянул прошлое, и он словно застыл. Есть что-то жутковатое в том, как Лисандрос вычеркивает из своей памяти то время, словно его никогда не было… При этом оно не уходит из его жизни, управляет всем, что он делает. Вот и сейчас. Согласившись, было, через минуту он постарался отделаться от меня как можно скорее. Да и со свадьбы Лисандрос хочет сбежать пораньше. Вероятно, его ждет какая-то бабенка. – Если ты имеешь в виду… – она произнесла имя, – то она не какая-то бабенка. Ее муж – один из влиятельнейших людей в… – Что только делает ее элитной шлюхой! – перебил жену Ставрос. – Она сейчас держит дистанцию, потому что до ее мужа дошли слухи. – Ой, брось! Он знал об их связи всегда! – цинично заявила его жена. – В этом городе всегда найдутся мужья, которые не возражают, чтобы их жены спали с Лисандросом. Ставрос кивнул: – Да, но я думаю, что сам Лисандрос намекнул ее мужу, чтобы тот обуздал ее. – О чем ты говоришь! Уверена, что даже Лисандрос не способен на такую безжалостность… – Еще как способен! – решительно заявил Ставрос. Лисандрос стоял у окна, пока машина Ставроса не исчезла за воротами. Их разговор взволновал его, и надо было быстро успокоиться. К счастью, раздался тревожный звонок его менеджера из порта Пирей, который сообщил о возникших проблемах. Лисандрос отдал ему ряд коротких распоряжений и обещал заехать в порт на следующий день. Сегодня он будет почетным гостем на свадьбе Гомера Лукаса. Он пожмет руку своему конкуренту, окажет уважение невесте, а многочисленные зрители разочарованно вздохнут, увидев, что они не вцепляются друг другу в глотку. В его голове прозвучал совет отца: «Никогда не давай им понять, о чем ты думаешь». Он хорошо усвоил этот совет и, следуя ему, с улыбкой скроет переполняющую его ненависть. Водитель повез его на виллу Лукаса. «Парфенон» Гомера, в котором состоится свадьба, Лисандрос увидел издалека. Неясно вырисовывающееся, устремленное ввысь строение свидетельствовало о том, что это была резиденция богатого и влиятельного человека. «Подделка, – мрачно подумал Лисандрос. – Не более достоверная, чем та греческая декорация, что в Лас-Вегасе». Он мысленно вернулся в то время, когда чувствовал себя в другом мире, и в его памяти возникла худенькая девушка на крыше отеля, неподдельная наивность которой одновременно раздражила и восхитила его. Он вспомнил тот последний момент, когда она распахнула ему свои объятия, предложив утешение, которого он не мог найти нигде в мире, и он почти… Лисандрос заставил свою память отключиться. Это был единственный способ справиться со слабостью. Интересно, как она попала на ту свадебную вечеринку? Вероятно, была дочерью одного из бесчисленных секретарей Эстел Раднор. Она может оказаться здесь и сегодня, но, наверное, лучше бы им не встречаться снова после стольких лет. Время никогда никого не щадит. Годы могли превратить ее в скучную наседку с несколькими детьми и безликим мужем. Да и его самого время не украсило. Выйдя из машины, Лисандрос огляделся и должен был признать, что Гомер очень толково потратил деньги. Великий храм в честь богини Афины был воссоздан во многом так, как выглядел оригинал. Крышу здания поддерживали элегантные колонны, но самым выдающимся была статуя Афины, лицо которой загадочным образом превратилось в лицо Эстел Раднор. Лисандрос поморщился, не зная, как скоро сможет вежливо откланяться. Зазвонил его мобильный. Пришло сообщение: «Я сожалею о том, что сказала. Я была расстроена. Мне показалось, что ты отстраняешься в тот момент, когда мы становимся такими близкими. Пожалуйста, позвони мне». Он немедленно ответил: «Не надо ни о чем сожалеть. Ты была права, разорвав отношения. Прости меня за то, что расстроил тебя». Лисандрос надеялся, что на этом все кончилось, но через какое-то время пришло следующее сообщение: «Я не хочу разрывать отношения. Я наговорила лишнего. Мы увидимся на этой свадьбе? Мы могли бы поговорить там». Он ответил: «Мы всегда знали, что это не может продолжаться. Мы не сможем поговорить. Я не хочу делать тебя объектом слухов». Ответ пришел незамедлительно: «Мне плевать на слухи! Я люблю тебя». Его ответ был краток: «Пожалуйста, прими мои добрые пожелания на будущее. Убедись, что ты стерла сообщения на своем телефоне. Прощай». После этого он отключил телефон. Совсем. Заставить замолчать аппарат было легко. Отключить сердце и мозги – вот где требовалось мастерство, но он оттачивал его до совершенства до тех пор, пока оно не смогло обезопасить его от всех представительниц женского пола. Кроме разве что одной. Но он никогда больше не встретит ее. Если, конечно, ему очень не повезет. Или очень повезет. – Ты выглядишь восхитительно! Петра усмехнулась, услышав пылкий комплимент от Никатора Лукаса: – Спасибо, дорогой братишка. – Не называй меня так. Я тебе не брат. – Станешь через несколько часов, когда твой отец женится на моей матери. – Стану твоим сводным братом. Мы не будем кровными родственниками, и я смогу приударить за тобой, если захочу. – Ну, нет! Ты станешь мне братом, о котором я всегда мечтала. Моим маленьким братишкой. – Маленьким? Еще чего! Я старше тебя. Это было правдой. Никатору было тридцать семь, а ей тридцать два, но было в нем что-то детское. Не только мальчишеский облик, но и затянувшаяся инфантильность, от которой, вероятно, ему так и не удастся избавиться. Он бы очень нравился Петре, если бы не его неизвестно откуда бравшиеся приступы черной меланхолии, которые, правда, быстро проходили. А сам Никатор просто обожал Петру. Худоба, которая была свойственна ей в подростковом возрасте, исчезла. Она расцвела, сохранив при этом свое природное изящество. Петра не была красавицей, но обладала чем-то более важным – обаянием и привлекательностью. Во всяком случае, в понимании кинематографических друзей ее матери. Она отличалась живостью, умом и чувством юмора. Чтобы отвести от себя внимание Никатора, она перевела разговор на Дебру, молодую восходящую звезду, которая должна была сопровождать его. – Вы прекрасно смотритесь вместе, – сказала она. – Все будут говорить, что тебе очень повезло. – Я бы предпочел пойти с тобой, – вздохнул он. – Ой, перестань! После всех усилий, которые приложила Эстел, чтобы познакомить тебя с ней, ты должен быть благодарен. – Дебра шикарная, – согласился он. – Димитриу и не снилась такая. – Димитриу? Ты имеешь в виду Лисандроса Димитриу? – переспросила Петра. – Того самого Лисандроса Димитриу?! – А что, он такая уж важная персона? – Безусловно. Разве он… – Это не важно. Вероятно, он будет без женщины. – Я слышала, что Лисандрос пользуется популярностью у женщин. – Это правда. Но он никогда не появляется с женщинами на публике. Слишком обременительно. Меняет их как перчатки. Должен тебе сказать, что половина, присутствующих сегодня здесь женщин, побывала в его постели. – Да ты ненавидишь его! – удивленно подытожила Петра. – Просто несколько лет назад Димитриу встречался с девушкой из нашей семьи, но плохо обошелся с ней… – А именно? – Я не знаю деталей. Никто не знает. – Так, может быть, это она плохо обошлась с ним? – предположила Петра. Он сердито взглянул на нее: – С чего ты взяла? – Сама не знаю. Петра неожиданно смутилась. Внутренний голос что-то таинственно нашептывал ей, но она не могла разобрать. Это что-то было связано с давними временами и преследовало ее всю жизнь… – Она исчезла, а потом мы узнали, что ее нет в живых, – продолжал Никатор. – Это было давно, но Лисандрос уже тогда знал, как наносить удар. Будь осторожна. Если он узнает, что ты связана с нашей семьей, он попытается совратить тебя – только для того, чтобы показать нам, что он это может. – «Совратить»? – повторила она весело. – За кого ты меня принимаешь? За беспомощную старую деву? Вращаясь столько лет в мире кино, я научилась быть достаточно циничной. Уверяю тебя, я и сама могу «совратить» кого угодно. Он развел руками: – Ну, в таком случае… – Давай иди, – сказала она ему твердо. – Тебе пора идти за Деброй. И Никатор умчался. Некоторые стороны характера Никки пугали, но Петра не хотела думать об этом сейчас. Этот день должен был стать счастливым. Петра проверила свою камеру. Сегодня здесь будет целая армия профессиональных фотографов, но Эстел, как она всегда называла свою мать, попросила ее сделать несколько душевных семейных снимков. Петра последний раз взглянула на себя в зеркало и нахмурилась. Как сказал Никатор, она выглядела восхитительно, но дочь Эстел не должна была так выглядеть сегодня. Только невеста должна быть в центре всеобщего внимания. – Что-нибудь немного более сдержанное, я думаю, – пробормотала Петра. Она выбрала более темное, более скромное платье. Потом забрала свои роскошные волосы в строгий пучок и снова внимательно посмотрела на себя: – Уже лучше. Теперь никто и не посмотрит на меня. Невеста уже поселилась в большом особняке и теперь занимала апартаменты, предназначенные для хозяйки дома. Петра заторопилась, чтобы сказать ей последние напутственные слова перед началом церемонии. И тут все пошло наперекосяк. Эстел вскрикнула, увидев дочь: – Дорогая, как тебе пришло в голову одеться так? Ты похожа на гувернантку Викторианской эпохи. Петра, привыкшая к бесцеремонности своей матери, не посчитала это оскорблением. – Я решила одеться попроще. Это на тебя все будут смотреть, а ты выглядишь совершенно потрясающе. Ты будешь самой красивой невестой всех времен! – Но люди знают, что ты моя дочь, – простонала Эстел. – Если ты будешь выглядеть женщиной среднего возраста, что скажут обо мне ? – Может, тебе сделать вид, что я не твоя дочь? – сострила Петра. – Не шути так. Ты должна выглядеть юной и наивной. Подумай о моем имидже! – Извини. Мне пойти переодеться? – Да, только быстро. И распусти волосы. – Хорошо. Я переоденусь. Приятного дня! Выйдя из комнаты, Петра улыбнулась. Слава богу, что ей было присуще чувство юмора. Вернувшись к себе, она снова переоделась. Опять в то элегантное голубое шелковое платье, в котором была раньше, и распустила волосы, которые роскошной волной упали ей на плечи. Потом она спустилась вниз, где уже собирались гости. Петра здоровалась со всеми, улыбалась и говорила нужные слова, но мыслями была далеко… Она пристально разглядывала мужчин, пытаясь увидеть Лисандроса Димитриу. То короткое время, которое они провели вместе много лет назад, теперь казалось ей каким-то сном, но она всегда интересовалась Лисандросом. Следила за его карьерой, насколько могла, ловила редкие детали его жизни, просачивающиеся наружу. Он не был женат и с тех пор, как после смерти своего отца стал главой Судостроительной компании Димитриу, жил один. Это было все, что дозволено знать миру. Время от времени Петре попадался на глаза какой-нибудь снимок, на котором она узнавала того человека, которого встретила в Лас-Вегасе. На этих снимках лицо его выглядело грозным, но в ее памяти всплывало другое лицо – лицо наивного, лишившегося иллюзий, молодого влюбленного человека, простонавшего: «Я считал, что могу доверять ей», словно это было самое большое преступление в мире. Недавние снимки показывали мужчину, рано ставшего суровым. Было трудно поверить, что это тот самый человек, который прильнул к ней на той высокой крыше, ища спасения не от физической опасности, которую добровольно искал, а от демонов, воюющих в его голове. К чему привело его тогдашнее отчаяние? Не поддался ли он желанию разрушить все, в том числе свое сердце? Что бы он сказал, если бы они встретились сейчас? Петра не была непорочной девушкой, не была и недотрогой. За прошедшие с тех пор годы она успела побывать замужем, развестись и сполна наслаждалась мужской компанией. Но та встреча, короткая, но пугающе яркая, жила в ее памяти, сердце и чувствах. Мысль о новой встрече с Лисандросом Димитриу возбуждала ее любопытство и вызывала странное волнение. И тут она увидела его. Наблюдая за приближающимися гостями, даже среди толпы она легко узнала его, но не потому, что он был выше большинства мужчин. Дело было в той самой исходящей от него значительности, которая поразила Петру с самого начала. Юноша за прошедшие годы превратился в красивого мужчину. Строгие черты его лица, полные гордости и холодности, могли привлечь к себе взгляды где угодно. В Лас-Вегасе она видела его при скудном освещении. Теперь разглядела, что глаза Лисандроса были темными и глубоко посаженными. Никатор говорил, что с ним не будет женщины, и это оказалось правдой. Лисандрос Димитриу шел один, производя впечатление человека, к которому никто не смел приблизиться. Время от времени кто-то пытался привлечь его внимание. Он отвечал коротко и шел дальше. В Петре заговорил фотограф. Она решила, что это человек, достойный того, чтобы его снимать. А если поначалу это и вызовет его недовольство, он, безусловно, простит ее ради их старого знакомства. Она щелкала фотоаппаратом – кадр за кадром, потом с улыбкой стала приближаться к нему, пока не оказалась рядом. Он поднял глаза, заметил камеру и нахмурился: – Уберите это! – Но… – И уйдите с глаз моих! Прежде чем она успела что-то сказать, он прошел мимо. Петра осталась одна, ее улыбка померкла, когда она поняла, что он смотрел словно сквозь нее. Не узнал? Ей ничего не оставалось делать, как пойти вместе с толпой и занять свое место в храме. Она попыталась рассуждать здраво. Итак, он не узнал ее! Ну и что из этого? Прошло много времени, и она очень изменилась. Зато можно выбросить из головы все фантазии о возможности общих воспоминаний и, воспользовавшись случаем, немного подразнить. Да, это было бы здорово. Шуткой наказать его! Заиграла музыка. Вошла невеста в великолепном платье из желтовато-коричневого атласа. Ей невозможно было дать даже приближенно ее пятьдесят лет. Петра присоединилась к другим фотографам и забыла обо всем, кроме дела, которым должна была заниматься. Эта способность всегда помогала ей в трудную минуту. Лисандрос сидел в первом ряду. Нахмурившись, он посмотрел на Петру, словно пытаясь что-то вспомнить, потом переключил все внимание на церемонию. Клятвы были произнесены на греческом. Невеста хорошо выучила свою роль, но в одном месте запнулась. Петра быстро подошла к ней, прошептала что-то по-гречески и отступила на шаг. Видевший это, Лисандрос снова нахмурился. Жених и невеста медленно пошли к выходу, улыбаясь присутствующим, – двое богатых, влиятельных людей, радовавшихся тому, что обрели друг друга. Гости начали покидать храм. – Лисандрос, друг мой, как я рад тебя видеть! Он повернулся и увидел Никатора, который шел к нему с распростертыми объятиями, словно приветствовал давно потерянного друга. Изобразив улыбку, Лисандрос ответил на приветствие. Никатор цветисто представил свою спутницу, Дебру Фэрли. Лисандрос сделал вид, что это произвело на него впечатление, после чего пара удалилась. Лисандрос с облегчением вздохнул. Легкий смешок заставил его обернуться. Он увидел смеющуюся молодую женщину с роскошными светлыми волосами. И вдруг Лисандрос почувствовал, что его охватывает какое-то непонятное чувство – непостижимая комбинация удовольствия и боли, словно земля изменила ось вращения и мир уже никогда не станет прежним… Глава 2 Женщина заговорила по-гречески: – Вы сделали это очень убедительно. Вы заслуживаете «Оскара». Он ответил на том же языке: – Я не был убедителен, раз вы раскусили меня. – О, просто я никому не верю, – сказала она задорно. – Это помогает сэкономить уйму времени. Он вежливо улыбнулся: – Как это мудро! Вы работаете у Гомера? – показал он на ее камеру. – Нет, я только недавно с ним познакомилась. – И что вы о нем думаете? – Никогда не встречала такого влюбленного человека. – Что очень жаль… – Что вы имеете в виду? – Вы же, конечно, не думаете, что невеста любит его? Для нее он – бутоньерка, дополняющая бриллианты, которыми ее осыпает. Лучшая часть ее карьеры позади, поэтому она и ухватилась за него. Мне почти жаль его. – Но это означает, что хоть кто-то наконец унизил его, и вы должны быть благодарны невесте. Только подумайте, насколько легче вам будет повергнуть его в будущем. Она наклонила голову набок и с каким-то отстраненным любопытством смотрела на него, словно на какой-то редкостный экземпляр. Неожиданно дрожь пронзила Лисандроса. Он не понял почему, однако… – Я полагаю, что в этом могу обойтись и без помощи, – заметил он. – Вот о чем я думаю, – сказала она, очевидно сильно задетая. – Вы заметили, что чужие свадьбы обнажают самое худшее в людях? Я уверена, что обычно вы не столь циничны и раздражительны, как сейчас. Это была чистейшая дерзость, но вместо того, чтобы отделаться от нахалки, он почувствовал желание вступить с ней в спор. – Конечно нет. Обычно я еще хуже. – Это вряд ли возможно. – Все, кто знает меня, сказали бы вам, что я пребываю в своем самом добром и легком расположении духа. – Не верю. Интуиция подсказывает мне, что в душе вы мягкий человек. Люди плачут на вашем плече, дети липнут к вам, а те, у кого возникают проблемы, обращаются за помощью прежде всего к вам. – Я не делаю ничего, чтобы так было, – горячо возразил он. Толпа теснила их, заставляя отойти в сторону. Когда они вышли из храма, Лисандрос проговорил: – Я удивлен, что Гомер решил соорудить подобие Парфенона. – О, он хотел бы воссоздать оригинал, – согласилась Петра, – но между нами… – она театрально понизила голос, – оригинал не слишком отвечал его стандартам, и он решил возвести это, чтобы показать всем, как нужно строить. Не выдержав, Лисандрос разразился смехом, и несколько человек оторопели при виде того, как этот знаменитый своей суровостью человек с удовольствием реагирует на шутку. В ответ Петра рассмеялась сама. А потом он повел ее туда, где были сервированы напитки, и поднес ей бокал шампанского, почувствовав, как хорошо хоть ненадолго расслабиться. Столы для свадебного приема стояли на воздухе, под солнцем. Гости занимали свои места в ожидании появления молодоженов. – Я сейчас вернусь, – сказала Петра. – Минутку. Вы не сказали мне, кто вы. Она оглянулась со странной улыбкой: – Разве нет? Наверное, подумала, что в этом нет необходимости. Увидимся позже. Она отсалютовала ему бокалом и поспешно ушла. – Ну и хитрый ты дьявол! – произнес чей-то низкий голос за его спиной. Крупный бородатый мужчина возник перед ним, и Лисандрос с удовольствием узнал в нем старого соратника. – Георгий! – воскликнул он. – Мне следовало догадаться, что ты будешь там, где самая лучшая еда. – Лучшая еда, лучшее вино, лучшие женщины. Ты и сам такой же. Он показал на удаляющуюся молодую женщину. – Она очаровательна, – сдержанно произнес Лисандрос. Он не собирался обсуждать ее. – О, не беспокойся. Я уйду. Я не претендую на внимание дочери Эстел Раднор. Лисандрос напрягся: – О чем ты? – Я не осуждаю тебя за то, что ты хочешь узурпировать ее. Она – чистейший персик. – Ты сказал – дочь Эстел Раднор? – А она тебе не сказала, кем является? – Нет, – ответил Лисандрос, поджав губы. – Не сказала. Быстрым шагом он направился следом за ней. Как легко он попался в ловушку! Его комментарий относительно ее матери поставил его в неловкое положение. Совершенно недопустимый комментарий. Она могла бы предупредить его, но не сделала этого… Выходит, она смеялась над ним! Лисандрос не успел догнать ее. Светловолосая женщина уже подошла к главному столу, за который должны были сесть жених и невеста. Теперь у него какое-то время не будет никаких шансов. Распорядитель проводил его на место, тоже за главным столом, но прямо за углом, справа от нее, – достаточно близко, чтобы он мог прекрасно видеть ее, но не мог разговаривать. Петра была поглощена разговором со своим спутником. Неожиданно она рассмеялась, откинув голову, и он невольно подумал, что нашел бы ее очаровательной, если бы… если бы был в настроении для того, чтобы быть очарованным. Тут она подняла глаза и поймала его взгляд. Она явно знала, что ее проделка удалась, потому что в ее дерзком взгляде он прочитал: «Что? Обманули тебя?» Он ответил ей спокойным взглядом: «Подожди. Только подожди!» Она с нетерпением ждала. Об этом ему сказала ее улыбка, от которой у него все перевернулось внутри. Чтобы никто ничего не заметил, Лисандрос надел на лицо привычную маску раздражения. Приветственные возгласы и аплодисменты возвестили о торжественном появлении мистера и миссис Лукас. Разменявший седьмой десяток, Гомер Лукас был седовласым, крупным мужчиной с властными манерами. Но когда он и его невеста величаво проходили на свои места, он наклонил голову и преданно поцеловал ей руку. Она, похоже, едва не растаяла от радости, вызванной его жестом, а возможно, пятимиллионным бриллиантом на ее пальце. Молодая женщина, подшутившая над Лисандросом, присоединилась к аплодисментам и поцеловала свою мать, когда та села. Гости приступили к еде. Конечно, Лисандрос допустил промах – принял ее за сотрудницу Лукаса. То, что эта особа здесь как дома, должно было предупредить его. И когда она подошла, чтобы сделать снимки с близкого расстояния, оба, и жених и невеста, стали позировать ей. А потом она позировала вместе с ними какому-то профессиональному фотографу. В этот момент появился Никатор. – Некоторым из нас надо воссоединиться, – услышал Лисандрос его громкий голос. – Брату и сестре. По праву брата он обнял светловолосую за талию и притянул к себе. Она не сопротивлялась, но Лисандрос заметил промелькнувшее на ее лице раздражение. Она поспешно освободилась при первой же возможности и отправила его назад к Дебре Фэрли. Как только гости стали разбредаться, Лисандрос подошел к ней. Она ждала его с насмешливым видом. – Думаю, что это научит меня быть осмотрительнее в следующий раз, – угрюмо произнес он. – Вы были немного неосторожны, правда? – А вы решили, что это была грандиозная шутка, когда вы не сказали мне, кто вы, в то время как я говорил такие вещи о вашей матери . – Я не заставляла вас говорить их. И разве вы не понимаете шуток? – Нет. Я не нашел в этом ничего смешного. Она слегка нахмурилась: – А вам бывает смешно… хоть когда-нибудь? – Нет. Так безопасней. Ей стало не до смеха. – Бедняжка… Она сказала это так искренне, что это тронуло его. Прошло так много времени с тех пор, как его последний раз пожалели. Это было в другие времена… в другом мире… давным-давно… Невероятное подозрение закралось в его голову. Он отогнал его, и оно нехотя отступило. – Если вы решили, что я оскорбил вашу матушку, прошу извинения, – сказал он. – На самом деле оскорбили вы меня. – Не вижу, каким образом. Она взглянула ему в лицо одновременно с недоверием, возмущением, но в основном с изумлением. – Вы действительно не понимаете? – спросила она. – Прошло столько времени, а вы все еще не… Вы действительно не поняли?… Тогда позвольте мне сказать вам, что, когда вы встречаете какую-нибудь даму во второй раз, вежливо было бы вспомнить первый. – Второй раз?… Разве мы когда-то… разве мы?… – И тут он уже не мог дольше отгонять свое подозрение. Он понял. – Это были вы, – медленно сказал он. – На той крыше… в Лас-Вегасе. – Господи, да вы помнили обо мне! – Но… вы изменились… совсем не тот человек. – Надеюсь, что так, после стольких-то лет! В чем-то такая же, в чем-то нет. И вы тоже изменились, но вас легче узнать. Я очень хотела, чтобы вы узнали меня, но этого не случилось. – Она театрально вздохнула. – Какое расстройство! – Вам было безразлично, узнаю я вас или нет, – сказал он решительно. Оркестранты расселись по своим местам. Стали освобождать пространство для танцев, так что им пришлось отойти в сторонку. Лисандроса охватило странное чувство, словно он попал в чуждый ему мир, где все было совсем не таким, каким казалось. Эта женщина возникла откуда-то из прошлого и оказалась на его пути, вызывая его воспоминания и… страхи. – Даже сейчас все еще не могу поверить, что это вы, – заметил он. – У вас другие волосы… они были очень коротко подстрижены… – Удобно, – сказала она тут же. – Я была окружена киношной публикой, которая стремилась выглядеть как можно привлекательнее, а я – как можно незаметнее, что было актом юношеского протеста. Обычно подростки становятся неуправляемыми, находят удовольствие в вине, в ночных загулах, любовниках… Но так делали все вокруг меня. На меня бы никто и внимания не обратил. Так что я стригла свои волосы как можно ужаснее, покупала дешевую одежду, штудировала школьные учебники и рано приходила домой. Господи, какая я была целомудренная! Скучная, но целомудренная! – И что произошло? – спросил он, заинтригованный. Она хмыкнула. – Мою маму начало очень беспокоить мое «странное поведение». Она долго не могла понять, что я стремилась получить академические знания. – В какой области? – Я выбрала специальностью Древнюю Грецию. Я пишу книги, читаю лекции. Делаю вид, что знаю больше, чем на самом деле… – Как большинство людей, – заметил он, не удержавшись. – Как большинство, – согласилась она сразу. – А ваша матушка, она примирилась с вашим выбором? – О да. Теперь она находится под большим впечатлением. Однажды пришла на одну из моих лекций и потом сказала: «Дорогая, это было великолепно! Я не поняла ни слова». Это ее мерило. И в конечном итоге это я познакомила ее с Гомером. – Петра посмотрела по сторонам. – Так что можно сказать, что это я во всем виновата. Начались танцы. Гомер и Эстел вышли на танцпол, скользя в объятиях друг друга до тех пор, пока фотографы не сделали все свои снимки. – А вы не будете снимать? – спросил он. – Нет, я делаю только наши, семейные снимки. А то, что происходит сейчас, – это для публики. Никатор, танцуя с Деброй, помахал ей рукой. Петра вздохнула: – Ему уже под сорок, но он все еще несмышленыш в душе. Как он будет управлять компанией, просто не представляю… – Она виновато замолчала, прикрыв рот рукой. – Я этого не говорила. – Не волнуйтесь. Вы не сказали ничего больше того, что уже всем и так известно. Интересно, что вы это уже поняли. В его голосе послышалась саркастическая нотка, и ей не потребовалось спрашивать, что он имел в виду. Две крупнейшие греческие судостроительные компании находились в стадии соперничества, что включало и шпионаж. Танец кончился, начался другой. Дебра исчезла в объятиях какого-то всесильного продюсера, а Никатор стал прокладывать себе путь в направлении Петры. – О господи! Потанцуйте со мной, – выдохнула она, хватая Лисандроса и вытаскивая его на танцпол. – Что вы дел… Но его руки уже сами собой обнимали ее. – Да, знаю, в приличном обществе мне полагалось бы подождать, пока вы не пригласите меня, – пробормотала она, – но здесь не приличное общество, а какой-то аквариум с золотыми рыбками. Лисандрос подумал, что лучше не скажешь, но заметил: – Но ваши страхи могут оказаться беспочвенными. Вас, с вашим непростым характером, он, возможно, вовсе и не собирался приглашать. – У Никки странные вкусы, – поспешно добавила она. Петра, словно ртуть, крутилась и вертелась в его руках, и он с трудом сдерживался, чтобы не прижать ее к себе, а там будь что будет. Но не здесь. Не сейчас. Еще не пора. Петра довольно точно прочла его мысли и почувствовала какое-то волнение в крови. – Вы не любите танцевать? – спросила она через какое-то время. – Это не танцы. Это плавание в аквариуме с золотыми рыбками. – Что правда, то правда. Но мы вызвали досаду у Никатора, а это может что-то повлечь за собой. Она была права. Выражение лица Никатора было как у ребенка, у которого отобрали игрушку. Но Лисандрос забыл обо всем, кроме Петры. Их лица были рядом, и ее улыбающиеся глаза смотрели прямо на него. – Что вы будете делать после всего этого? – спросил он. – Останусь здесь на несколько дней или недель. Использую шанс провести кое-какую исследовательскую работу. У Гомера большие связи. А здесь есть музей, подвал которого никогда никому не открывали, но он постарается договориться насчет меня. Лисандрос взглянул на изящную чувственную женщину, на ее очаровательное лицо и голубые глаза, с их загадочной, манящей глубиной, и почувствовал, как его охватывает возмущение. Что делала такая женщина в музеях, изучая жизнь мертвых, когда все в ней говорило о жизни? Она должна принадлежать не гробницам, а солнечному свету! Ей следовало не переворачивать пыльные страницы, а ласкать лицо мужчины и прижиматься к нему своим обнаженным телом. При мысли о ее обнаженном теле он глубоко вздохнул. Платье достаточно плотно облегало ее, чтобы он смог хорошо представить соблазнительные формы, но это еще больше искушало его. Он с трудом взял себя в руки. – Посещение музеев действительно является в вашем представлении счастьем? – осторожно спросил он. – Я собираюсь увидеть то, что долгие годы пытаются увидеть другие ученые. Я опережу всех. – Но… но неужели вам не захочется увидеть что-то другое? – Вы хотите сказать, зачем женщина забивает свою слабую головку такими вещами? Женщины созданы для удовольствия, а серьезные вещи нужно оставить мужчинам? Это вы имеете в виду? Поскольку это было приблизительно то, о чем он действительно думал, Лисандрос попытался выпутаться. Ему не понравилось слово «удовольствие», которое употребила она. – Я не это хотел сказать, – наконец произнес он, – но когда жизнь открывает перед вами так много широких дорог… – Это вы о Никаторе? Да, я могла бы броситься в его объятия или сделать что-то другое, что он хотел бы от меня… Осторожно! – вскрикнула она. – Простите, – сказал он поспешно, ослабив свои объятия после того, как инстинктивно слишком крепко сжал ее. – О чем это я говорила? А, да! О возможностях. – Забудьте о Никаторе! – взорвался Лисандрос. – Это не широкая дорога, а тупик. – Я и сама уже поняла это. Мне уже не семнадцать, а тридцать два. Это старость. Старость, с иронией подумал он, с такой персиковой кожей, шелковыми волосами и дразнящими глазами, которые так много ему обещали и предостерегали от дальнейших шагов. Но в одном эта женщина права: она не ребенок. Она достаточно взрослая, чтобы разбираться в мужчинах. – Если вы напрашиваетесь на комплимент, то выбрали не того мужчину, – буркнул Лисандрос. – О, конечно. Я никогда бы не обратилась к вам в поисках нежности или чего-то другого, кроме… – она запнулась, словно осторожно подыскивая слова, – кроме чего-то такого, что вы могли бы сделать лучше, чем любой другой мужчина. Он не смог сдержаться: – И что же это? – Хороший финансовый совет, – заявила она. – Ага! Вот я и сделала это! – Сделали что? – Заставила вас засмеяться. – Я не смеюсь, – произнес он подрагивающими губами. – А засмеялись бы, если бы так сильно не старались сдержаться. Я поклялась себе, что смогу заставить вас засмеяться. Окажите любезность. Позвольте мне одержать мою маленькую победу. – Я никогда не оказываю любезности. Но эту… я вам окажу. – Только эту? – спросила она, подняв брови. – Я предпочитаю сам одерживать победы. – Могу принять это как вызов на соревнование. Они замолчали, двигаясь под музыку, и Петра подумала о том, как не похож он был на других, беззаботных мужчин, с которыми она в основном проводила свою жизнь. – Вас привлекают соревнования? – спросил он. – О да, – уверенно ответила она. – Я всегда стараюсь поступить по-своему. – Я такой же. Какая ужасная битва ждет нас впереди. – Точно, – сказала она. – Дрожу от страха перед вами. Он ничего не сказал, только слабо улыбнулся. У Петры появилось странное чувство, что другие женщины на танцполе пристально смотрят на нее. Большинство из них переспали с Лисандросом, как предупреждали ее, и Петра неожиданно поняла, что это правда. Их глаза лихорадочно горели, взгляды были полны воспоминаний, горячих, сладких и прекрасных… и тоскливых. Они мысленно раздевали ее, пытаясь определить, в его ли она вкусе. И это выводило ее из себя, потому что она пыталась понять то же самое. Среди всех была одна женщина, жадный взгляд которой привлек ее особое внимание. Что-то в этой экстравагантно одетой наглой особе заставило Петру подумать, что она была самым недавним завоеванием Лисандроса… И была отвергнута им. Взгляд этой дамы, в тысячу раз более горький, чем у других, упорно останавливался на Лисандросе. – Боюсь, что мне пора уходить, – сказал Лисандрос. – Я слишком долго пренебрегал своими важными делами. Мне было очень приятно снова встретить вас. – И мне вас, – сухо произнесла Петра. Он вежливо поклонился и через минуту ушел. Она смотрела ему вслед, с трудом веря тому, что случилось, и случилось так неожиданно. Он был так же глубоко охвачен желанием, как и она сама. Петра нисколько в этом не сомневалась. И однако, он преодолел это желание. – Не переживайте. Просто наберитесь терпения. Подняв глаза, Петра увидела ту самую женщину, которая привлекла ее внимание во время танцев. Теперь она вспомнила, что видела, как она прибыла на эту свадьбу с одним из богатейших и влиятельнейших мужчин. Она смотрела на Петру со смесью презрения и жалости. – Я не могла отвести взгляд от вас… и Лисандроса, – сказала дама, подходя ближе. – Он всегда так делает. Подходит слишком близко, а потом отходит, чтобы все обдумать. Если он решит, что вы соответствуете всем его ожиданиям, тогда он возвратится и насладится вами, но в удобное для него время и на его условиях. – Если я соглашусь, – с трудом выдавила Петра. Женщина холодно засмеялась: – Не говорите глупостей. Конечно согласитесь! Все написано на вашем лице. Если бы он вернулся прямо сейчас, вы бы согласились. – Я думаю, что вы хорошо знаете, о чем говорите, – тихо сказала Петра. – О да. Знаю. По личному опыту. Я знаю, что происходит в вашей голове, потому что знаю, что происходило в моей: «Кто он такой, чтобы думать, что стоит ему вернуться и я подчинюсь его команде?» Но он посмотрит на вас, словно вы для него – единственная женщина в мире, и вы подчинитесь его команде. И это будет прекрасно… на какое-то время. В его объятиях, в его постели вы откроете для себя мир, о существовании которого никогда и не подозревали. Но в один прекрасный день проснетесь и снова окажетесь на земле. Вы ощутите холод, потому что он ушел. Он покончил с вами. Вы больше не существуете. Вы зарыдаете, не в силах поверить в это, но он не будет отвечать на телефонные звонки, так что через какое-то время вам придется поверить в это. – Она повернулась, чтобы уйти, и бросила через плечо: – Вы думаете, что у вас будет по-другому? Но с Лисандросом по-другому ни у кого быть не может. Глава 3 Наступил вечер, а празднество все продолжалось. «Парфенон» засиял огнями, звуки музыки устремились в небо. Петра пошла вместе с Эстел в дом, чтобы помочь той переодеться. Медовый месяц должен был проходить на борту яхты Гомера «Силвер леди», подновленной для этого случая и вставшей недавно на якорь в порту Пирея, милях в пяти от виллы. Два автомобиля с багажом и обслуживающим персоналом уже уехали туда. Остался только лимузин, чтобы отвезти жениха и невесту. – У тебя все хорошо? – спросила Эстел, взглянув на дочь. – Конечно, – бодро ответила Петра. – И тем не менее ты выглядишь так, как будто что-то тебя тяготит. Петра действительно размышляла над словами незнакомки: «Если он решит, что вы соответствуете всем его ожиданиям, тогда он вернется и насладится вами, но в удобное для него время и на его условиях». «Этому не бывать, – решила она. – Если он вернется сегодня, то не найдет меня». – Ты не будешь возражать, если я поеду в порт проводить вас? – неожиданно спросила она у матери. – Дорогая, это было бы чудесно! Но я думала, ты собираешься провести бурную ночь в городе? – Только не я! Я не обладаю твоей энергией. По дороге в порт они пили в машине шампанское, а когда поднялись на борт, Гомер с гордостью продемонстрировал Петре свое величественное судно, а в заключение привел в огромную спальню с ложем, на котором спокойно могли бы разместиться человек шесть. – А теперь мы должны найти мужа тебе, – заявил он экспансивно. – Нет, спасибо, – поспешно ответила Петра. – Мой единственный опыт замужества не вызывает у меня желания его повторить. Не успел он ответить, как у Петры зазвонил мобильный телефон. – Боюсь, что мои манеры оставляют желать лучшего, – проговорил мужской голос. – Возможно, я мог бы исправить все, пригласив вас на ужин? Она на мгновение задумалась. У нее была подготовлена речь со словами отказа, но слова эти не приходили ей сейчас на ум. – Я не уверена… – Моя машина у вашего дома. – Но я не там, я в Пирее. – Вам недолго вернуться. Я подожду. Он повесил трубку. – Нахальство! – возмутилась Петра. – Он не сомневается в том, что я буду делать то, что он хочет. – Увидев, что молодожены нахмурились, она пояснила: – Лисандрос Димитриу. Он решил отвезти меня на ужин, не дав мне возможности отказаться. – Очень на него похоже, – заметил Гомер. – Когда он чего-то захочет, то не станет терять время. – Но так нельзя вести себя с дамой! – возмущенно заявила Эстел. Он усмехнулся и поцеловал жену: – Ты, как мне кажется, не возражала. Когда они провожали Петру с яхты, она вдруг встревожилась: – Откуда у него номер моего мобильного? Я ему не давала. – Вероятно, подкупил кого-то из прислуги, – сказал Гомер, словно о чем-то само собой разумеющемся. – До свидания, дорогая. Петра торопливо сбежала по мосткам к машине. По дороге в Афины она попыталась собраться с мыслями. Она была зла, но в основном на себя. Все ее благие намерения рассыпалось в прах от одного только его уверенного тона. Поддавшись порыву, она набрала номер Карпоса, одного своего афинского знакомого, бывшего журналиста, которому можно было доверять. Выслушав ее, он тяжко вздохнул: – Все его боятся. Настолько, что не хотят даже в этом признаваться вслух, чтобы он не обрушился на них с обвинениями. – Но это же паранойя! – Конечно, но такое впечатление он производит. Никому не дозволяется увидеть то, что в его голове или в его сердце – если у него есть таковое. Тут мнения расходятся. – Но разве у него не было кого-то… давно? Из другой семьи? – Правильно. Ее звали Бригитта, но это между нами. Она умерла при невыясненных обстоятельствах. Прессе строго пригрозили, чтобы держалась подальше, поэтому ты никогда об этом и не услышишь. – А какие угрозы ты имеешь в виду? – Всякие, – загадочно сказал Карпос. – Один журналист начал задавать вопросы, и тут же с него потребовали выплату всех его долгов. Он оказался на грани разорения, но ему объяснили, что, если он «будет вести себя как надо» в будущем, все может утрястись. Естественно, он дал такое обещание, и все словно по волшебству уладилось. – А потом с ним ничего не случилось? – Нет, он бросил журналистику и занялся бизнесом. Он очень успешен, но при одном упоминании фамилии Димитриу немедленно покидает помещение. Даже если тебе что-то известно, лучше делать вид, что ты ничего не знаешь. Например, о том, что у него есть небольшие апартаменты в Афинах или Дом Приама на Корфу. – Дом Приама? – удивленно спросила Петра. – Я слышала об этом что-то… Люди долгие годы пытались осмотреть тамошний подвал – там что-то есть, – но никому это не было разрешено. Ты хочешь сказать, что здание принадлежит ему? – Так говорят. Только не проговорись, что знаешь об этом. Кстати, не говори ему, что разговаривала со мной, пожалуйста. Петра пообещала и закончила разговор. Она посидела молча, понимая, что попала в затруднительное положение. Она также понимала, что существует и нечто такое, что невозможно было отрицать. По прошествии пятнадцати лет у них с Лисандросом Димитриу осталось одно незавершенное дело. Он сказал, что будет ждать ее, – и действительно ждал у ворот гомеровской виллы. Как только ее автомобиль остановился, он распахнул его дверцу, взял ее за руку и помог выйти. – Я ненадолго, – сказала она. – Только зайду в дом и… – Нет. Вы и так прекрасны. Поехали. – Я собиралась переодеться… – Вам это не требуется. Вы красивы и сами знаете это. Так что же мы спорим? Было что-то в этом прямолинейном высказывании, что повлияло на нее больше, чем изысканный комплимент. Этот человек не отличался светскими манерами – говорил то, что думает, и считал ее красивой. Петра почувствовала, что улыбается. Она жестом отпустила своего шофера и пересела в машину Лисандроса. Лисандрос не повез ее в какое-то шикарное место, как предполагала Петра. Выехав на сельскую дорогу, он остановился перед небольшим ресторанчиком. Они подошли к уличному столику – вдали виднелось море, сверкающее под луной. – Как красиво, – произнесла Петра. – Так спокойно после всей этой сегодняшней суеты. – Вот и у меня такое же чувство, – сказал он. – Обычно я приезжаю сюда один. Тут подавали простую еду, блюда традиционной греческой кухни – как раз то, что она любила. Пока Лисандрос сосредоточенно изучал меню, Петра пыталась сопоставить его репутацию безжалостного тирана с тем страдающим мальчиком, которого она встретила много лет назад. Тот мальчик был ранимым и не стеснялся показывать это до такой степени, что рассказал совершенно незнакомому человеку о предательстве, разбившем его сердце. Теперь это был мужчина, вызывающий страх, отрицающий, что у него есть сердце… – Пятнадцать лет, – сказал он. – Так много всего произошло, и мы изменились, но в каком-то смысле остались теми же самыми людьми. Я бы все равно узнал вас. Она улыбнулась: – Но не узнали же! – Так только кажется. Где-то в глубине души я узнал вас. Я никогда не думал, что мы встретимся снова, но при этом всегда был убежден, что это произойдет. – И я тоже. Если бы мы прождали еще пятнадцать лет… или пятьдесят… я все равно была бы уверена, что мы однажды снова поговорим, перед тем как отправиться на тот свет. Им подали фету с кусочками томатов. Просто и вкусно. – М-м-м, – блаженствуя, произнесла Петра. Он еле притронулся к сыру, в основном смотрел на нее. – Почему вы тогда оказались там наверху, а не внизу, где веселилась свадьба? – Мне кажется, я по природе своей цинична. – Она улыбнулась. – Мой дедушка говорил, что я отношусь к миру с высокомерием. И это правда. Учитывая тот дурдом, в котором я всегда жила, иначе и быть не могло. – И что вы думаете об этом «дурдоме»? – Мне он нравится. До тех пор, пока меня не пытаются втянуть в него слишком глубоко или воспринимать его серьезно. – А вам никогда не хотелось самой стать актрисой? – Слава богу, нет! Один ненормальный в семье – больше чем достаточно. – А вашей маме известно, что вы так рассуждаете? – Конечно. Вообще-то она первая это сказала, а мы согласились. Она прелесть, и я обожаю ее, но она живет на другой планете. – Сколько ей на самом деле лет? – Столько, сколько ей нужно в какой-то конкретный момент. Я появилась у нее, когда ей было семнадцать. Мой отец ушел от ответственности и просто бросил ее, и она какое-то время выживала одна. Поверьте мне, все, кто видит в ней только киноактрису, должен был бы увидеть те лондонские задворки, на которых мы обитали в то время. – Петра помолчала. – Потом объявились родители моего отца и сообщили, что он недавно погиб в дорожной аварии. Они ничего не знали о нашем существовании, пока он не рассказал обо всем на смертном одре. Они были греками, свято чтили семейные ценности, а я была единственной, оставшейся у них, родственницей. К счастью, они оказались милыми людьми, и мы поладили. Они присматривали за мной, пока Эстел занималась своей карьерой. Мой дедушка был ученым, который когда-то приехал в Англию, чтобы читать курс по истории Греции в университете. В первое время я даже не ходила в школу, поскольку он считал, что может преподавать лучше. И он был прав. – Так что вы выросли здравомыслящим человеком? А как вы умудрились ладить со всеми своими отчимами? – Нормально. Все они были безнадежно влюбленными и немного странными, так что мне приходилось очень стараться, чтобы не реагировать на это. – А как с тем, в Лас-Вегасе? – Он был честолюбивым актером, который считал, что Эстел может помочь его карьере. Когда она в конце концов его раскусила, то вышвырнула его. К тому времени она уже была влюблена в кого-то другого. – Вы очень спокойно рассуждаете об этом. Разве эта бесконечная любовь не трогает вас? – «Бесконечная любовь»? – Она задумалась. – Разве это любовь, когда он пытался отобрать у нее каждый пенс, или когда устраивал скандал, когда у нее бывала какая-то любовная сцена, или… – Ладно. Я понял. Несомненно, мужской пол не производит на вас впечатления. – Как вы догадались? – Ну а как же ваш собственный опыт? Должны же были найтись один-два храбреца, которые отважились не обращать внимания на артиллерийские залпы, которыми вы обстреливали их? Ее губы дрогнули. – Конечно. Я и смотреть на них не стану, если они не настолько храбры. – Это первое из ваших требований храбрость? – Среди прочего. Но даже оно оказалось завышенным. Человек, за которого я вышла замуж, был профессиональным спортсменом, лыжником, выполнял смертельные трюки. Проблема была в том, что это было тем единственным, что он умел делать, и в конце концов мне стало скучно… – Вы замужем? – осторожно спросил он. – Больше нет, – сказала она таким довольным тоном, что он невольно улыбнулся. – Что произошло? Вы вышли замуж вскоре после нашей встречи? – Нет, после нашей встречи я поступила в колледж и упорно занималась. Это тот самый колледж, в котором мой дедушка был профессором, и это замечательно, потому что люди меньше думали о том, что я дочь кинозвезды, а больше ценили то, что я его внучка. Я делала все, чтобы он мог мной гордиться. Я старалась совершенствовать свой греческий язык, изучала историю, сдавала экзамены. Мы собирались приехать сюда и заниматься исследованиями вместе, но дед и бабушка умерли. Без него все стало по-другому. Я так хотела, чтобы он гордился мной! Она замолчала, ее лицо потемнело. Он наклонился вперед: – Расскажите мне. – Я просто вспомнила, как сильно любила их обоих, а они – меня. Они нуждались во мне, потому что после смерти сына у них никого больше не осталось. Им нравилась Эстел, но они не были привязаны к ней так, как ко мне. – Ваша мама не ревновала вас к ним? Петра покачала головой: – Она любящая мать, по-своему конечно, но я никогда не была ей так необходима, как им. У Эстел был мягкий характер, и она всегда относилась к своей дочери с искренней, ну, может быть, чуть-чуть наигранной любовью. Петра понимала, что ее любили, но она не была самым главным. Она старалась убедить себя, что это не имеет значения. Но в глубине ее души всегда жила печаль, тоска по кому-то, кому она была жизненно необходима. Возможно, поэтому душевные муки и отчаяние молодого человека ранили ее в самое сердце тогда, пятнадцать лет назад, на крыше в Лас-Вегасе. – Но ваши дедушка и бабушка умерли, – сказал Лисандрос. – Кто рядом с вами сейчас? Она взяла себя в руки: – Вы шутите? Я окружена людьми, словно стаей гусей. – Включая мужей вашей матери? – Мама не обременяла себя замужеством со всеми из них. Говорила, что у нее на это недостаточно времени. – Они были бойфрендами? – осторожно спросил он. – Некоторые. Но половина из них просто старалась быть поближе к моей матери. Я привыкла сдерживать свои чувства, благодаря чему заслужила репутацию фригидной женщины. «Фригидная женщина»? Ни у одной фригидной женщины не может быть такого теплого голоса и сверкающей кожи! – И тогда я встретила Дерека, – сказала она. – Эстел снималась в фильме, герои которого занимались горными лыжами, и он стал одним из консультантов. Он был так красив, что я влюбилась без памяти. Мы были счастливы пару лет, но потом… – она пожала плечами, – мне кажется, я наскучила ему. – Вы – ему? – изумился Лисандрос. Она хмыкнула, словно измена мужа была самым смешным эпизодом в ее жизни. – Теперь мне кажется, что я и не привлекала его вовсе. Ему были нужны деньги, и он думал, что у дочери Эстел Раднор их много. Так вот. Он начал погуливать, и я взорвалась. Мне кажется, что это его немного напугало. – Вы? Взорвались? – Считается, что у меня нет характера, потому что я крайне редко выхожу из себя. Но если выхожу… могу наговорить такого, о чем потом жалею. Тем не менее это случилось пять лет назад. Все кончено. Почему вы улыбаетесь? – А я и не знал, что улыбаюсь, – поспешно сказал он. – У вас такой вид, будто вы вспомнили какую-то любимую шутку. Давайте поделитесь. «Любимая шутка»! Если бы члены его совета директоров, или менеджер его банка, или рядовые сотрудники услышали это, они бы посчитали, что она бредит. – Да нет… просто вы так сказали: «Все кончено», словно вычеркнули весь мужской пол из своей жизни. – Для меня мужчины действительно больше не существуют. Теперь мой мир – эта страна, моя работа, мои исследования. – Но у древних греков были представители мужского пола, – мягко произнес он. – К сожалению, но это так. – Да, но их я могу вытерпеть. Они помогли мне начать карьеру. Я написала книгу о греческих героях – еще до окончания университета – и даже опубликовала ее. Позже меня попросили адаптировать ее для школ, и я даже получила приличный авторский гонорар. Так что я очень доброжелательно отношусь к греческим мужчинам. – Особенно когда они давным-давно ушли из этого мира и поэтому безопасны? – Вы уловили идею. Официант принес пирог с луком. Они принялись за него, запивая игристым вином, и на какое-то время замолчали. Наблюдая за тем, как она ест, смакуя каждый кусочек, Лисандрос задумался над ее заявлением о том, что мужчины больше для нее не существуют. Если бы это была какая-то другая женщина, он бы подумал, что она пытается обмануть мир, на самом деле потакая своим чувственным слабостям. Но эта женщина была не такой, как все. Она жила в каком-то своем мире, таком, с которым он никогда раньше не сталкивался… – Тогда каким образом вы так много поняли в ту ночь в Лас-Вегасе? – задал он, наконец мучающий его, вопрос. – Вы привели меня в шоковое состояние, прочитав лекцию об Ахиллесе. Она грустно засмеялась: – Вот именно – лекцию! Этим почти все сказано. Боюсь, что это так, и люди сыты этим по горло, а я не могу винить их. Я вспоминаю, что вы тогда очень рассердились. – Мне было не особенно приятно… – согласился он. – Но мне было всего двадцать три. И кроме того… – И кроме того, вы были очень несчастны, правда? – спросила она. – Из-за нее. Он пожал плечами: – Я не помню… По ее глазам было видно, что она не поверила ему. – Вы верили ей, а потом оказалось, что не можете верить, – напомнила она ему. – Такое не забывается. – Хотите еще вина? – вежливо спросил он. Значит, он не был готов рассказать то, что ей очень хотелось узнать. О той катастрофе, которая разбила ему жизнь. – Значит, ваш дедушка обучил вас греческому языку, – продолжил он, явно пытаясь сменить тему. – В душе я чувствую себя настолько же гречанкой, насколько англичанкой. Мой греческий дедушка добился своего. – Поэтому вы знали историю об Ахиллесе… – Да. Ахиллес был одним из героев Троянской войны. Кстати, там было много красивых героев помимо Ахиллеса. – Петра хитро улыбнулась. – Почему ваша мама выбрала именно это имя? – Она родом с Корфу, где, как вы знаете, его до сих пор чтут. – Он был самым отважным и самым красивым из всех, хотя и было у него уязвимое место – ахиллесова пята. – В итоге именно это и убило его, – кивнул Лисандрос. – Его уязвимость не так уж тщательно и скрывалась. Его убийца точно знал, куда нацелить свою стрелу, и натер ее наконечник ядом, чтобы удар был фатальным. – Никто не может считать себя настолько защищенным, как ему кажется, – задумчиво произнесла она. – Девизом моего отца было «Никогда не позволяй никому знать, о чем ты думаешь. Это – проявление слабости». – Иногда становишься сильнее, потому что другие понимают тебя, – возразила Петра. – Если найдется такой человек, которому я смог бы доверять… думаю, это были бы вы… Но я такой, какой есть. – Лисандрос иронично улыбнулся. – Даже вы вряд ли сможете изменить меня. Петра ласково посмотрела на него, прежде чем дотронулась до его руки. – Опасаетесь людей, которым, как вам кажется, сможете доверять? – прошептала она. – Разве я так говорил? – поспешно спросил он. – Что-то вроде того. В Лас-Вегасе. – Я был в ужасном состоянии в ту ночь. Сам не знаю, что говорил. Он замолчал, пристально глядя на свой бокал, и она поняла, что теперь он снова спрячется за стены осторожности и подозрений. Существовал ли способ пробиться к израненному сердцу этого человека? Глава 4 Какое-то время они оба сидели молча. – Вы никого не пускаете к себе в душу? – не выдержала молчания Петра. Он решительно покачал головой: – Но я скажу вам одну вещь. Возможно, это только совпадение, но довольно странное. После того как я проводил вас в ваш номер, я вернулся в казино и внезапно начал отыгрывать все, что потерял. Я просто не мог проиграть, и это было как-то связано с вами, словно вы настроили меня на выигрыш. Чему вы улыбаетесь? – Тому, что вы суеверны. – Наверное, – согласился он. – Но возможно, вы к тому же обладаете большой колдовской силой? – Колдовской силой? – Да, и к тому же вы очень умная женщина. – Он улыбнулся. – Можете пролить свет на все окружающее, не оставляя места предубежденности. Тихое жужжание донеслось из внутреннего кармана Лисандроса. Он достал свой мобильный телефон и поморщился, прочитав послание. – Вот незадача! Я в любом случае собирался завтра в Пирей, но сейчас думаю, что лучше сделать это сегодня. Меня не будет несколько дней. Петра, затаив дыхание, отвернулась. Вечер, который они провели в разговорах и который начал открывать их сердца, должен был привести к ночи в объятиях друг друга. И только теперь, когда стало ясно, что этого не случится, она поняла, как сильно хотела близости с ним. – Вы будете здесь, когда я вернусь? – спросил Лисандрос. – Да, еще погощу какое-то время. – Я позвоню вам. – Нам пора, пожалуй, – согласилась она. – Вам надо ехать. Когда они подъехали к вилле Лукасов, огромные ворота раздвинулись перед ними, словно кто-то ждал их возвращения. Возле дома он распахнул дверцу машины и поднялся вместе с Петрой по ступенькам. Она подняла на него глаза в любопытном ожидании следующего его шага. – Вы помните ту ночь? – мягко спросил он. – Вы были такой невинной, что я уговорил вас идти спать и проводил до дверей. – И велели мне запереть ее, – напомнила она. Никто из них не упомянул о том, что он сделал еще. О поцелуе, легком, как дуновение. Никакой страсти, только нежность, память о которой она пронесла после того вечера сквозь дни и недели, сквозь годы. Он прижался на секунду к ее губам и отпрянул, словно в смущении. – Спокойной ночи, – тихо пожелал он ей. И только когда его машина скрылась из вида, она вспомнила, что так и не спросила, откуда у него ее номер телефона. Вскоре Петра поняла, что у нее нет ни минуты свободного времени. Ее известность сделала свое дело. Несколько исторических обществ обратились к ней, приглашая присоединиться к их экскурсиям. Она приняла столько приглашений, сколько смогла, – лишь бы заполнить то время, пока не будет Лисандроса. Одно из приглашений, которое ее особенно привлекло, последовало от Общества по изучению пещер. Это была группа энтузиастов-англичан, которые исследовали один из островов в Эгейском море в двадцати милях отсюда. Там в пещерах находились бесценные исторические реликвии. Никатор язвил по поводу этой идеи, утверждая, что эта легенда показала себя несостоятельной еще много лет назад, но мысль провести день в море на яхте привлекла Петру. – Место, которое я действительно хочу увидеть, – это Дом Приама на Корфу, – сказала она ему. – Это правда, что он принадлежит Лисандросу? Никатор пожал плечами: – Кажется… Впрочем, Петра не так уж часто беседовала с Никатором. Он проводил много времени вне дома, давая ей возможность исследовать прекрасную библиотеку Гомера. Иногда она вынимала из своей сумочки крошечную фотографию и клала на стол, чтобы та охраняла ее. – Как ты делал это при жизни, дедушка, – говорила она по-гречески человеку на снимке. У дедушки было тонкое, приятное лицо и робкая улыбка. Петра вспомнила, что он всегда улыбался ей при жизни. Он рассказывал ей об ее отце и показывал его фотографии. Отмечал и сходство сына и внучки: – Он был очень нетерпеливым. Сначала говорил, а потом уже думал. – Он нежно смотрел на нее. – И ты такая же. Это была правда. Еще будучи замужем, Петра наговорила такого, из-за чего всякое примирение стало немыслимо. В один из вечеров Никатор неожиданно вернулся домой и заперся в своей комнате, отказываясь кому бы то ни было открывать дверь. Даже Петре. – Может, позвать к нему Дебру? – решила она посоветоваться с домоправительницей. – Она уехала обратно в Америку, – поспешно сказала Аминта. – Ей пришлось уехать внезапно, а мне необходимо вернуться к своей работе. И она поспешно убежала. В конце концов Никатор все-таки вышел со слегка припухшими губами, объяснив это тем, что упал. После того вечера в день свадьбы она видела Лисандроса только однажды, и то случайно, на банкете у одного из представителей городской власти. Он подошел к ней и завел вежливый разговор ни о чем. У Петры голова шла кругом. За его блестящим фасадом она разглядела человека, который был пугающе одинок. У нее болело сердце за него. По ночам она вспоминала его короткий поцелуй. Любой другой мужчина сжал бы ее в своих объятиях и целовал до беспамятства, на что она, честно говоря, и надеялась. Вместо этого он повел себя почти с викторианской благопристойностью. И это трогало ее больше, чем любая страсть. Но страсть существовала, она знала это. В один прекрасный день – и этот день был не за горами – Петра сломает его самоконтроль и соблазнит. Но постепенно появилось раздражение. Петра словно снова слышала голос той странной женщины на свадьбе, предупреждавшей, что она одна из многих и так же легко уступит Лисандросу, как и другие. – Ни за что! – пробормотала она. – Если ты так думаешь, мой мальчик, тебя ждет потрясение! Петра предупредила всех домочадцев, что будет отсутствовать несколько дней. Она находилась в своей комнате и собирала вещи в небольшую сумку, когда зазвонил ее телефон и голос Лисандроса произнес: – Я бы хотел увидеть вас сегодня вечером. Она выдержала паузу, чтобы не взорваться от такой наглости, и спокойно произнесла: – Сегодня я уезжаю на несколько дней. – А это не может подождать до завтра? – Боюсь, что нет. Я, правда, очень занята. Мне было приятно увидеть вас. До свидания. Она повесила трубку. – Молодец, – произнес Никатор, стоя в дверях. – Пора уже кому-то осадить его. – Очень мило, что ты так беспокоишься обо мне, Никки, но в этом нет необходимости. Я сама за себя отвечаю. Так всегда было. И всегда будет. Телефон зазвонил снова. – Я знаю, что вы сердитесь, – сказал Лисандрос. – Но неужели я недостоин прощения? – Вы неправильно поняли, – холодно ответила она. – Я не сержусь, а просто занята. Меня ждет работа. – Вы хотите сказать, что я действительно недостоин прощения? – Нет, я… Тут нечего прощать. – Я бы хотел, чтобы вы сказали мне это в лицо. Я невнимателен, но я не… это… помогите мне, Петра… пожалуйста. Он словно включил волшебный переключатель. Его высокомерию она могла противостоять, но его мольба о помощи тронула ее. – Думаю, что смогу скорректировать свои планы, – медленно сказала она. – Я жду у ворот. Выходите прямо сейчас. Это все, о чем я прошу. – Иду. – Ты безумная, – покачал головой Никатор, слушавший ее разговор. Петра вздохнула: – Наверное. Но ничего не могу поделать. Лисандрос стоял там, где говорил. Он не поцеловал ее и не продемонстрировал никаких эмоций, но его рука крепко сжала ее руку на мгновение, и он прошептал пылко: – Спасибо. Стемнело, когда Лисандрос привез ее в центр города и остановился у какого-то небольшого ресторана с вынесенными на тротуар столиками. Отсюда они могли любоваться залитым огнями Парфеноном, возвышавшимся на Акрополе. Подошедший официант вежливо поинтересовался, готовы ли они пройти на кухню. Петра была знакома с этим обычаем – разрешать посетителям наблюдать за тем, как готовится еда, и с удовольствием последовала за ним. Соблазнительные ароматы немедленно окружили их, и им потребовалось какое-то время, чтобы попытаться сделать свой выбор. Наконец они остановились на жареных кальмарах, за которыми должно было последовать фрикасе из ягненка, и вернулись к своему столику. На какое-то время еда и вино отвлекли ее. Иногда, подняв глаза, она видела, что Лисандрос наблюдает за ней. Выражение его лица говорило ей обо всем, что она хотела знать, о его чувствах, которые он не мог выразить словами. Наконец он вежливо произнес: – Вы были заняты? – Я много читала в библиотеке Гомера. И получила несколько предложений принять участие в экспедициях. – И вы их приняли? – Не все. А как дела с вашей работой? – Все как обычно. Проблемы решаемы. Я пытался много работать, потому что… потому что… – он резко замолчал, – когда я был один, я думал о вас. – Вы очень успешно это скрывали. – Вы имеете в виду, что я не звонил вам? Я собирался несколько раз, но воздерживался. Вы знаете почему. – Не уверена. – Вы не похожи на других женщин. С вами или все, или ничего, и я… – Вы не готовы для всего , – закончила она за него. Без всякого предупреждения ее характер дал о себе знать. – И это прекрасно, потому что я тоже не готова. Вы считаете, что я провоцировала вас? – Нет. Я не это имел в виду, – сказал он поспешно. – Я просто пытался извиниться. – Все нормально, – ответила она. На самом деле нормально не было. От ее прекрасного настроения ничего не осталось. – Можно мне еще немного вина? – спросила Петра, с улыбкой протягивая ему бокал. Он принес извинения, отчего она сразу почувствовала себя виноватой и решила разрядить обстановку. – На самом деле самым увлекательным для меня было приглашение от Общества по изучению пещер. Как и Никатор, Лисандрос отнесся к этому предложению скептически. – Я не очень обольщаюсь, – успокоила она его. – Не думаю, что в этих пещерах можно что-то найти. С другой стороны, я обычно срываюсь ради находок, так что, возможно, мне следовало бы поехать. – Но что вы собираетесь найти там, где тысячи других потерпели неудачу? – Конечно, они потерпели неудачу, – поддразнивая, сказала Петра, – потому что они не я. Что-то лежит там, дожидаясь, когда я появлюсь из тумана времен, веря, что триумф этого открытия будет принадлежать мне и только мне! Потом вы увидите, что мою статую воздвигнут в Парфеноне. – Она поймала выражение его лица и разразилась смехом. – Простите, – задыхаясь, выговорила она, – но если бы вы только видели выражение своего лица! – Вы пошутили, правда? – осторожно спросил он. – Да, пошутила. – Боюсь, что я немного… – Он пожал плечами. – Это трудно выразить. – Я знаю, – сказала она. – Вы считаете чувство юмора слабостью, поэтому держите свое при себе до поры до времени. Лисандрос попытался ответить как-нибудь шутливо, но не смог. – Вы готовы для следующего блюда? – вежливо поинтересовался он. – Да, пожалуйста. Пока официант их обслуживал, Петра заметила, что к ним приближается какая-то пара. – Это она , – выдохнула женщина. – Это ведь вы , правда? Вы действительно Петра Раднор? – Да, это я. – Я видела вас на одном из телевизионных ток-шоу прямо перед отъездом из Англии, и я читала ваши книги. О, это так увлекательно! Лисандросу ничего не оставалось, как вежливо пригласить их сесть к ним за стол. Петра подумала: «Уж не рад ли он тому, что их прервали?» Новых знакомых звали Энджела и Джордж. Они были членами Общества по изучению пещер и только что прибыли в Афины. – Президент нашего общества сказал нам, что написал вам, – затараторила Энджела. – Вы же примете наше приглашение посетить тот остров, правда? Это будет так много значить для нас! Вы крупный специалист. – Прошу вас, – замотала головой Петра. – Я совсем не крупный специалист. – Но вы… Это все продолжалось и продолжалось. Петра почувствовала, что оказалась в ловушке. Она услышала тихий звонок телефона Лисандроса. Он ответил, и сразу на его лице появилось тревожное выражение. – Конечно, – резко сказал он. – Мы сразу же придем. – Он отключил трубку. – Боюсь, что произошла кризисная ситуация. Мой секретарь сказал, что я должен немедленно вернуться и мисс Раднор тоже. Ее присутствие необходимо. Он жестом пригласил к себе официанта, заплатив не только за их ужин, но и за заказ, который сделали их гости. – Хорошего вечера, – сказал он, поднимаясь и увлекая Петру за собой. – Было очень приятно познакомиться. Они бежали до тех пор, пока не оказались за три улицы от ресторана. Тут под покровом темноты Лисандрос обнял ее. – Наконец-то! – сказал он. Глава 5 Радость охватила Петру. Она хотела этого так сильно! И теперь все в ней устремилось к нему. Их руки и губы встретились. – Как ты заставил телефон зазвонить? – выдохнула она. – Он и не звонил. Я просто нажал на кнопку звонка, а потом сделал вид, что отвечаю. Мне надо было увести тебя оттуда, чтобы ты была только моей. Лисандрос снова поцеловал ее, и это было то, о чем она мечтала с момента их встречи. С того момента, как он обманул ее ожидания, когда поцеловал, едва прикоснувшись, много лет назад… – Что ты со мной делаешь? – проворчал он. – Почему я не могу заставить тебя прекратить это? – Ты бы смог, если бы действительно хотел этого, – прошептала она. – Перестань мучить меня… Сирена… колдунья… Он ласкал ее губами. Чувства оказались сильнее его. Именно этого она и хотела. Отдаленный шум прервал их поцелуи. На них надвигалась толпа поющих и пританцовывающих юнцов. Петра вспомнила, что сегодня Ночь европейской музыки, которую праздновали все Афины. Толпа проследовала мимо них, пожелав всего самого хорошего парочке, так поглощенной друг другом. Лисандрос схватил Петру за руку, и они побежали снова, но нигде не могли уединиться. Еще одна толпа показалась из другого переулка и за ней еще одна… Ища прибежища, они оказались на какой-то площади, где на импровизированной эстраде выступала рок-группа. – Ну разве можно тут где-нибудь побыть вдвоем? – взревел Лисандрос. – Нельзя, – засмеялась Петра. – Здесь повсюду музыка и смех… Вокруг них кружились другие пары, но он не видел ничего, кроме ее смеющегося лица. Однажды, очень давно, она взяла его за руку и провела сквозь туннель к успеху. Сейчас она могла сделать это снова, только на этот раз повести к радости и свету, к новой жизни и тому, что она могла принести с собой. – Пошли! – закричал он. – Куда? – радостно отозвалась она. – За тобой – куда угодно… – Тогда идем! Она побежала, увлекая его за собой, сама не зная куда и зачем. Она знала только то, что он был с ней, и этого ей было достаточно. Наконец они остановились. Темное небо над их головами расцвечивали огни фейерверков. Толпы людей громкими криками выражали свою радость. – Уф! – перевела дух Петра, а вслед за ней и он. Она легонько шлепнула его. – Ты-то не должен был бы задыхаться. Я считала, что ты каждое утро проводишь в тренажерном зале. Так и было, и Лисандрос был в прекрасной физической форме, но в ее обществе задохнулся – правда, совсем по другой причине. Огни фейерверка осветили его лицо, его руки крепко обвили ее, а губы прижались к ее губам. – Кто ты? – выдохнул он. – Что ты делаешь в моей жизни? Почему я не могу… – Тсс. Это не важно. Ничто не имеет значения, кроме этого. Поцелуй меня… поцелуй меня. Она чувствовала, что он отвечает ей. Лисандрос чувствовал себя так, словно то ли пробудился ото сна, то ли впадал в него, – он так и не понял. Ее мольба «Поцелуй меня» привела его в восторг, но что-то в глубине его души мешало ему. Он пытался справиться с этим. Его влекло к этой женщине, но влекло так сильно, что это пугало. Под влиянием порыва он позвонил ей сегодня. Под влиянием порыва увел ее от их непредвиденных собеседников. Порыв – то, с чем он боролся долгие годы, – начинал управлять им. – Что случилось? – спросила она, почувствовав, что он отстранился. – Это очень людное место. Нам надо вернуться к тому столу. Я забыл там кое-что. – А потом? – тихо спросила она, боясь поверить жуткой мысли, пришедшей ей в голову. – Потом, я думаю, нам обоим надо… вернуться домой. Она пристально посмотрела на него, не веря себе и чувствуя, как в ней закипает злость. Ничего он не забыл на столе, и они оба знали это. Просто дал понять, что волшебство кончилось. Он уничтожил сказку силой своей воли, доказав себе, что все еще контролирует себя. Это была демонстрация силы. – Как ты посмел? – яростно прошипела она. – Кто ты, черт возьми, такой, чтобы ни во что не ставить меня? – Я не… – Замолчи. Сейчас ты выслушаешь меня. Я не какая-то отчаявшаяся бабенка, которую можно подобрать и затащить в постель, когда тебе это удобно. И не делай вид, что не понимаешь, о чем я говорю, потому что ты все прекрасно понимаешь. Все они выстраивались в очередь к тебе, не так ли? Но только не я! – Я не знаю, кто вбил тебе это в голову! – рявкнул он. – Любая из твоих бывших женщин могла сделать это. Слава опережает тебя. Злость закипала в нем. – Бьюсь об заклад, что тебе что-то сказал Никатор, но неужели ты настолько безрассудна, что могла ему поверить? Неужели он одурачил тебя, играя роль «младшего брата»? – Почему я не должна верить в его заботу обо мне? – Это забота вовсе не брата. В данный момент о нем ходят очень интересные слухи. Почему, как тебе кажется, Дебра Фэрли покинула Афины так внезапно? Да потому, что Никатор зашел слишком далеко и не пожелал примириться с ее отказом. Взгляни на его лицо – она отбивалась. Думаю, потребовались большие деньги, чтобы выпроводить ее без шума. – Я не верю этому, – сказала Петра, не обращая внимания на свой тихий внутренний голос. – Я не лгу! – взорвался Лисандрос. – Нет. Но ты мог неправильно все истолковать. Даже великий и непогрешимый Лисандрос Димитриу допускает ошибки. И одну ты допустил со мной. В один прекрасный момент ты заявляешь, что пойдешь за мной куда угодно, а уже в следующий – что пора ехать домой. Неужели ты считаешь, что я смирюсь с таким отношением? Что мне делать сейчас, Лисандрос? Сидеть рядом с телефоном, надеясь на то, что ты вот-вот объявишься? Когда ты позвонил сегодня, мне следовало отшить тебя! – Но ты этого не сделала, так что, может, мы… Эти слова только подлили масла в огонь. – Но я сделаю это сейчас! – вскипела Петра. – У тебя своя работа, у меня – своя, и нам не нужны дальнейшие проблемы. Всего хорошего! Быстро повернувшись, чтобы он не успел опомниться, она побежала обратно по улочкам к ресторану. Джордж и Энджела все еще сидели там. Они просияли, увидев Петру. – Мы так и знали, что вы вернетесь, – сказала Энджела. – Вы поедете в ту пещеру, правда? – Спасибо. С нетерпением буду ждать этого, – решительно сказала Петра. – Почему бы нам не обсудить сейчас все детали? – Она повернулась к Лисандросу со зловещей улыбкой: – Я вернусь домой на такси. Мы не станем тебя задерживать. Я знаю, как ты занят. – Ты права, – ответил он натянуто. – Доброй ночи. Было приятно увидеть вас всех. Лисандрос проснулся в состоянии глубокой депрессии. Ему было стыдно вспоминать, как он себя вел накануне. Он встал и начал автоматически приводить себя в порядок, одновременно лихорадочно соображая. Петра напугала его тем, что слишком много для него значила. Одного ее присутствия было достаточно, чтобы выманить его из того бронированного убежища, в котором он жил, поклявшись, что останется в нем до конца своих дней. Долгие годы женщины приходили в его жизнь и уходили. Он неплохо относился к ним, но отстраненно и не испытывал никакого сожаления при расставании. А Петра сломала привычный шаблон, и он понял, что должен разорвать их отношения немедленно, иначе рискует поддаться слабости. А этого он страшился больше всего на свете. Лисандрос направился к своему письменному столу с намерением написать вежливое письмо о том, что принимает ее отказ. Тогда ему не придется слышать ее голос с его нежными модуляциями, так напоминавший об удовольствии, которое он до сих пор предвкушал… Он положил перед собой листок бумаги и приготовился писать. Но ручка отказывалась подчиняться ему, а мозг не желал подсказывать нужные слова. Это все ее проделки! Петра словно была одной из тех легендарных сирен, манящие голоса которых направляли моряков на скалы, на верную смерть. В конце концов Лисандрос оставил попытку что-то написать. Ему предстояло заняться важными, неотложными делами, и несколько дней у него не будет времени думать ни о чем другом. По дороге в Афины он с радостью понял, что снова обрел способность управлять своей жизнью. Подъезжая к своему афинскому дому, он включил в машине радио, чтобы послушать последние новости. Комментатор рассказывал о какой-то поисковой операции в море, где нашли перевернувшийся катер. Те, кто был на его борту, исследовали пещеру на каком-то острове в заливе. «Одна из пропавших – Петра Раднор, дочь кинозвезды Эстел Раднор, недавно вышедшей замуж…» Он резко свернул на обочину, остановил машину и оцепенел, слушая. «Если бы она не разозлилась на меня, она бы не отправилась в эту поездку. Если она погибла, это моя вина, как и в прошлый раз, как и в прошлый раз…» Наконец он пришел в себя и, развернувшись, помчался на побережье с такой скоростью, словно за ним гнались дьяволы. Наступила ночь, когда Лисандрос подъехал к морю. Внешне он был спокоен, но никак не мог избавиться от крутившихся в его голове мыслей. «Она погибла… она погибла… у тебя был шанс и пропал… опять…» В гавани собиралась толпа. Все пристально смотрели на море и катер, который направлялся к ним. Лисандрос припарковал машину как можно ближе к тому месту, откуда, было, лучше видно катер. – Многих из них удалось спасти, – проговорил мужчина, стоявший рядом с ним. – Но как я слышал, кого-то пока не смогли обнаружить. – Никто не знает, кого именно? – взволнованно спросил Лисандрос. – Известно только, что это женщина. Что-то я сомневаюсь, чтобы ее смогли теперь найти. «Ты убил ее… ты убил ее!» – стучало в его голове. Он прижался к перилам, вглядываясь в приближающийся в темноте катер. На носу стояла женщина, закутанная в одеяло. Он напряженно вглядывался, но разглядеть ее лицо было невозможно. В мелькнувшем луче света ему показалось, что у нее светлые волосы. Это могла быть и Петра… но он не был уверен. С бьющимся сердцем Лисандрос до боли вцепился в перила. Это должна была быть она. Она не могла погибнуть, потому что если бы это случилось… Он содрогнулся. Раздались радостные возгласы. Катер подошел теперь ближе, и он наконец смог разглядеть женщину. Она стояла, держась за поручни, и глубоко дышала, чтобы справиться с собой. Она будет здесь через несколько мгновений. Надо было выработать план, сосредоточиться. Мобильный телефон. Вот что! Она могла уронить свой в воду, но ей понадобится телефон, чтобы позвонить матери. Он мог дать ей свой. Женщина обводила взглядом гавань, пока наконец не начала махать. Полный радостного облегчения, Лисандрос замахал в ответ, но тут понял, что она смотрела не на него, а на кого-то, кто стоял ближе. Потом он увидел, как Никатор подался вперед и бросился к ней. Она наклонилась вниз, улыбаясь и зовя его. Лисандрос застыл на месте, когда катер пришвартовался, а его пассажиры устремились на берег. Петра попала сразу в объятия Никатора. Потом Никатор вынул свой мобильный телефон и протянул ей со словами, которые Лисандрос не мог расслышать, но мог представить. Петра набрала номер, поднесла телефон к уху и закричала: – Эстел, дорогая, это я! Я жива. Остальное Лисандрос не слышал. Он поспешно попятился в темноту, а потом заторопился к своей машине. И уехал так быстро, как только смог. Она его не увидела. Аминта взяла Петру под свою опеку сразу же, как только та попала домой. Она заставила ее принять горячую ванну, хорошенько поесть и лечь в постель. – Обо всем этом передавали в новостях, – сказала она Петре. – Мы так волновались! Что произошло? – Я толком не знаю. Сначала вроде бы начался обычный шторм, но волны стали вдруг вздыматься все выше и выше, и нас перевернуло. Вы говорите, в новостях передавали? – О да. О том, как вы тонули и что не всех удалось спасти. – До сих пор еще одну женщину ищут, – вздохнула Петра. Она спала плохо и проснулась в ужасном настроении. Где-то в отдалении зазвонил телефон, а через минуту Аминта принесла его ей: – Это вас. Какой-то мужчина. Она нетерпеливо схватила трубку, готовясь услышать голос Лисандроса, полный счастья оттого, что она жива. Но это оказался Джордж, который звонил, чтобы сообщить ей, что пропавшую женщину нашли целой и невредимой. Петра вежливо поговорила с ним и с облегчением нажала на кнопку отбоя. Лисандрос так и не позвонил. Из новостных программ он должен был узнать, что она в опасности, однако человек, который с такой страстью целовал ее, не проявил никакого интереса к ее судьбе. Ничего не дождавшись от Петры в течение несколько дней, Лисандрос сам решил набрать номер ее мобильного телефона. Телефон работал, но был выключен. Это было странно. Она могла бы просто не отвечать на его звонки, но зачем полностью блокировать их? Он старался не поддаваться тревоге, но в конце концов не выдержал и позвонил на виллу Лукаса. Ответила секретарша Гомера. – Мне надо поговорить с мисс Раднор, – сказал он резко. – Будьте так добры, попросите ее позвонить мне. – Прошу прощения, сэр, но мисс Раднор здесь больше нет. Она и мистер Никатор улетели в Англию два дня назад. Когда Лисандрос обрел способность говорить, он спросил: – Она оставила какой-нибудь адрес или контактный номер? – Нет, сэр. Она и мистер Никатор сказали, что не хотят, чтобы их кто-то беспокоил. – А если произойдет что-то экстренное? – Мистер Никатор сказал, что ничего экстренного произойти больше не может… – Понятно. Спасибо. На вилле Лукаса секретарша взглянула на стоящего в дверях Никатора. – Я все правильно сказала? – спросила она. – Отлично, – ответил тот. – Продолжай выдавать эту версию, если будут еще звонки. Лисандрос сидел неподвижно, с напряженным лицом. «Она ушла… она не вернется…» Эти слова, донесшиеся к нему из прошлого, заставили его содрогнуться. «Она ушла…» Это ничего не значило. Петра имела полное право уйти. Это было совсем не так, как тогда. «Ты никогда больше ее не увидишь… никогда больше…» Он с такой силой стукнул кулаком по стене, что с нее свалилась картина, послышался звон разбитого стекла. За его спиной открылась дверь. – Уходи, – сказал он, не оглянувшись. Дверь тут же захлопнулась. Лисандрос продолжал сидеть, уставившись в темноту, в прошлое. Наконец он встал, словно во сне вошел в свою комнату и бросил в сумку несколько вещей. – Я уеду на несколько дней. Звони мне на мобильный, если будет что-то срочное. А так я буду звонить сам. – Могу я говорить, где вы? – Нет. Он поехал в аэропорт и взял билет на следующий рейс на остров Корфу. Воспользоваться своим собственным самолетом значило бы сказать всему свету, куда он направился, а ему это хотелось меньше всего. На Корфу у него была собственная вилла – Дом Приама, которая когда-то принадлежала его матери. Это было его убежище, место, где он мог побыть один, даже без всякой прислуги. Единственными, кто мог его побеспокоить, были студенты и археологи, которых привлекала история этой виллы. Она была построена на руинах древнего храма, и ходили слухи, что там могут быть найдены ценные реликвии. Уже темнело, когда вдали показалась вилла. Лисандрос остановил такси, не доезжая до нее, чтобы подойти незамеченным. Он бесшумно открыл ворота и пошел вдоль здания. Все выглядело спокойным, и он почувствовал облегчение. Наконец он вошел с тыльной стороны дома, пересек холл и подошел к лестнице. Но, не успев еще подняться, увидел нечто такое, отчего застыл на месте. Дверь в подвал была распахнута, что не было случайностью. Эту дверь всегда запирали по соображениям безопасности, а единственный ключ находился у него. Лисандрос рассвирепел оттого, что его уединение было нарушено. В холодной ярости он спустился по лестнице и бесшумно вошел в подвал. Кто-то орудовал в дальнем его конце, пользуясь фонариком только для того, чтобы исследовать стенную кладку, при этом оставаясь в тени. – Сейчас же прекратите! – сказал он строго. – Вы не представляете, какой опасности подвергаете себя. Я этого не потерплю. Я никому не разрешаю входить сюда. Незнакомец, ахнув, резко повернулся. Фонарик упал на пол. Лисандрос пошарил в темноте, нашел пришельца, схватил его и швырнул на пол. – Сейчас, – выдохнул он, – вы пожалеете о том, что сделали. Дайте-ка на вас взглянуть. Он потянулся за фонариком, лежащим на каменных плитках, и посветил им прямо в лицо своему врагу. И тут же застыл. – Петра! Глава 6 Петра лежала на полу, подняв на него широко открытые глаза, и прерывисто дышала. Он поспешно выпрямился и поднял ее, крепко держа, потому что она дрожала. – Ты? – оторопел он. – Ты! – Боюсь, что это так. Она вся дрожала, и он еще крепче схватил ее, чтобы она не упала. Потом быстро поднял на руки, вынес из подвала и понес по лестнице в свою комнату, где бережно положил на кровать и сел рядом. – Ты в своем уме, если делаешь такие вещи? – хриплым голосом спросил он. – Ты хотя бы представляешь, какой опасности себя подвергала? – Нет там никакой опасности, – с трудом произнесла она. – Я бросил тебя на каменный пол. Ты могла разбить голову… я был в такой ярости… – Сожалею, я знаю, что не должна была… – Оставь это, черт возьми! Ты могла умереть. Ты понимаешь это? «Ты могла бы умереть, и тогда я…» Он содрогнулся. – Мой дорогой, – ласково произнесла Петра, – ты слишком переживаешь из-за этого. У меня немного перехватило дыхание от такого жесткого приземления, и больше ничего. – Ты не знаешь. Я покажу тебя врачу… – Ни в коем случае, – твердо сказала она. – Мне не нужен никакой врач. Я ничего не сломала, у меня ничего не болит, и я не ударилась головой. Он ничего не ответил. Она взяла его лицо в свои ладони: – Не смотри на меня так. Все в порядке. – Какое там! – простонал он с отчаянием. – Иногда я теряю контроль над собой и совершаю необдуманные поступки, что может плохо кончиться. Она поняла, что на самом деле он говорил о чем-то еще, и горела нетерпением вытащить из него правду, но внутреннее чутье предупреждало ее, что действовать надо осторожно. И сейчас не время. Сейчас ей надо было успокоить его. – Ты ни в чем не виноват. Я вломилась в твой дом, а это еще хуже, чем просто уголовное преступление. Почему ты не вызываешь полицию? – Замолчи! – воскликнул он, обхватив ее руками. Лисандрос не пытался ее поцеловать, просто сидел, крепко прижимая к себе, словно боялся, что она могла убежать. – Как хорошо, – пробормотала она. – Просто обнимай меня. Он прижался губами к ее волосам, чувствуя, как его охватывает желание, но понимая, что не должен поддаваться этому чувству. – Ты сильно ушиблась? – Набила несколько шишек, только и всего. – Покажи. Он принялся расстегивать пуговицы на ее блузке. Потом снял блузку, снял лифчик, но, кажется, вид ее обнаженной груди его не тронул. – Ложись на живот, чтобы я мог увидеть твою спину. Петра подчинилась. – Все не так плохо, – сказала она. – Я дам тебе свою рубашку, будешь ходить в ней сегодня. – Не нужно. Мои вещи тут, рядом. Я нахожусь здесь уже несколько дней. Никто меня не видел благодаря ставням. Я припасла достаточно продуктов и незаметно прокралась сюда. Вот видишь, какая я бессовестная! Он тяжело вздохнул: – А если бы что-то случилось? Вдруг ты бы упала и потеряла сознание? Да ты могла умереть, и никто бы об этом не узнал, и ты так бы и лежала здесь неделями. Ты в своем уме, женщина? Она повернулась и села лицом к нему. – Да, я думаю, что выжила из ума, – согласилась она. – Я больше ничего не понимаю. – Неужели мне нужно объяснять, почему мысль о том, что ты в опасности, разрывает мне душу? Ты еще и бесчувственная вдобавок к тому, что сумасшедшая и глупая… – То, что я находилась в опасности на том перевернувшемся катере, почему-то не беспокоило тебя. – Тут неожиданная мысль пришла ей в голову. – Хотя ты, может, и не знал об этом. – Знал. Я поехал в гавань на случай, если бы оказался тебе нужен. Я видел, как ты прибыла и что с тобой все в порядке. – Ты?… – протянула она. – Об этом несчастном случае передавали в новостях. Естественно, я поехал посмотреть, как ты. Я видел, что ты попала с катера прямо в объятия Никатора. Мне не захотелось мешать вашему трогательному воссоединению, поэтому я поехал домой. – Ты был там? – прошептала она. – А где еще, черт возьми, я должен был, по-твоему, находиться, когда ты в опасности? – возмутился он. – Я что, бесчувственный? Она недооценивала его. Не разглядела за его злостью того страха и боли, которые мучили его, не находя выхода. – Нет, – виновато сказала она, протягивая к нему руки. – Я никогда не думала так. О, как же я была глупа! Ты прячешься от людей, но я не допущу, чтобы ты прятался от меня. Он опустил взгляд на ее обнаженную грудь, едва различимую в призрачном свете, и медленно провел по ней пальцами. «Больше никакой скрытности». – Нам некуда спрятаться друг от друга, – сказала она. – И так было всегда. «Да, так было всегда…» Петра принялась расстегивать его пуговицы. Но он опередил ее, быстро сбросив сначала пиджак, потом рубашку. Она прижалась к нему обнаженной грудью и почувствовала, как дрожь сотрясает все его тело. Они снимали с себя оставшуюся одежду. Он, все еще боясь, что причинил ей боль, нежно, почти робко ласкал Петру, пока ее тяжелое дыхание не сказало ему о ее растущем нетерпении. – Это опасно, – прошептал он. – Для кого? Только не для меня. – Тебя ничто не пугает? – Ничто, – прошептала она, – ничто. Она ненадолго отпустила его, чтобы снять последнюю одежду, а когда он сделал то же самое, они торопливо вернулись друг к другу. Теперь она получила то, что хотела, – увидела его обнаженным и полным нетерпения… – Да… – прошептала она. – Да… да… я здесь… иди сюда… Он осторожно опустил ее на подушки и принялся ласкать ее шею, талию, бедра. Он делал это неторопливо, медленно возбуждая ее и давая ей возможность подумать, действительно ли она хотела этого. Но сейчас ей было не до того, чтобы думать. Все в ней было сосредоточено на одном страстном желании – насладиться физической близостью с ним и понять, отвечает ли это ее самым необузданным ожиданиям. Петра долго лежала с закрытыми глазами, погрузившись в мир, в котором существовали только наслаждение и удовлетворение. Когда она снова открыла глаза, голова Лисандроса покоилась на ее груди. Тяжело дыша, он медленно поднял на нее глаза. – Все в порядке? – прошептал он. – В полном порядке, – успокоила она его. Петра не могла найти дальнейших слов. То, что только что произошло, перевернуло ее жизнь. Не только потому, что Лисандрос оказался самым искусным любовником из всех, кого она знала, но потому, что ее сердце потянулось к нему так, как ни к одному другому мужчине. Он встал и посмотрел на нее. Обняв его за шею, она приподнялась, но тут же поморщилась. – Я сделал тебе больно? – спросил он, испугавшись. – Я забыл… – Вот и я тоже, – сказала она. – Пожалуй, пойду в душ и взгляну на себя. Он помог ей встать с постели, что было нелишне, потому что, похоже, напряжение утомило ее. Уцепившись за него, она медленно вошла в ванную и зажгла свет. Он повернул ее, чтобы осмотреть ее спину, и ахнул: – Боже! Видимо, ты упала на что-то острое. Я так виноват… – Я совсем не чувствую боли, – сказала она, дрожа. – Наверное, меня обуревает слишком много других чувств. Он включил душ и помог ей встать под него. Намылил, ополоснул и тщательно вытер. Потом осторожно снова перенес на кровать и пошел за ее вещами в комнату, в которой она устроилась. – Посмотрю, не найдется ли что-то из еды. Видимо, мне придется выйти. – Кое-что есть на кухне. Я захватила с собой. Он заботливо приготовил им обоим сэндвичи, сварил кофе. – Я буду ухаживать за тобой, пока тебе не станет лучше. – Лисандрос осторожно помог ей облачиться в пижаму. – Как долго ты здесь пробыла? – Три дня. – А когда ты вернулась из Англии? – Я не была в Англии. С чего ты взял? – Когда я понял, что твой телефон заблокирован, я позвонил тебе домой, и мне сказали, что ты уехала в Англию с Никатором и вы не хотите, чтобы вас беспокоили… какое-то время. – И ты поверил?! Как у тебя с головой? – Как я мог не поверить? Ты бесследно пропала. Твой телефон был отключен. – Я уронила тот в воду. У меня теперь новый. – Откуда я мог знать об этом? Ты вполне могла уехать с Никатором. Однако Лисандрос знал, что причина крылась в другом. Ложь Никатора сильно задела его, и Лисандрос потерял уверенность в себе. Петра по-прежнему негодовала: – Такое было невозможно! Немыслимо. И тебе следовало догадаться об этом. – Как я мог догадаться в твое отсутствие? – резонно спросил он. – Если я не смог додуматься до этого, то, возможно, ты в этом сама виновата. Ты ушла, не сказав ни слова. – Я не сказала ни слова? А ты? Я не докучаю мужчинам, которые показывают, что я им не нужна. – Только не говори мне, что мне нужно, а что нет, – произнес он с оттенком прежней злости. – Ты отстранял меня, и сам знаешь это… – Нет, это не то, что я… – Он взъерошил волосы. – Ты сказала мне, что со мной покончено… – Я не говорила такого… – Черт возьми! Может, ты забыла, что наговорила мне? А я никогда не забывал этого. Я никогда не хотел, чтобы ты уходила от меня. А потом, – он прерывисто вздохнул, – ты могла погибнуть на том катере… И не оказалась бы на нем, если бы не я. Мне надо было знать, что ты жива, но… тебе и ему было, похоже, так хорошо вместе… – Если не считать того, что Никки распространил эту ложь, – кипятилась Петра. – А я уже начала было думать, что он не такой уж и плохой. Я удавлю его! – Подожди немного, – остудил он Петру. – Потом мы сделаем это вместе. А до тех пор ты останешься в постели, пока я не разрешу тебе встать. – Я понимаю, сэр. Я буду вести себя тихо и послушно, потому что за мной будут приглядывать, хочу я того или нет, сэр ! – О, я думаю, тебе это может понравиться… – Да, – ответила она радостно. – Думаю, что может. Она давно уже не спала так хорошо, как в эту ночь. То ли ей настолько уютно было в удобной кровати Лисандроса, когда ничего не надо было делать и ни о чем думать, кроме того, чтобы поправляться. То ли от счастья быть рядом с ним всю ночь и услышать перед сном: «Разбуди меня, если тебе что-то понадобится». А чего стоил один только момент, когда Петра, едва проснувшись рано утром, застала Лисандроса сидящим у окна и он торопливо подбежал к ней со словами: «Что такое? Что я могу сделать для тебя?» Этот человек привел бы в изумление всех тех, кто знал его только по совету директоров. Его нежность была неподдельной, как и его задумчивость. Он явно старался доставить ей удовольствие и преуспевал в этом, потому что это, похоже, было для него очень важно. И Петра снова удовлетворенно заснула. Когда она проснулась на следующее утро, Лисандроса не было, а в доме стояла тишина. Неужели она неправильно истолковала его поведение? Может, он добился того, чего хотел, а потом бросил ее, чтобы наказать за непрошеное вторжение? – О-о-ой, – охнула она, потирая спину, когда попыталась сойти вниз по лестнице. Дверь внизу распахнулась, и появился Лисандрос. Увидев Петру на верхней площадке лестницы, он заторопился и строго спросил: – Почему ты встала с постели? – Мне пришлось встать на несколько минут. – Ну а теперь можешь вернуться. Идем. Когда они вошли в спальню, он показал ей на кресло и бесцеремонно сказал: – Сиди здесь, пока я поправлю постель. Петра с радостью села, наблюдая за тем, как он это делает, пока наконец Лисандрос не подошел к ней и не помог встать. – Я не могу разогнуться, – сказала Петра, с удовольствием повиснув на нем. – Тебе будет легче, когда я разотру тебя. Я выходил за едой и вспомнил про одну аптеку, где продают хорошую мазь для растирания. Раздевайся и ложись. Она так и сделала, легла на живот и ойкнула, почувствовав на коже холодную мазь. Но скоро холод сменился теплом, когда он натер ее синяки. Позже, на кухне, она смотрела за тем, как он готовит завтрак. – Они ни за что не поверили бы, увидев тебя сейчас, – поддразнила она. Ему не надо было спрашивать, кто эти «они». – Надеюсь, ты не расскажешь им, – сказал он. – Ты же не сумасшедшая. – Не волнуйся. Этот секрет останется со мной. У тебя же здесь нет прислуги. – У меня есть уборщица, которая периодически приходит, но я предпочитаю быть здесь один. Большая часть дома закрыта, я использую только пару комнат. – А почему ты приехал сюда сейчас? – Мне надо было подумать. С тех пор как мы встретились… не знаю… Все должно было быть просто… – Но никогда не было, – задумчиво произнесла она. Петра вдруг подумала о том, как хорошо было бы, если бы он всегда оставался таким обаятельным и открытым. Но сразу же отогнала эту мысль. Вечно обаятельный человек был бы подобен музыканту, который умел играть только одну мелодию. Постепенно это стало бы утомительным. Лисандрос привлекал ее тем, что она никогда не знала, каким он станет через минуту. И он испытывал то же самое в отношении ее. Разве могло быть что-то приятнее? Она встала и протянула руку к тарелкам, чтобы поставить их в раковину, но он опередил ее: – Оставь это мне. – Нет никакой необходимости относиться ко мне как к инвалиду. – Петра засмеялась. – Я вполне могу делать все сама. В ответ он грустно посмотрел на нее: – Хорошо. – Лисандрос, честное… – Я только хотел, чтобы ты разрешала мне делать что-то для тебя… У нее сжалось сердце, и она дотронулась до его лица, ругая себя за нечуткость. – Я всего лишь не хотела причинять тебе лишнего беспокойства, – прошептала она. – У тебя так много важных дел. Лисандрос обнял ее и притянул к себе. – Нет ничего более важного, чем ты, – просто сказал он. Глава 7 После того как посуда была вымыта, Петра спросила: – А что мы будем делать сегодня? – Ты будешь отдыхать. – Немного подвигаться было бы мне куда полезнее. Я могла бы продолжить исследование подвала… – Нет! – решительно возразил Лисандрос. – Мы можем немного прогуляться, провести часок на пляже, пообедать, потом вернуться сюда, чтобы ты отдохнула. – Как скажешь. Он с усмешкой взглянул на нее. В гараже стояла небольшая машина. Они поехали на ней на ближайшее побережье, где нашли крошечный, совершенно безлюдный пляж. – Это частный пляж, – пояснил Лисандрос. – Он принадлежит одному моему другу. Не устраивайся на таком жгучем солнце. Это не для твоей светлой кожи. Ты что, хочешь заболеть? Он повел Петру к скалам, там они нашли тень и небольшую пещеру, где Петра смогла переодеться. Теперь она обрадовалась тому, что захватила с собой купальник, когда поехала на Корфу. Выйдя из пещеры, она обнаружила, что Лисандрос расстелил для нее большое полотенце. Она обнаружила даже подушку и с удовольствием улеглась. Чтобы защитить ее от солнца, он захватил большой зонт и теперь заботливо раскрыл его. Когда Петра устроилась в тени, он лег на спину рядом с ней. – Как мы пришли к этому? – пробормотал он. – Не знаю. Ты приближался ко мне, а потом замыкался. Все вроде было прекрасно между нами, а потом ты начинал вести себя со мной так, словно я была твоим врагом. В ту ночь в Афинах… – Сожалею об этом. Я сам себе был ненавистен тогда, но не мог остановиться. Ты была права, что отвергла меня. – Мы никогда не понимали друг друга по-настоящему, – ласково сказала она. – Возможно, сейчас у нас появился шанс сделать это. – А ты уверена, что хочешь попытаться? Может быть, лучше не стоит? Я – плохой. Причиняю людям зло, сам того не желая. – Но ты ведь не стал бы причинять зло мне, правда? – Послушай меня. Будь мудрой и отступись сейчас. Тебе будет плохо со мной. – Позволь мне самой судить об этом. Лисандрос попытался что-то ответить, но она остановила его: – Нет, сейчас говорю я, а ты послушай! Я слышала все, что ты сказал, и мне это не понравилось. Я готова побороться с тобой. И ты проиграешь. – Мужчина должен быть готовым к новому опыту. Только так он становится сильным и способным победить в любое время. – В любое время, говоришь? – В любое время, – подтвердил он. – Проверим. Прямо сейчас… – Она отодвинулась и встала. – Пойду поплаваю. К тому времени, как он вскочил на ноги и догнал ее, она уже спустилась к воде и быстро поплыла. Он догнал Петру и поплыл рядом, потом обогнал ее и протянул к ней руки. Она ударила по ним и подняла глаза, смеясь. – Осторожно! – сказал он, поддерживая ее, когда она перевернулась на спину. Они немного поплавали, но ее движения были скованными, и, как только заметил, что она морщится от боли, он сказал: – А теперь плывем к берегу и немного перекусим. Когда они шли по пляжу, Петра воспользовалась шансом, чтобы хорошенько разглядеть его. Прошлой ночью она лежала с этим мужчиной, получила от близости с ним удовольствие, которое мог дать ей только он, но при скудном свете мало что увидела. Теперь она залюбовалась его высокой мускулистой фигурой, которая вполне могла принадлежать какому-то атлету, а не бизнесмену. Они нашли маленький ресторанчик у самого моря и сели так, чтобы видеть волны. – Что случилось с тем катером? – спросил Лисандрос. – Я толком не знаю. Погода была сначала прекрасная. Мы осмотрели несколько пещер и ничего не нашли. Мне не надо было туда отправляться… – И ты бы и не отправилась, если бы не я. Если бы ты погибла… – Хватит об этом, – решительно остановила его она. – Я не погибла. Конец истории. – После того как мы поссорились, я решил, что нам больше нечего сказать друг другу, но тут услышал о том, что ты в опасности, и… – он взволнованно взмахнул рукой, – и с тех пор все стало другим. Когда я увидел тебя целой и невредимой, мир снова наполнился светом, но тут возник Никатор. Когда я услышал, что ты уехала с ним… Решил, что ты предпочла его мне. Я ведь не знаю тебя по-настоящему, только где-то здесь… – он дотронулся до своей груди, – я всегда знал тебя. – Подумать только, – задумчиво сказала она. – Все было так непредсказуемо… И здесь мы случайно встретились… – Эта встреча вряд ли была случайной. Ты вторглась в мой дом. – Это правда. Я совершила уголовное преступление, – сказала она, улыбаясь. – Но на самом деле я не собиралась делать это. Я хотела попросить у тебя разрешения исследовать подвал, но потом мы поссорились и… Незаконное вторжение было моим единственным вариантом. – Но как тебе это удалось? У меня самые современные замки. Ее улыбка сказала ему о том, что на этом свете все преграды преодолимы. – Несколько лет назад Эстел снималась в каком-то фильме об организованной преступности, – ответила Петра. – Одним из консультантов был очень толковый слесарь. Я многому научилась у него. Он сказал, что не существует таких замков, которые нельзя было бы открыть, в том числе кодовые. Лисандрос внимательно слушал ее. Наконец нежно провел пальцем по ее щеке и прошептал: – Значит, ты не могла бы назвать себя честной женщиной? – Честной? Лисандрос, разве ты еще не понял? Я же историк! Мы не можем вести себя честно, если честность мешает нашим исследованиям. Мы врываемся, подделываем документы, лжем, мошенничаем. Мы делаем то, что необходимо для того, чтобы выяснить то, что мы хотим. Конечно, мы иногда получаем разрешение, но далеко не всегда. Он лишь усмехнулся: – Понятно. По дороге домой он остановился, чтобы купить продукты, и Петра поняла, что он запасся на несколько дней. Она улыбнулась. Это полностью отвечало ее интересам. Солнце садилось, когда они вошли в дом и, запершись, отрезали себя от всего мира. В полутемном холле Лисандрос обнял ее и поцеловал долгим поцелуем. Ощущение его поцелуя на губах одновременно успокаивало и возбуждало. Лисандрос частично принадлежал ей, а она хотела, чтобы он был полностью ее. Так, как она уже принадлежала ему… Он поцеловал ее в шею, нежно прикасаясь губами, потом замер, уткнувшись лицом, словно искал убежища. Она гладила его волосы, пока он не поднял глаза и не взглянул на нее. Их взгляды встретились, и они вместе поднялись по лестнице в спальню. Прошлой ночью они заявляли права друг на друга с неистовым нетерпением. Сегодня они могли позволить себе не спешить, уверенные друг в друге и в своих чувствах. Лисандрос положил ее на кровать и присел на минуту, смотря на нее собственническим взглядом. – Позволь мне посмотреть на тебя, – прошептал он. Увидев на его лице выражение человека, который неожиданно открыл сокровище, она заложила руки за голову и гордо выставила напоказ свою наготу, потому что знала, что ей было чем гордиться. Он нежно прижался губами к ее груди. Она прерывисто вздохнула и подалась всем телом к нему. – Да, – пробормотала Петра, – да… – Тсс, мы не должны спешить. Как он мог так говорить? Но он умудрялся владеть собой, дразня и возбуждая ее. – Ты дьявол, – прошептала она. Ничего не ответив на это, он только поднял голову. И его полные юмора глаза сказали яснее всяких слов, что, насколько он знал, она и хотела, чтобы он был дьяволом. И он собирался исполнить ее страстное желание. Он стал действовать еще медленнее, чтобы возбудить ее, но она уже горела нетерпением. – Пора, – выдохнула она. – Пора!… Не успела она договорить, как он погрузил ее в безумие наслаждения. Потом она крепко прижала его к себе, словно для того, чтобы он защитил ее в этом новом открывшемся для нее мире. Но тут она поняла, что они оба не были защищены. Это был триумф. Он поднял голову, и она увидела его взгляд. – Ты… – тихо сказал он, – ты… – Я знаю, – прошептала она. – Я чувствую то же самое, что и ты. Ее слова словно нажали в нем какую-то пружину, отпустив что-то, что принесло ему успокоение. Лисандрос снова положил голову ей на грудь и через мгновение уснул. Они провели в постели почти весь следующий день. Не занимаясь любовью, они просто крепко обнимались, разговаривали, потом опять крепко обнимались. Такое еще недавно было невозможно даже представить. Мужчина, который доставлял ей такое сексуальное удовольствие, удивительным образом располагал к уюту, покою и умиротворению. – Не знаю, что бы я делал, если бы потерял тебя, – пробормотал он, когда они лежали, тесно прижавшись друг к другу. – Я словно находился в тюрьме, ключ от которой каким-то образом оказался у тебя, и ты смогла помочь мне освободиться. – Ты несколько раз подходил к заветной двери, – напомнила Петра, – а потом снова отходил и захлопывал эту дверь. – Я терял самообладание. Не знал, справлюсь ли, поэтому отступал и снова запирался. Но я не мог оставаться внутри, зная, что ты снаружи и кричишь мне, что этот мир – прекрасное место. Ты спасла меня в первый раз, и я знал, что сможешь спасти меня снова… – Каким образом я спасла тебя? Он ответил долгим молчанием, и у нее упало сердце. Они так часто подходили к тому рубежу, когда он мог поделиться с ней, но всегда его демоны оттаскивали его назад. На этот раз, как Петра надеялась, их теплые отношения позволят ему довериться ей. Но похоже, нет. Возможно, так ничего и не изменилось… Она почти потеряла надежду, когда Лисандрос тихо проговорил: – Я никогда не говорил тебе, почему оказался в Лас-Вегасе. Дело в том, что я не ладил со своей семьей. Но вдруг мне стало ненавистно, что мы так много воюем. Я больше не хотел этого. Уехав из дома, я отправился «жить собственной жизнью». Но я пошел вразнос. В ту ночь, когда мы встретились, я жил в таком состоянии уже два года и был на грани катастрофы, если бы не случилось нечто, что спасло меня. Но это случилось. Я встретил тебя. – И повздорил со мной, – сказала она, слегка поддразнивая его. – Мы не повздорили, – возразил он. – Но этот насмешливый намек на Ахиллеса, хандрившего в своем шатре… – То была никакая не насмешка. Я просто упомянула про эту легенду. Как обычно, ляпнула, не подумав. Она дотронулась до его руки и почувствовала, как он благодарно сжал ее пальцы. – Тот твой намек дошел до меня, – сказал он наконец. – Мне было двадцать три года, и… думаю, я был не очень зрелым. Я уехал от отца, чтобы попытаться жить самостоятельно. Ты помогла мне понять правду о себе. Я много размышлял и на следующий день приехал домой, и сказал отцу, что готов занять свое место в семейном бизнесе. Мы стали партнерами. А когда он умер десять лет назад, я уже был способен руководить бизнесом. Благодаря тебе. – Но ты не выглядишь счастливым человеком. Он пожал плечами: – Счастье не являлось частью того соглашения. – Интересно, с кем это ты заключил то соглашение? – проговорила она. – Возможно, с фуриями. – Нет, фурии – передовой отряд, который Ахиллес посылает в бой, но это не касается моих чувств, а касается бизнеса. Я заставляю людей трудиться. – И таким образом делаешь доброе дело. А как насчет тебя самого? Тебя, как человека? Его глаза потемнели, и он уставился в одну точку. Она положила нежную руку ему на грудь: – Кто существует там, внутри? – Кто-то, кому лучше было бы не существовать в этом мире, не быть его частицей, – произнес он с трудом. – Лучше для кого? Не для тебя же? Как ты можешь жить в этом мире и не быть его частицей? – Это легче, чем ты думаешь. И безопасней. – Безопасней? Тебе? Тому, которому предначертано быть бессмертным? Как тебе не стыдно, Ахиллес! Неужели ты хочешь, чтобы я подумала, будто ты боишься подвергать себя риску, которому мы, славные смертные, подвергаем себя каждый день? Он резко вздохнул и обнял ее: – Какая же ты хорошая… Умная, лукавая, остроумная. Ты знаешь, как проникнуть в сердце мужчины… – У тебя нет сердца, – вызывающе сказала она. – По крайней мере, такого, к которому бы ты прислушивался. – А если бы я прислушивался к нему, что бы оно, по-твоему, могло сказать мне… о тебе? – Это только ты можешь знать. – Оно будет отвечать твоему сердцу, – парировал он лукаво. – Если бы я знал, что оно говорит… – А ты не можешь догадаться? – прошептала она. – Кое о чем могу. Оно смеется надо мной, почти как враг, а еще… – Друзья тоже смеются. Мое сердце – твой друг, но, возможно, назойливый друг. Тебе придется быть готовым к этому. – Я готов, обещаю тебе. Петра… Петра… скажи, что я нужен тебе. – Если ты еще не понял этого до сих пор… – Надеюсь, что я понял, – прошептал он. – Потому что уже слишком поздно. Она обвила руками его шею: – Зачем же надо было так долго ждать? Когда Петра проснулась, было еще раннее утро и она лежала одна. Рядом с ней никого не было, но смятая простыня и подушка обозначали место, на котором спал Лисандрос. И оно все еще было теплым. Она села и прислушалась, но было тихо. Выскользнув из кровати, Петра подошла к двери, но, когда открыла ее, увидела, что свет в ванной комнате не горит. Ей показалось, что из дальнего конца коридора доносится какой-то слабый звук. Она осторожно дошла до конца этого коридора и снова услышала тот же звук. На этот раз он был похож на осторожные шаги, словно кто-то ходил взад и вперед. Она дошла до конца и, подождав, с бьющимся сердцем завернула за угол. Короткий лестничный марш поднимался перед ней. Наверху, у окна, стоял Лисандрос и смотрел вниз. Он ходил взад и вперед, словно в нерешительности, и наконец остановился перед дверью. Она ждала, чтобы он вошел в комнату. Тогда ей, возможно, удастся тихо пойти за ним и понять, что происходит. Но вместо этого он долго, целую вечность, стоял неподвижно. Потом прислонился к двери, опустив плечи, словно собирался осесть на пол. Она уже готова была поспешить ему на помощь, когда он выпрямился и повернулся в ее сторону. Петра поспешно попятилась и исчезла, прежде чем он успел увидеть ее. Ей удалось добраться до спальни незамеченной и лечь на кровать спиной к двери. Она почувствовала, как он подошел и наклонился, проверяя, спит ли она. Она открыла глаза. – Привет, – сказала она, протягивая к нему руки. Сейчас, конечно, он придет в ее объятия и расскажет, что случилось, потому что теперь они были духовно близки и ему не надо было прятаться от нее. Но вместо этого он отпрянул. – Извини, если я побеспокоил тебя, – сказал он. – Я подумал, что надо вставать. – Ты собирался встать сейчас? – медленно спросила она. – А ты лежи. Я принесу тебе кофе попозже. И он торопливо вышел из комнаты. Глава 8 Петра не знала, в каком настроении выйдет Лисандрос к завтраку, будет ли столь загадочен и мрачен, как ранним утром. Но он приветливо поздоровался с ней, чмокнув в щеку. Они были похожи на типичную пару, беззаботно наслаждающуюся несколькими днями отдыха. – Чем ты хотела бы заняться? – спросил он. – С удовольствием побывала бы в Гастурии. Она говорила о маленькой деревушке, в которой был построен Дворец Ахиллеса. – Разве ты никогда не бывала там раньше? – удивленно спросил он. – Бывала, но совсем недолго, только чтобы получить материалы. А сейчас у меня есть время на то, чтобы как следует осмотреть все. Деревушка находилась милях в семи к югу, на склоне, на самом верху которого располагался Дворец Ахиллеса, обращенный к морю. Он был построен королевой Елизаветой в честь ее любимого греческого героя. Здесь все напоминало о его храбрости, сложном характере и ужасной судьбе. Как только они въехали в ворота, Петра почувствовала атмосферу – мощную, полную энергии, но при этом меланхоличную – таким, по-видимому, во многом был и сам Ахиллес. Перед зданием стояла статуя самой королевы, крошечная фигурка с печальным, полным безысходности лицом. – Она раздражала моего отца, – сказал Лисандрос. – Он говорил, что это была глупая женщина, которая не умела владеть собой. Когда моя мама привела меня сюда, он настоял на том, чтобы пойти вместе с нами и показать мне то, что ему хотелось бы, чтобы я запомнил. Например, вот это. Он подвел Петру к высокой бронзовой статуе, изображавшей Ахиллеса блистательным юным воителем в металлическом шлеме с большим гребнем, украшенным перьями. Его ноги прикрывали металлические наколенники с вытисненными на них рычащими львами. На одной его руке висел щит, в другой он держал копье. Ахиллес стоял на высоком постаменте, возвышаясь над посетителями и устремив взгляд вдаль. – Надменный, – задумчиво произнесла Петра. – Стоя так высоко, он никогда не замечал простых смертных вроде нас, снующих здесь, внизу. – Возможно, Елизавета таким и хотела запечатлеть его, – предположил Лисандрос с легкой иронией. – Она ничего не знала об этом, – сразу ответила Петра. – После ее смерти Дворец Ахиллеса был продан какому-то человеку, который и поставил здесь эту статую. Лисандрос усмехнулся: – Я должен был догадаться, что ты знаешь это. – Так вот каким хотел видеть тебя твой отец! – задумчиво произнесла Петра, закинув голову, чтобы рассмотреть лицо Ахиллеса. – Во дворце есть еще одна картина, которую он просто обожал. В главном холле здания доминировала величественная лестница, над которой висела гигантская картина с изображением мужчины в мчащейся во весь опор колеснице, за которой по грязи тащилось безжизненное тело его врага. – Ликующий Ахиллес, – сказала Петра, – гордо демонстрирующий своего поверженного врага у стен Трои. – Таким и должен быть мужчина, – задумчиво сказал Лисандрос. – Потому что, если ты не сделаешь это с врагами, они сделают это с тобой. В таком духе меня воспитали. – И ты такой? – Да, – ответил он. – Приходится быть таким, иначе я бы не выжил, а вместе со мной и те люди, которые работают у меня. Они ходили по зданию, осматривая фризы и фрески, картины и статуи, которые говорили о мире ушедшем, но все еще соприкасающемся с миром сегодняшним. Лисандрос мог с кривой усмешкой говорить о восхищенном отношении своей матери к легендарному Ахиллесу, но при этом даже он ощущал на себе силу влияния истории. Прошлое давило на него, почти вынуждая жить сразу двумя жизнями. Вернувшись в сад, они подошли к огромной статуе, запечатлевшей последние мгновения жизни Ахиллеса. Тот лежал на земле, пытаясь выдернуть стрелу из пятки, хотя знал, что это бесполезно. Его лицо, обращенное к небесам, было полно отчаяния. – Он покорился, – сказал Лисандрос. – Он знает, что ему не уйти от судьбы. – Возможно, ему не надо было покоряться, – ответила Петра. – Никогда не следует воспринимать несчастья как что-то неотвратимое. Это значит сдаться. – А что он мог с этим поделать? Он знал, что его судьба была предначертана в день его рождения. И никогда не забывал тайну своей уязвимости. Но только в итоге эта тайна перестала быть тайной. Никто из нас не способен спрятать свою слабость достаточно хорошо, как бы нам ни хотелось. По дороге домой его настроение, кажется, улучшилось. Они безмятежно поужинали, ведя спор о каком-то рутинном деле, о котором Лисандрос никак не мог забыть. Он прикрыл глаза рукой, разозлившись на себя. – Это не имеет значения, правда? – простонал он. – Я знаю, что это не важно, но… – Ты растерялся, – ласково сказала Петра. – Не знаешь, как вести себя с людьми… если это не враги. Знаешь, что тебе нужно? – Что же? – Я. Чтобы направлять тебя на путь истинный и удерживать там. – А куда этот путь ведет? – Обратно ко мне. Всегда. Так что соглашайся. Я отвечаю за все. Он внимательно смотрел на нее с минуту, нахмурившись, и она испугалась: уж не слишком ли задела его диктаторскую натуру? Но на его лице появилась нежная улыбка. – Хорошо. Она быстро полезла в свой карман, вытащила небольшой блокнотик и карандаш, с которыми никогда не расставалась, потом начала считать по пальцам и что-то записывать. – Что это ты делаешь? – поинтересовался он. – Считаю. Ты знаешь, что прошло ровно восемнадцать часов и двадцать три минуты с того момента, как ты занялся со мной любовью? – Она притворно вздохнула. – Не понимаю. Как это некоторые мужчины только разговорами и занимаются. Не успел он что-то ответить, как она вскочила и умчалась. – Эй, куда это ты? – А ты как думаешь? – крикнула она через плечо, находясь уже на полпути к лестнице. Ему удалось обогнать Петру на лестнице и первым добежать до спальни. – Иди сюда, – сказал он, схватив ее и крепко, отнюдь не нежно прижав к себе. – Иди сюда. Его поцелуй был обжигающим. Его страсть пугала ее, потому что была не меньше ее собственной, но она пока еще не станет говорить ему об этом. У нее созрел другой план. – М-м-м… точно так, как я надеялась, – пробормотала она. – Ты натянула мои струны, и я отозвался, да? – Боюсь, что так. И у тебя теперь другая проблема. – Удиви меня. – Я ужасный человек. Настолько ужасный, что готова вскочить и немедленно уйти прямо сейчас. Он схватил ее: – Не смей даже думать об этом! Петра весело рассмеялась, наслаждаясь той беспощадностью, с которой он бросил ее на спину и напал, как захватчик. Она все еще продолжала смеяться в момент пика своего наслаждения, когда весь мир завертелся вокруг нее. Следующие несколько дней прошли словно в тумане. Большую часть времени они проводили на природе, гуляя по острову или лениво развалившись на пляже. Вечера проходили в доме за откровенными теперь разговорами, что было немыслимо когда-то. А ночи они проводили в объятиях друг друга… Петра понимала, что так не могло продолжаться вечно, потому что сейчас они жили обособленно от всего мира, когда каждый из них мог проявить себя по-новому. Лисандрос смог сбросить с себя жесткую маску, выпустить из заключения свое сердце и позволить Петре увидеть обаятельную и дружелюбную сторону своего характера. Но такое безоблачное счастье не могло длиться вечно. Рано или поздно ей предстояло либо увидеть ту его сторону, которая оставалась скрытой от нее, либо признать свое поражение, так и не получив к ней доступ. Петра никогда бы не рассказала ему о той ночи, когда она последовала за ним в ту дальнюю комнату. Однажды она пробралась наверх, чтобы попытаться открыть туда дверь, и, как и ожидала, нашла ее запертой. Однажды ночью, проснувшись, она увидела, что снова лежит одна. Дверь спальни была открыта, и ей показалось, что она слышит какие-то отдаленные звуки. Петра поспешно выскользнула в коридор как раз в тот момент, когда Лисандрос поворачивал за угол. Он медленно шагал в каком-то полубессознательном состоянии, словно во сне. Когда она подошла к лестнице, он просто стоял на верхней площадке. Потом медленно подошел к двери и, к ее ужасу, начал биться головой об нее, словно боль помогала ему избавиться от невыносимых воспоминаний. Она вдруг увидела себя много лет назад на той крыше в Лас-Вегасе. Лисандрос был в ее объятиях и бился головой об нее, ища забвения от непереносимого страдания. И она поняла, что пятнадцать лет не изменили ничего. В глубине души он оставался тем же самым молодым человеком с какой-то ужасной тайной в душе… Она готова была побежать за ним, но он неожиданно остановился и повернулся, прижавшись спиной к двери. Лунный свет, падающий через окно, освещал его лицо. Она увидела такое глубокое страдание, что была потрясена. Лисандрос не двигался. Его глаза были закрыты, затылок прижат к двери, а голова поднята кверху, словно что-то нависло над ним в темноте. Она увидела, как он поднял руки и закрыл ими лицо, крепко прижав ладони, как будто хотел отгородиться от преследующих его фурий. Но эти фурии находились внутри него. Избавления не было. Здравый смысл говорил ей, что надо уйти и никогда не говорить ему, что она видела его в таком состоянии, но она не могла бы сейчас руководствоваться здравым смыслом. Он может оттолкнуть ее, но она обязана хотя бы попытаться успокоить его. Петра быстро и бесшумно подошла к нему и отвела его ладони от лица. Он вздрогнул и посмотрел на нее диким взглядом, словно увидел перед собой совершенно незнакомого человека. – Все хорошо, это я, – прошептала Петра. – Что ты здесь делаешь? – Я пришла потому, что нужна тебе… да, нужна, – быстро добавила она, пока он не успел ничего произнести. – Ты думаешь, что тебе никто не нужен, но я тебе нужна, потому что я тебя понимаю. Я знаю то, чего не знает никто другой, потому что ты поделился этим со мной много лет назад. – Ты и половины всего не знаешь, – прошептал он. – Ну, так расскажи мне. Что в этой комнате, Лисандрос? Что тянет тебя сюда? Что ты видишь, когда входишь туда? Его ответ напугал ее. – Я никогда туда не вхожу. – Но… тогда почему?… – Я не вхожу туда, потому что не смогу вынести это. Каждый раз я прихожу сюда, надеясь, что у меня хватит смелости войти, но этого никогда не происходит. – Он грустно усмехнулся. – Теперь ты знаешь, что я трус. – Не… – Я трус, потому что не в состоянии увидеть ее опять. – Она там, внутри? – спросила Петра. – Она всегда будет там. Ты думаешь, что я сумасшедший? Что ж, возможно. Посмотрим. Он раскрыл ладонь, в которой был зажат ключ, и позволил ей забрать его и вставить в замок. Медленно повернув ключ, Петра толкнула дверь, та распахнулась, и Петра встала на пороге, задержав дыхание, с испугом думая о том, что ее там ждет. Сначала ей мало что удалось разглядеть. На улице занимался рассвет, но ставни были закрыты, и в комнату могли проникнуть только тонкие лучики света. Даже при таком слабом свете ей удалось понять, что эта комната предназначалась для праздника любви… Стены украшали картины с изображением богов, богинь и героев различных греческих легенд. К своему удивлению, Петра узнала некоторые из этих картин. – Это очень известные картины, – пробормотала она. – Боттичелли, Тициан… – Не волнуйся, мы не украли их, – сказал Лисандрос. – Это все копии. Один из тщеславных предков моей матери нанял художников и отправил их в Европу копировать работы великих живописцев. Ты, вероятно, узнаешь также статуи Эроса и Афродиты. – Боги любви, – прошептала она. – Это восхитительно. Они женились по большой любви? – Нет, он женился на этой бедняжке из-за денег, и таким способом она пыталась опровергнуть это. – Как печально… – Любовь часто бывает печальной, когда встречаешь милую ложь, а потом узнаешь некрасивую правду, – произнес он ровным голосом. Но теперь она едва ли слышала его. Что-то стало беспокоить ее. Что-то было не так, но она не знала что. Тут она подошла ближе к статуе Эроса, и холод пронзил ее. – Его лицо, – пробормотала она. – Не могу разглядеть, но… Лисандрос с шумом распахнул ставни, впустив в комнату бледный свет. Петра охнула. У Эроса не было лица. Было похоже, что его разбили молотком. Его крылья тоже лежали на полу. Теперь, когда она смогла осмотреть все остальное, она увидела, что все статуи были разбиты, а все картины повреждены. Но ужаснее всего было то, что произошло с кроватью. Все четыре опоры, на которых держался огромный балдахин, были сломаны, и он рухнул на постель. Кто-то в бешенстве атаковал этот храм любви, да так и оставил произведенные разрушения, не сделав попытки что-то убрать. Теперь ей стал виден толстый слой пыли. Он лежал так, нетронутый, долгое-долгое время. И это было не менее ужасно, поскольку красноречиво говорило о разрушительном ожесточении. – Ты спрашивала, здесь ли она? – глухо сказал Лисандрос. – Она была здесь с той ночи, когда я привез ее в этот дом, в эту комнату и мы занимались любовью. Она всегда будет здесь. – А она была здесь, когда… – Когда я это делал? Когда я взял топор и крушил статуи и картины и разбивал кровать, где мы спали, желая уничтожить все следы того, что когда-то считал любовью? Нет, ее здесь не было. Она ушла. Я не знал, где она была тогда, и не знал потом… и нашел ее только после того, как она… умерла далеко отсюда. Он повернулся к поруганной кровати и холодно уставился на Петру. Дрожь пронзила ее, когда она поняла, что его умершая любовь все еще присутствовала здесь и так будет всегда. Эта любовь шла за ним по пятам всю его жизнь, всегда была здесь, в этом доме, в этой комнате, в его сердце, в его ночных кошмарах. – Пошли, – сказала она. – Здесь тебе больше нечего делать. Петра подтолкнула его к двери и заперла ее за ними. Она понимала, что потребуется гораздо больше, чем просто запертая дверь, чтобы изгнать этот ужасный призрак из его ночных кошмаров, но была полна решимости сделать это. «У него теперь есть я, – сказала она кому-то, тайно присутствующему в ее сознании, – и я не позволю тебе больше мучить его». Она больше не разговаривала с Лисандросом, просто привела его обратно к их кровати и обняла. Наконец Лисандрос немного ожил и нашел в себе силы, чтобы заговорить: – С тех пор как мы оказались здесь вместе, меня все больше тянуло в эту комнату. Я надеялся, что смогу заставить себя войти туда и изгнать тот призрак. – Возможно, я помогу тебе сделать это, – проговорила Петра. – Возможно. Я слишком долго этому сопротивлялся. – Разве ты должен сопротивляться мне? – прошептала она. – С первого вечера ты наводила на меня ужас, – сказал он медленно. – Страх. Вот в чем правда. Можешь презирать меня, если хочешь. – Я никогда не смогу презирать тебя, – поспешила она сказать. – Я просто не вижу ни одной причины, по которой ты мог бы бояться меня. – Не тебя, а того, что ты заставляла меня чувствовать. В твоем присутствии моя защита почему-то не срабатывает. Я понял это, когда мы встретились на той свадьбе. Когда до меня дошло, что ты – та самая девушка с крыши в Лас-Вегасе, я был рад, потому что это объяснило мне, почему меня к тебе потянуло. Мы практически были друзьями юности, так что это была естественная связь. Так я и сказал самому себе. Но потом, когда мы начали танцевать, я понял, что это было нечто большее. Я рано ушел со свадьбы, чтобы убежать от тебя. Ты обладала какой-то пугающей силой, которую я боялся, поскольку никогда не встречался с этим раньше и знал, что не смогу противостоять ей. Помнишь статую, которую мы видели во Дворце Ахиллеса? Не ту, первую, когда Ахиллес был в зените своей славы, а вторую, когда он сидел на земле, пытаясь выдернуть стрелу и понимая, что не сможет… Ты видела его лицо, обращенное к небесам, умоляющее богов о помощи, потому что он знал, что это нечто такое, что выше его сил, и только вмешательство божественных сил может спасти его… – Но он сражался со смертью, – напомнила ему Петра. – Неужели я олицетворяю смерть? Он слегка улыбнулся и покачал головой: – Нет, но ты олицетворяешь отрицание того, что, как я верил, необходимо мне, чтобы быть сильным. Той брони, которая держала меня на безопасном расстоянии от других людей, от зависти, никогда не оставлявшей меня в покое. В твоем присутствии все это пропало. Я умолял богов вернуть мне мою власть, чтобы я мог быть защищенным от тебя так же, как от других, но они не послушали меня… возможно, понимали, что на самом деле я не хочу этого. – Он немного помолчал. – Причиной твоей власти надо мной было что-то, чего я никогда не понимал раньше. Это не был секс, хотя и это тоже присутствовало. Господи, как я хотел близости с тобой! Это сводило меня с ума, но я мог справляться с этим. Однако существовало нечто еще, что было гораздо более пугающим. – Я знаю, – сказала Петра. – Я была способна рассмешить тебя. Мне всегда нравилось делать это, не только потому, что давало мне власть над тобой, но и потому, что я надеялась сделать тебя счастливым. – Так и было, но при этом меня мучило то, что я был так беззащитен перед тобой, как ни перед кем другим в этом мире. Поэтому я снова сбежал. На этот раз ненадолго, но потом я заволновался, что ты можешь вернуться в Англию, а я понял, что не хочу этого. Я действовал как безумный, толком не зная, чего хочу… как влюбленный человек фактически. И тогда я позвонил тебе… – А я была с Никатором… – Когда я снова увидел тебя, то понял, что не могу больше держаться в стороне, а еще я понял, что снова буду подвергать себя опасности. Я больше не был хозяином самому себе, а контроль… умение владеть собой – цель всей моей жизни. Я понял уже тогда, что не смогу иметь и то и другое, но до сих пор… Только теперь Лисандрос заставил себя принять окончательное решение, и на какое-то мгновение Петра засомневалась, какой путь он выберет. Существовала некая ужасающая тайна, которая не отпускала его. Глава 9 Наконец он заговорил: – Все началось в моем детстве из-за фантазий моей матери об Ахиллесе и его тайной уязвимости. Я понял из всего этого, что надо держать свои секреты при себе, но в то время это была для меня не более чем игра. Впереди была целая жизнь, денег – более чем достаточно, и я чувствовал, что могу править миром. Я считал себя сильным и защищенным, но на самом деле был легкой добычей для искусного манипулятора. – Кем она и была… – подытожила Петра. – Да, хотя не столько она сама, сколько люди, стоявшие за ее спиной. Ее звали Бригитта. Она была внучатой племянницей Гомера, о чем я узнал позже. Мы встретились случайно – по крайней мере, я так считал – на лыжном курорте. Она была искусной лыжницей, но скрывала это, постоянно падала, так что я начал учить ее, и мы постепенно прониклись чувствами друг к другу. Конечно, мы тут же забросили лыжи и уехали, чтобы побыть одним. Я был на верху блаженства. Я никогда не представлял, что девушка может быть такой красивой, милой, такой искренней… Он прерывисто вздохнул и уронил голову на грудь. Его била дрожь, и Петра не была уверена, в одних ли воспоминаниях дело. Может быть, после стольких лет его любовь продолжала еще жить и мучить его? Она протянула руку, чтобы прикоснуться к нему, но в последний момент остановилась и опустила ее. Похоже, он ничего не заметил. – Конечно, я обольщался. Все это было хитроумной ловушкой. Ее подсунули мне специально, чтобы я потерял голову. Но даже когда я узнал, кто она такая, у меня не хватило ума на то, чтобы раскусить этот замысел. Я поверил ей, когда она сказала, что скрывала свое происхождение, потому что полюбила меня и не хотела вызвать никаких подозрений. Можешь представить себе такую глупость? А ведь мне было уже двадцать один год… – А сколько было ей? – Девятнадцать. Такая юная! Ну как я мог подозревать ее? Даже когда я узнал, что она использует фальшивое имя, что она подстроила нашу встречу… даже тогда я считал ее в своей основе чистой. Я должен был верить в это. Она была самым прекрасным, что когда-нибудь случалось со мной. – Что же произошло? – спросила Петра. – Мы планировали пожениться. Наши семьи пришли в бешенство: два недруга, забыв о вражде, объединялись перед лицом всего мира! Мой отец советовал мне повременить, но я ничего не слушал. Мы приехали сюда, чтобы побыть одни, и все лето провели в этом доме. Я не мог поверить своему счастью в те месяцы. – Он криво усмехнулся. – И я был прав, что не верил. Все это оказалось иллюзией, возникшей из-за моего трусливого нежелания признать тот факт, что Бригитта шпионила. Она не особенно много разузнала, но достаточно, чтобы семья Лукас смогла лишить нас выгодного контракта. Стало очевидным, что информация могла поступить от нее и что она подслушала мой телефонный разговор и смогла заглянуть в нужные бумаги. Сначала она все отрицала, но другого варианта просто быть не могло. Я обвинил ее. – Что ж, это естественно, если ты почувствовал себя преданным… – Нет, было еще хуже. Я был безжалостным, жестоким. Я наговорил таких вещей… Она умоляла простить ее, сказала, что начала как шпионка, а потом раскаялась, потому что действительно полюбила меня. – Ты ей поверил? – Не решился. Я насмехался над ней. Если она на самом деле раскаялась, почему не предупредила меня? Она сказала, что пыталась выйти из игры, но Никатор пригрозил ей, что все мне расскажет. Он обещал отпустить ее, если она выполнит одно последнее задание, что она и сделала. – Но Никатор был в то время еще совсем юным! – возразила Петра. – Двадцать лет – достаточно, чтобы строить козни. – Но был ли он организатором всего этого? – Нет. Инициатором был другой человек, их дальний родственник по имени Кронос, который работал в компании не более двух лет и старался отличиться. Этот отвратительный тип сразу сошелся с Никатором и использовал его. – Так это было делом рук Кроноса, не Гомера… – Нет, Гомер – кристально честный человек, гораздо лучше многих, занятых в этом бизнесе. Говорят, что, когда все выяснилось, Гомер снял стружку с Кроноса и отправил его на все четыре стороны. Кронос исчез. Я не знаю всех деталей, но у меня создалось впечатление, что Гомер был шокирован поведением Никатора. Быть безжалостным в бизнесе – это одно, но нельзя же втягивать в грязные игры невинных девушек! Никатор был безжалостен по отношению к Бригитте, когда она попыталась выйти из игры. Он уговорил ее на «последнее усилие», и та решила, что, если даст согласие, все закончится. – Это исключено, – покачала головой Петра. – Раз он добился от нее желаемого с помощью шантажа один раз, то никогда бы не остановился. – Я тоже так думаю. Он имел власть над Бригиттой, и мне надо было понять это и помочь ей. Но вместо этого… Ты представить себе не можешь, как жестоко я с ней обошелся! Но Петра могла себе это представить. Лисандрос, с его вечной подозрительностью, думая, что встретил любовь и доверие, которые могли сделать его жизнь прекрасной, снова пришел в отчаяние, и это едва не погубило его. – Я говорил такие вещи, – прошептал он. – Не могу тебе передать, что я наговорил и что это сделало с ней… – Но она предала тебя! – Она была еще ребенком… – И ты тоже, – твердо сказала Петра. – Что бы ни случилось с ней, ответственность за это несут те люди, которые манипулировали ею. Не ты. – Но я должен был защитить ее от них, – произнес он холодно. – А я не сделал этого. Между нами произошла ужасная сцена. Я выскочил из этого дома со словами, что не могу ее видеть, а когда вернулся, Бригитта исчезла. Она оставила мне письмо, в котором написала, что любит меня и просит простить ее, но не дала даже намека на то, куда ушла. Петра не произнесла ни звука, только еще крепче обняла его. – Сначала я не мог поверить в это, – тихо продолжал он севшим голосом. – Ходил по дому, искал ее. Я был уверен, что она где-то прячется. Я кричал, что мы что-то придумаем, что наша любовь стоит того, чтобы за нее побороться. – Что ты сделал потом? – спросила она, гладя его волосы. – Я верил, что смогу найти ее и все исправить. Я отправил детективов по ее следу. Это были лучшие специалисты, но даже они не смогли найти Бригитту. Она слишком хорошо замела свои следы. Я пытался связаться с несколькими ее родственниками, живущими в другой стране, но их отношения не были близкими, и у нее не было контакта с ними. Я пытался что-то разузнать у Никатора. Но меня уверили в том, что он ничего не знает. Шли месяцы, но я не прекращал поисков, потому что не мог представить, что никогда больше не увижу ее. Я должен был получить ее прощение. Наконец я получил сообщение от одного человека. Он нашел ее, но не смог удостовериться в этом, потому что она ничего не говорила, а все время сидела уставившись в одну точку. Я поехал сам… Он вздрогнул. На этот раз Петра не стала требовать продолжения. Она просто сидела, обнимая его и молясь, чтобы ее любовь достучалась до него и помогла ему выстоять. – Я нашел ее в убогой комнатушке в каком-то захолустье, очень далеко отсюда, – удалось наконец произнести ему. – Дверь была заперта. Я вышиб дверь и вошел… Она сидела на кровати в углу и что-то держала в руках, словно оберегая это. Увидев меня, вскрикнула и отпрянула, словно я был ее врагом. Возможно, я так и выглядел в ее глазах тогда. А может быть, она меня просто не узнала… Снова наступило молчание. Петра почувствовала, как его пальцы сжали ее руку, отпустили, а потом снова сжали. – Наконец силы оставили ее. Она прижалась к стене, мне удалось подойти поближе и взглянуть на то, что она держала. Он отчаянно вцепился в ее руку. Петра закрыла глаза, догадываясь о том, что это было, и молясь, чтобы она ошиблась. – Это был… мертвый ребенок, – выдавил из себя наконец Лисандрос. – О нет! – прошептала Петра. – У нее случились преждевременные роды. Она скрывала свою беременность и не получила надлежащей медицинской помощи, поэтому родила одна. Потом просто сидела, прижимая ребенка и никого не подпуская к себе. Она сидела так несколько дней, дрожащая, плачущая, одинокая… Я умолял ее успокоиться, говорил, что это я, что я люблю ее, что никогда не причиню ей зла, но она велела мне уйти, потому что ей надо покормить ребенка. К этому моменту ребенок был мертв уже несколько дней. Он лежал холодный у нее на руках. Люди, которым принадлежал тот дом, были порядочными и добрыми, но ничем не могли помочь. Я перевез Бригитту в больницу, потребовал, чтобы ей обеспечили самый лучший уход, пообещав заплатить любые деньги. – Последние слова он произнес с горьким самобичеванием. – Я каждый день навещал ее, надеясь, что тот уход, который она получала, скоро даст эффект, она снова станет самой собой и мы сможем поговорить. Но этого не случилось. Хотя она становилась крепче физически, психически все дальше уходила от реальности, и я понял, что она этого и хотела… Но я все ждал, надеясь, что она поправится и мы сможем снова обрести друг друга. А потом у нее не выдержало сердце… Врачи сказали мне, что она не боролась за свою жизнь. Ее воля была парализована, и все было только вопросом времени. Я сидел возле нее, держа ее за руку. Говорил ей, что люблю ее и умоляю простить меня. – Она тебя простила? – очень тихо спросила Петра. – Не знаю… Она сказала только одну вещь. К этому моменту она смирилась с тем, что ребенок умер, и умоляла меня похоронить его с ней. Я дал ей свое слово и, когда пришло время, сдержал его. Бригитта похоронена вместе с нашим ребенком. – Значит, она узнала тебя, раз попросила об этом. – Я говорил это себе тысячу раз. Но дело в том, что она могла попросить об этом любого, кто, по ее мнению, мог ей помочь. Я пытался поверить, что она простила меня, но какое право я имею на это после того, что натворил? Она бежала из-за меня и пряталась от всего мира в то время, когда отчаянно нуждалась в помощи. Доктора сказали, что она была страшно истощена, что негативно сказалось на ребенке и привело к преждевременному рождению… и смерти… моего сына. – А у тебя… нет сомнений по поводу?… – Что это мой сын? Никаких! Бригитта была примерно на втором месяце беременности, когда мы расстались. Врачи тактично предложили мне провести тест для уверенности, но я отказался. Это было бы оскорбительным для ее памяти. Она носила под сердцем моего ребенка, когда я бросил ее… Я разрушил ее жизнь, разрушил последний миг ее жизни, и я убил нашего ребенка… – Но это не… – Это моя вина… разве ты не понимаешь? Я убил их, их обоих! – Нет! – горячо воскликнула Петра. – Ты не должен быть таким суровым к себе. – Должен, – сказал он холодно. – Если я не буду суровым к себе, кто же тогда будет? Сколько раз с тех пор ходил я на ее могилу и стоял там в ожидании чего-то, чего никогда не произойдет… – Где ее могила? – Здесь, в саду. Я пригласил священника освятить это место и похоронить их обоих. Это произошло глубокой ночью, я замаскировал могилу, чтобы никто не смог случайно найти ее… И мне надо было решить, что делать со своей жизнью. Я сказал отцу, что уезжаю, и следующим же самолетом улетел из Греции. Когда мы с тобой встретились, я был в бегах уже два года. – Он невесело рассмеялся. – В бегах. Как какой-то преступник. Но я таковым себя и чувствовал. Я побывал в Монте-Карло, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Лас-Вегасе, Лондоне – во всех тех местах, где мог жить так называемой «шикарной жизнью». Иными словами – пустился во все тяжкие. Я слишком много пил, слишком много играл, и все потому, что пытался уйти от самого себя. Но мне это не удавалось. И тут, однажды ночью в Лас-Вегасе… ну, остальное ты знаешь. Благодаря тебе я увидел себя в таком неприглядном свете, что на следующий же день возвратился в Грецию. – Дело было не только во мне, – покачала головой Петра. – Ты уже был готов к изменениям, иначе я бы не смогла повлиять на тебя. – Возможно, не знаю. – Он коротко улыбнулся ей. – Я предпочитаю считать это твоей заслугой… мой добрый ангел, который не дал мне сбиться с пути еще больше и тогда, и сейчас… – Сейчас?… – Я не слепой, Петра, и понимаю, что я не тот человек, которому всякий, находящийся в здравом уме, захотел бы открыть свои объятия. Люди остерегаются меня, и до сих пор меня это устраивало. Но ты показала мне правду тогда и каким-то образом сделала это снова. Я никогда никому не рассказывал то, что рассказал тебе сегодня, и никогда не сделаю этого. Теперь ты знаешь все мои тайны, и я рад этому, потому что тяжесть свалилась с моих плеч. И он уткнулся лицом в ее шею. * * * Проснулись они в объятиях друг друга, обнаружив, что дневной свет заливает комнату. Петра взглянула с тревогой на его лицо и успокоилась. Лисандрос улыбался. – Ни о чем не жалеешь? – тихо спросила она. – С тобой ни о чем. Никогда! Пошли со мной. Они оделись, и он, взяв ее за руку, повел вниз по лестнице и из дома. Она мельком видела сад из верхнего окна, и он показался ей запущенным. И теперь она знала почему. Лисандрос отвел ее в укромное место под деревьями и убрал часть веток и листьев. Под ними оказался камень, на котором были высечены несколько слов и даты. Лисандрос спрятал Бригитту и ее ребенка от мира, защитив их, насколько смог. Без лишних слов было понятно, что никто никогда больше не видел этого места. – Я так много раз стоял здесь и умолял ее о прощении, – тихо сказал Лисандрос. – Что мне сказать ей о тебе? Дедушка Петры сказал ей когда-то, что ни один настоящий грек никогда не мог полностью освободиться от своего прошлого. И теперь Лисандрос, этот современный человек, совершенно свободно ориентировавшийся в жестоком мире бизнеса, рассуждал как древний грек. Он словно чувствовал у своих ног бурлящие воды реки Стикс. И ощущал присутствие подземного царства бога Аида, в котором обитали души умерших, способные общаться с живыми людьми. Неужели и правда Бригитта находилась там сейчас, смотрела на нее с другого берега реки, тянула его к себе, крича, что он принадлежит ей одной и что они должны быть вечно вместе? Нет! Она не могла позволить себе такое. Она должна была отпустить Лисандроса. – Ты не должен ничего говорить ей обо мне, – сказала Петра. – Она и так знает, что я тебя люблю так же, как она. И благодаря своей любви прощает тебя. Не забудь, что там она понимает все, чего не понимала раньше, и желает тебе добра. Они медленно вернулись в дом и поднялись по лестнице. Лисандрос поцеловал Петру нежно, почти соблазнительно, не так, как раньше. Они преодолели границу, и любовь и доверие навсегда изменили лежавший перед ними путь. – Моя, – прошептал он, – полностью моя. – До тех пор, пока буду нужна тебе, – шепотом ответила она. – Это будет всегда. – А ты мой? – Мне кажется, я был твоим с самого первого момента нашей встречи. Просто долго не мог признаться в этом. Они лежали, обнявшись. Теперь они могли позволить себе не торопиться. Лисандрос взглянул на самые сильные ее ушибы и осторожно прижался к ним губами. – Я в полном порядке, – сказала Петра. – Ты так хорошо ухаживал за мной. Он, не спеша, ласкал ее грудь, словно только что открыл ее красоту. Дрожь пронзила ее. Она провела ладонями по его телу, вызвав его подавленный стон. – Ты творишь волшебство, – выдохнул он. – Откуда это у тебя? Может, ты одна из тех сирен? – А тебе бы хотелось, чтобы я была? – Только для меня. Никто из других мужчин не должен слышать песню сирены. А я должен наслаждаться ею вечно. – Но они слышали ее всегда, – сказала Петра, увлекая его в мир своих фантазий. – Неужели глупые моряки, зная, что эта песня будет последним, что они услышат, шли на ее звук добровольно? – Добровольно, – уверенно сказал он, – потому что остальное не имеет значения. Надо следовать за этой песней, куда бы она ни привела. – Как романтично, – задумчиво произнесла Петра. – Я приведу тебя туда, где никто никогда не был… – Куда угодно, – пробормотал он. – Лишь бы вместе. Глава 10 Проснувшись, когда было еще темно, Лисандрос увидел, что Петра смотрит на него. – Что такое? – спросил он. – Что-то тебя волнует? Скажи мне. Когда она заколебалась, Лисандрос сел и обнял ее. – Я никогда не говорила этого раньше. Некому было. Ты спросил меня, принадлежу ли я тебе? Фактически я принадлежу тебе больше, чем ты думаешь. – Ты имеешь в виду что-то важное? – Да. Существуют вещи, о которых я не могу тебе рассказать, потому что это может оказаться обузой для тебя. – Ты и обуза? Такое невозможно. – Если ты узнаешь, как сильно я завишу от тебя, тебе может стать тяжело. – Теперь ты меня просто смешишь. Разве это не я цепляюсь за тебя, потому что нашел в тебе то, чего не могу найти ни в ком другом? – Надеюсь, что это так, но это взаимно, и я не могла сознаться в этом раньше. А теперь, поскольку мы нашли друг друга, возможно, смогу. Он взял ее за подбородок и ласково повернул к себе, чтобы видеть ее лицо. Теперь он был весь внимание. – Ты первый человек в моей жизни, для которого я что-то значу, – просто сказала Петра. – Но твоя мама… – Эстел замечательная, но я никогда не была для нее на первом месте. Она точно так же любила бы котенка… Она постоянно бывала в разъездах, оставляя меня на попечении дедушки и бабушки. Иногда я думаю о том, что бы мама делала, если бы мы не нашли их… Мои дедушка и бабушка любили меня, но еще больше – друг друга. Наверное, так и должно быть, но, когда бабушка умерла, я знала, что дед скоро последует за ней. – Но должны же были быть мужчины, которым ты была нужна! – проговорил Лисандрос. – Да, им было что-то нужно. Может быть, я, а может быть, то, что сопутствовало мне, – деньги, звездное происхождение… Это сделало меня довольно циничной, и цинизм был для меня своего рода защитой, подобно щиту, который всегда держал наготове Ахиллес. Он кивнул: – И всегда находятся люди, которые видят только этот щит. – Да. Ты и сам прекрасно понимаешь это, правда? – Петра усмехнулась. – Мы с тобой не сильно отличаемся друг от друга. Твой способ защиты – свирепо смотреть на людей, мой – смеяться и делать вид, что меня ничто не трогает. – Ты нужна мне так, как не была никогда нужна ни одна женщина ни одному мужчине с момента сотворения мира, – медленно сказал он. – То, что я тебе так нужна, – это величайший подарок. Никто никогда не делал мне такого подарка, да мне он ни от кого и не нужен. Ты дал мне все. Я боялась, что проживу свою жизнь, так и не испытав этого чувства. – А я боялся, что ты найдешь меня слишком взыскательным. – Ты не можешь быть слишком взыскательным, – успокоила его она. – Чем больше ты требуешь, тем больше угождаешь мне. С тобой я словно заново родилась на свет. Не думаю, что ты это уже понял, но еще поймешь, любовь моя. С течением времени. На следующий день он повез Петру на побережье. – Мы поедем не туда, куда в прошлый раз, а в рыбацкую деревушку. Раньше там занимались переработкой рыбы, теперь – обслуживают туристов, которые увлекаются рыбной ловлей. Пора познакомить тебя с моими друзьями. Его друзьями оказалась семья бывших рыбаков, которая встретила Лисандроса как давно пропавшего брата и тепло приняла Петру. Их было так много, что она потеряла счет мужьям, женам, племянникам и племянницам. – Мама привезла меня сюда на каникулы, когда я был еще ребенком, – объяснил он. – Я побежал осматривать окрестности и, конечно, потерялся, а эта семья спасла меня. С тех пор мы лучшие друзья. Петра поняла, что эти люди были щедро вознаграждены. Рыбацкий катер, на котором они теперь вывозили туристов, был наивысшего класса. Но трудно было цинично относиться к этим людям, и, когда Кирос, патриарх семейства, сказал, что самое ценное для них – не щедрость Лисандроса, а те дни, когда он находит время, чтобы навестить их, она почувствовала, что склонна верить этому. – Однажды, много лет назад, – рассказал Кирос Петре, – мы нашли мальчика на берегу. Один наш друг увидел его и сказал нам об этом. Я спустился к нему и немного походил вместе с мальчишкой, но он не захотел идти со мной в дом. Потом меня сменили мои сыновья. Они бродили с ним всю ночь туда-сюда по этому берегу. Он двигался как робот и только мычал что-то. Наконец он начал успокаиваться, и нам удалось уговорить его пойти с нами. Мы уложили его в постель, и он проспал два дня. – А он никогда не говорил вам, отчего пришел в такое состояние? – спросила Петра. – Не думаю, что он сам хорошо понимал это. Он казался погрузившимся в какой-то другой мир, о котором не мог или не хотел помнить. А мы не давили на него. Он был нашим другом, попавшим в беду, и больше мы ничего не хотели знать. Мы предложили вызвать к нему врача, но он сказал, что мы были его докторами и он не хотел никого другого. Я больше никогда не видел его таким, так что, возможно, нам удалось помочь ему почувствовать себя немного лучше. По крайней мере, я на это надеюсь. Он такой славный парень! Стало очевидно, что Кирос ничего не знал о реальных фактах в жизни Лисандроса. Хорошо зная фамилию Димитриу, он понимал, что перед ним бизнесмен, достаточно богатый, чтобы купить им дорогой катер, но эти люди не представляли до конца, насколько велико его состояние. «Поэтому они и значили для него так много», – поняла Петра. Они были дружной семьей, любящей, такой, какой у Лисандроса никогда не было и какую он хотел бы иметь. А для них он был «славный парень», который имел деньги, что не мешало ему быть своим среди них. Ничего удивительного, что Лисандрос любил приезжать сюда. Это был его единственный контакт с нормальной жизнью, от которого он получал удовольствие. Он даже помогал жене Кироса, Евдоре, готовить. Позже Евдора прошептала Петре на ухо: – Вы единственная женщина, которую он когда-нибудь привозил сюда. Поэтому все глазеют на вас. Только не говорите ему, что я это сказала. Потом они все вышли в море на катере. Петра сидела в купальнике на носу, не представляя, могло ли быть в этой жизни что-то прекраснее. Она удовлетворенно вздохнула, бросив взгляд на небо, потом на сидевших поодаль Лисандроса и Кироса. Те непринужденно болтали и смеялись. Тут она внезапно прищурилась. Неужели ей только показалось, что Кирос слегка кивнул в ее сторону и спросил: «Это… она?» И разве Лисандрос не кивнул ему в ответ? «Это моя фантазия, – сказала она себе поспешно. – Я не могла прочесть это по губам Кироса на таком расстоянии». Но когда она взглянула снова, оба мужчины внимательно смотрели на нее. Чтобы скрыть свое смущение, Петра прыгнула за борт, и Лисандрос тут же последовал за ней. – Осторожно, здесь глубоко, – сказал он, подплыв к ней. Притянув ее к себе, он обнимал и целовал ее, неистово брызгаясь при этом. На катере раздались аплодисменты и веселые возгласы… Когда они забрались обратно на борт, Кирос смущенно намекнул, что на катере есть каюта. Это вызвало бурю новых аплодисментов и веселых возгласов, а жена Кироса стала призывать его вести себя прилично. Он успокоил ее поцелуем. Вот таким был этот день. Вернувшись в дом, они хорошенько подкрепились, прежде чем отправиться на городскую площадь, где были танцы. Лисандрос прекрасно танцевал. Девушки знали это и выстроились в очередь к нему. Петра совершенно не беспокоилась. Она сама была окружена мужским вниманием и с удовольствием наблюдала за Лисандросом, который казался совершенно раскованным и счастливым. Он увидел, что она смотрит на него, и вытащил на танцпол. – Потанцуй со мной, – попросил он. – И спаси. Он явно демонстрировал ее публике, но зачем? Не потому ли, что был немного навеселе? – Нам пора, – выдохнул он наконец. – Проблема в том, что вино, которое подает Кирос… Он покачнулся и сел. – И все остальные тоже опьянели, как и ты, – сказала Петра, – даже я. – А я нет. – Молодой человек, сказавший это, был старшим сыном в семье. На нем была одежда священнослужителя, и он был трезв как стеклышко. – Я отвезу вас домой. – А я оплачу обратное такси, – сонно сказал Лисандрос. – Договорились. Возвращаясь домой, они сидели на заднем сиденье. Лисандрос положил голову ей на плечо. Его глаза были закрыты. Когда машина остановилась, священник посмотрел назад и заулыбался. – Никогда не видел его таким расслабившимся, – сказал он. – Поздравляю вас. Петра не спросила, что он имел в виду. Ей и не требовалось этого. Ее душа ликовала. Лисандрос, проснувшись, протянул священнику пачку банкнот. – Это за такси. Лишнее – в ящик для пожертвований. У священника глаза полезли на лоб. – Вы знаете, как много дали?… – Спокойной ночи! – сказал Лисандрос, вылезая из машины. Петра раздевала его, а он лежал на спине и не сопротивлялся. – Ты вообразил себя султаном, за которым ухаживает весь гарем, – заметила она, справившись со своей задачей. Он открыл один глаз. – Я честно решил показать тебе, что могу вести себя так же отвратительно, как любой другой мужчина, который танцует с дюжиной женщин, ничего не соображает и позволяет своей жене обслуживать его. Спокойной ночи. Он перевернулся на живот и уснул. «Осознал ли он, что только что назвал меня своей женой?» – усомнилась Петра. Когда зазвонил мобильный телефон Лисандроса, он долго смотрел на него прежде, чем нехотя произнес: – Мне придется ответить. – Я вообще удивлена, что телефон до сих пор не звонил. – Я дал строгие указания своим сотрудникам не беспокоить меня. На Линоса, моего секретаря, можно положиться в этом смысле. Но видимо… Он вздохнул. – Нам пора возвращаться в реальный мир? Он поцеловал ее и взял трубку: – Да, Линос? О нет, что случилось? Хорошо, хорошо, давай по порядку. Огорченная, но смирившаяся, Петра поднялась наверх, чтобы начать собирать вещи. Эта сказочная жизнь не могла продолжаться вечно. Пора было проверить, можно ли перенести ее на реальную почву, – Я позвонила в аэропорт, – сказала она появившемуся Лисандросу. – Есть рейс в Афины через несколько часов. Он вздохнул и обнял ее: – Лучше бы ты сказала, что через несколько лет , но думаю, нам надо воспользоваться этим рейсом. Грядет одно большое собрание, и Линос говорит, что не сможет обойтись без меня. – Это должно было произойти рано или поздно, – сказала Петра. – Труба зовет. – Но ты будешь со мной, и мы можем начать строить планы. – Планы на что? Он прижался к ней лбом. – Планы на будущее. К сожалению, сейчас не время уточнять их, но я думаю, что ты знаешь, о чем я говорю. Брак. Формально Лисандрос не поднимал этот вопрос, но вел себя так, словно между ними все уже было решено. Она поднялась вслед за ним по лестнице, чтобы бросить последний взгляд на комнату, которую он делил с Бригиттой, но отказалась пойти с ним на ее могилу. – Ты должен проститься с ней один, – ласково сказала Петра. – Если я буду там, я все ей испорчу. – Как ты можешь так говорить? – удивленно спросил он. – Как будто она – реальный человек для тебя, как будто ты встречалась и разговаривала с ней. – Говорят, что никто никогда не возвращался с берегов реки Стикс, – задумчиво произнесла Петра, говоря о подземной реке, ведущей к царству мертвых. – Странно, но мне почему-то кажется, что она словно присутствует здесь. И хочет, чтобы ты разговаривал с ней один. Мне нечего здесь делать. Он нахмурился: – Ты хочешь сказать, что не будешь приезжать в этот дом со мной? – Не думаю, чтобы она этого хотела. Это ее место. У нас с тобой может быть какое-то другое место, а это оставь ей, в знак уважения. Ее слова были бальзамом для его души. Он не знал, как решить эту головоломку, боясь, что, оставаясь верным своему прошлому, может обидеть Петру. Но она все поняла. Она всегда понимала то, что касалось его. Он поцеловал ее и, поблагодарив, вышел в сад. Петра смотрела ему вслед, пока он не скрылся из вида. На вилле Лукаса буквально в воздухе витала новость, что новобрачные вернутся домой после своего медового месяца. – Здесь будет такое торжество! – весело произнесла Аминта. – Все приезжают: пресса, телевидение… – А гости-то будут? – поддразнила ее Петра. – Все самые важные люди, – с благоговением произнесла Аминта. – Нет, я имела в виду настоящих гостей – друзей, людей, которых хозяин захочет видеть, даже если пресса никогда не слышала о них. Аминта озадаченно уставилась на нее. Было ясно, что после многолетней работы у судостроительного магната-миллиардера она едва ли понимала, что такое дружба, и Петра, засмеявшись, пошла дальше. Не успела она войти в свою спальню, как раздался звонок от Эстел. Она была в возбуждении от слухов: – Вас с Лисандросом видели на Корфу, плавающих на катере и ездящих по улицам. Давай выкладывай! – Да тут нечего выкладывать… – Гмм… Даже так? Мы пригласим его к нам в гости и посмотрим на вас двоих. – Я предупрежу его, чтобы он не приходил. – Ты этого не сделаешь! Следующий звонок был от Лисандроса, который сказал, что должен вернуться в Пирей. – Так что мы сможем увидеться только через несколько дней, – сказал он со вздохом. – Только постарайся вернуться к банкету, который состоится на следующей неделе. Иначе все ополчатся на нас. Он засмеялся: – Обещаю вернуться. Не знаю, как я выдержу без тебя. – Просто возвращайся ко мне, – ласково сказала Петра. Закончив говорить, она села, улыбаясь. Потом подняла глаза, увидела свое отражение в зеркале и засмеялась. – У меня совершенно идиотский вид. И чувствую я себя идиоткой. Наверное, я и в самом деле слабоумная. Но мне все равно. Я не представляла себе, что бывает такое счастье. За дверью в коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась. На пороге стоял Никатор. Его глаза сверкали, лицо пылало, грудь тяжело вздымалась. Петра поняла, что ее ждут проблемы. – Привет, братишка, дорогой, – приветливо сказала она, подчеркнув слово «братишка». Но это было бесполезно, и она знала это. – Только не это! – вскричал Никатор. – О, Петра, только не это! Он бросился на колени перед ней и протянул руки, чтобы обхватить ее за талию, Петра с трудом сдерживала отвращение. Последний раз они виделись две недели назад, перед тем как она уехала на Корфу. – Ты не хочешь, чтобы я называла тебя «дорогой»? Хорошо, я не буду, тем более что я сердита на тебя. Как тебе взбрело в голову сказать Лисандросу, что мы уехали вместе в Англию? Никатор судорожно вцепился в нее. Она попыталась освободиться, но у него неожиданно оказалась железная хватка. – Я ничего не мог с собой поделать. Я так сильно люблю тебя, что не отвечаю за свои действия. Я хотел спасти тебя от Димитриу… – Но я не хочу, чтобы меня спасали, – сказала Петра, пытаясь воззвать к его здравому смыслу. – Я люблю его. Попытайся понять это. Я люблю его, а не тебя. – Это потому, что ты не знаешь, какой он. Тебе кажется, что знаешь. Ты веришь тому, что он сказал тебе о Бригитте, но она не должна была умереть! Если бы он не терроризировал ее безжалостно, она бы не оказалась одна, когда… – Никатор сел на кровать рядом с ней, вцепившись ей в плечи. – Он одурачил тебя, – выдохнул он. – Он хочет тебя только потому, что ты моя. Ему необходимо отобрать все у меня. И так всю мою жизнь. – Никки… – Ты не знаешь, что это такое, когда тебе всегда твердят, что Димитриу счастливая семья, потому что у них есть такой сын, который может стать достойным наследником, а у моего отца есть только я. Все восхищаются им, потому что он со своей жестокостью может заставить людей подчиняться, а я нет. Я не могу быть жестоким. – Но ты не можешь быть и раболепным, правда? Взрослей, мальчик! – Не называй меня так! – закричал он. – Я не ребенок. Я докажу тебе это. Она попыталась оттолкнуть его, но он только крепче сжимал ее в своих объятиях. Потом вскочил на ноги, опрокинул на кровать и навалился на нее. В следующую минуту он прижался губами к ее губам, стараясь разомкнуть их своим языком. Петра в отчаянии крутила головой, пытаясь защитить рот рукой. – Уйди от меня! – выдохнула она. – Никки, ты слышишь? Убирайся! – Не борись со мной. Позволь мне любить тебя… позволь спасти тебя… Сделав последнюю попытку, она освободилась от него и оттолкнула с такой силой, что он грохнулся на пол. В мгновение ока она вскочила, бросилась к двери и распахнула ее. – Убирайся отсюда и не смей возвращаться! – взорвалась она. Но Никатор напал на нее снова, вынудив Петру нанести решительный удар коленкой в пах. Он взвыл, схватился рукой за ушибленное место и, спотыкаясь, вышел в коридор, вызвав недоумевающие взгляды нескольких горничных. – Ты еще пожалеешь об этом, – сказал он тихо. Петра долго не могла успокоиться. Она знала, что Никатор может быть неприятным, но он оказался еще хуже, чем она предполагала. Но откуда ему известно, что Лисандрос рассказал ей о Бригитте? Глава 11 Через два дня состоялось триумфальное возвращение Гомера и Эстел под прицелом объективов камер. Тут же решено было приступить к разработке плана проведения приема, хотя сначала Аминте пришлось решить некоторые проблемы со слугами. Никатор обвинил нескольких горничных. Те обратились за помощью к Петре и тут же получили ее. – Извините, Гомер, я не собиралась ссориться с вами или вашим сыном, – сказала она, – но Никатор имел весьма жалкий вид, уходя из моей комнаты, и боюсь, что горничные видели это. Поэтому сейчас он испытывает недобрые чувства к ним. Гомер был мудрым человеком и прекрасно знал отрицательные стороны своего сына. Он поблагодарил Петру и велел Никатору извиниться перед Петрой. Но Никатор, похоже, начал действовать. Спустившись однажды вниз, Петра увидела его с большой картиной, которую тот купил в качестве подарка своему отцу. На картине были изображены фурии – внушающие ужас создания со змеями вместо волос и окровавленными глазами. Петра с интересом рассматривала эту картину. – Дело в том, что фурии никогда не отступали, – сказал Никатор. – Если они прицепились к кому-то, то уж навечно. Уж не намек ли это на то, что он никогда не простит ей оскорбление? Никатор бы причинил неприятность ей или Лисандросу, если бы смог. Но они оба бдительно следили за ним, и он ничего не мог сделать. Предстоящий сегодня прием должен был стать грандиозным светским событием сезона. Голливудские кинозвезды слетелись, чтобы потанцевать, попеть и поднять бокалы в бутафорском Парфеноне. Все афинские бизнесмены стремились попасть сюда, в надежде встретить какую-то кинозвезду или кинорежиссера. Уже наступил вечер, а Никатора нигде не было видно. Гомер пожаловался на такое неуважение к себе, но Петре показалось, что при этом прозвучала некоторая нотка облегчения. – Может быть, когда вы с Лисандросом будете официально обручены, станет легче? – тихо сказала ее мать. – Тогда Никатору придется смириться. Только не тяните с этим. Так будет лучше для всех. – Неужели Лисандрос для него конкурент? – Соперник, а не конкурент. Гомер считает, что, если бы наши две семьи могли примириться, это было бы замечательно. – А как же Никатор? Не сможет же Гомер игнорировать его. – Безусловно, не сможет выбросить его ни из своей жизни, ни из своего сердца, а вот отстранить от судостроительного бизнеса – сможет. Он может купить ему какой-нибудь игорный дом или что-то еще, что могло бы обеспечить парню безбедную жизнь. Петра на время решила выбросить все это из головы. В данный момент самым важным для нее был предстоящий прием, на котором она снова увидит своего возлюбленного и будет танцевать в его объятиях. Она выбрала платье из темно-синего, почти черного атласа. Платье было облегающим, подчеркивающим ее безукоризненную фигуру и со скромным декольте, чтобы сделать приятное Лисандросу. «Какой же он красивый!» – подумала она, когда он подходил к ним. Гомер восторженно приветствовал Лисандроса, а тот с улыбкой вежливо ответил ему. Петра вспомнила, как Лисандрос отрицал какую бы то ни было причастность Гомера к трагедии Бригитты. Так что предположение Эстел могло оказаться правильным. Брак Петры с Лисандросом мог бы дать новый старт судостроительному бизнесу Греции, и все знали это. Включая Никатора. Держа Петру под руку, Лисандрос обошел всех, здороваясь. И каждый смог оценить достоинства этой пары. – Кто-нибудь говорил тебе, что они о нас думают? – пробормотал он, когда они танцевали. – Все выстроились в очередь ко мне, чтобы это сказать, – засмеялась Петра. – За нами наблюдали, когда мы были на Корфу. Эстел говорит, что нас видели вместе, когда мы разъезжали по улицам и плавали на катере. Он пожал плечами: – Это публичные места. Люди должны были увидеть нас. Наша свадьба, как я понимаю, тоже будет публичной… – Он улыбнулся и тихо добавил: – По крайней мере, ее первая часть. – Правда? – пробормотала Петра. – Что-то я не припомню, чтобы мне делали предложение. – Ты получала предложение каждую минуту в последние дни и прекрасно знаешь это, – сказал он твердо и тут же смягчил диктаторский тон: – А вот получил ли я ответ? – Ты получил ответ в тот первый раз, когда мы занялись любовью, – сказала она. – А ты тогда даже не задал мне вопрос. – А сейчас, когда я его задал и получил ответ, мы могли бы объявить всем! – предложил он. – Всей этой толпе? Мне казалось, что ты ненавидишь, когда на тебя глазеют. – Если они видят меня с самой красивой из присутствующих здесь женщин, меня это вполне устраивает. Он крепче обхватил ее за талию и закружил под смех и аплодисменты окружающих. Петра вспоминала это потом, потому что это был самый последний момент ее безоблачной радости. Когда они перестали кружиться и у нее начала проясняться голова, она увидела нечто, что заставило ее вздрогнуть. На них надвигалось бедствие. Имя этому бедствию было Никатор. И он улыбался. – Что он задумал? – спросила Петра, наблюдая, как Никатор обнимает Гомера и Эстел. – Пытается получить прощение за то, что появился поздно, – пожал плечами Лисандрос. – Делает вид, что не замечает меня. И лучше всего все-таки показать ему его место. И прежде чем она поняла, что Лисандрос собирается сделать, он притянул ее к себе и поцеловал долгим поцелуем, не оставлявшим никаких сомнений. Это было его заявление всему миру. Этот человек, который так долго прятал свою истинную суть за семью замками, наконец смог освободиться от них и вырваться на свободу, потому что одна, совершенно особенная, женщина дала ему ключи. Ключи от счастья. Ему было теперь все равно, кто сможет заглянуть ему в душу, потому что ее любовь сделала его неуязвимым. Когда поцелуй закончился, Лисандрос поднял голову с видом победителя. – Не мешай ему делать то, что он хочет, – пробормотал он. – Нас теперь ничто не сможет коснуться. Долго еще потом она помнила эти его слова… – Ах! – воскликнул Никатор. – Ну разве любовь не очаровательна? Его язвительный голос разрушил сон Петры. Она вздрогнула. Никатор подошел поближе и ехидно уставился на них. Гомер поспешно встал за его спиной и положил руку ему на плечо. Никатор сбросил ее: – Оставь меня в покое, отец! Мне надо кое-что обязательно сказать, и я с удовольствием сделаю это. – Он ухмыльнулся прямо в лицо Лисандросу. – Никогда не думал, что настанет день, когда я смогу хорошенько посмеяться над тобой. – Оставь эту затею, – мягко посоветовал ему Лисандрос. – Это бессмысленно, Никатор. – Зато как смешно! – взвизгнул Никатор. – Как легко тебя обманули! А ведь ты чувствовал себя в защитной броне. Но броня не прикрывает пятку, не так ли? Даже эти слова, видимо, не подействовали на Лисандроса. – А твоя «пятка» заключалась в том, что ты поверил вот ей, – сказал Никатор, показывая пальцем на Петру. – Ты слишком глуп, чтобы понять, что она играет тобой, потому что ей кое-что нужно. – Эй, ты! – с силой ударила его по плечу Эстел. – Если ты предполагаешь, что моя дочь должна выйти замуж ради денег, позволь сказать тебе… – Не денег ради! – брызгал слюной Никатор. – Ради славы. Все, что угодно, ради сенсации. – О чем ты, черт возьми, говоришь? Тут нет никакой сенсации. – Конечно есть. Для нее главное – ее престиж, доступ к тому, что никто другой иметь не может. И она получила его на этот раз? Даже теперь они не увидели опасности. Лисандрос вздохнул и покачал головой, словно ему приходилось терпеть выходки какого-то надоедливого ребенка. – Тебе будет не до смеха, когда ты узнаешь, что она делает, – глумился Никатор. – Связывается с прессой, выдает им твои секреты, рассказывает то, чем ты с ней делился… – Это ложь! – закричала Петра. – Конечно ложь, – сказал Лисандрос. Но улыбка уже сошла с его лица, а голос был смертельно спокойным, как у человека, который пытается справиться с шоком. – Думай, что говоришь, – холодно сказал он Никатору. – Я не потерплю, чтобы на Петру клеветали. – О, ты думаешь, что это клевета? Тогда откуда пресса узнала, что ты говорил ей во Дворце Ахиллеса? Откуда они узнали, что ты показывал ей могилу Бригитты и говорил, как часто стоишь там и умоляешь Бригитту о прощении? – Только не от меня! – в ужасе воскликнула Петра. – Я бы никогда… ты не можешь поверить этому. Эти слова она выпалила Лисандросу, который повернулся и быстро сказал: – Конечно нет. Но он был напряжен. Пропала радость, которую он излучал всего несколько минут назад. Только они двое знали о том, что он говорил ей на той могиле. – Пора тебе увидеть это, – сказал Никатор. Никто не заметил пакета, который он принес с собой и бросил у своих ног. Теперь он наклонился и начал вытаскивать его содержимое и демонстрировать его замершей толпе. Это были газеты с крупным заголовком «Правда об Ахиллесе: как она заставила его говорить» и статьей о хорошо известном историке Петре Раднор, которая впервые получила известность совсем в юном возрасте благодаря своей книге «Греческие герои прошлого»: «Эта книга имела такой успех, что была переиздана в качестве школьного учебника и в настоящий момент готовится к очередному переизданию. На этот раз под более эффектным и романтичным углом зрения, поскольку мисс Раднор рассматривает современных греческих мужчин и то, отвечают ли они и в самом деле своей классической репутации. В настоящий момент она работает над Ахиллесом». Далее следовало детальное описание последних нескольких недель: их первой встречи на свадьбе, на которой «мисс Раднор пустила в ход все свое очарование, чтобы обольстить свою жертву»: вечера, который они провели вместе, танцуя на улицах Корфу, и, наконец, времени, которое они провели на вилле, где Ахиллес когда-то жил с другой своей любовницей и которая там похоронена. «Они вместе посетили Дворец Ахиллеса, где стояли перед огромной картиной первого Ахиллеса, который тащил безжизненное тело своего врага за своей колесницей, и современный Ахиллес объяснял, что его воспитывали, чтобы он поступал так с врагами, пока они не сделали этого с ним». «Именно это он и сказал», – подумала Петра в немом ужасе. Откровения все продолжались и продолжались. Каким-то образом люди, стоявшие за всей этой затеей, узнали все подробности времени, проведенного ими вместе на вилле, и выставили это на всеобщее обозрение. «Ахиллес» попал в ловушку, был обманут, одурачен женщиной, которая всегда опережала его на один шаг. Такова была идея всего этого действа, и те, кто тайно боялся и ненавидел Лисандроса, могли насладиться теперь каждой минутой. Петра видела, как стоящие вокруг люди пытались скрыть свое веселое изумление. Гомер нахмурился. Те, кто постарше, прикрывали рот руками и отворачивались, чтобы не разозлить его, рассмеявшись, а молодежь была менее осторожна. – Даже ты, – издевался Никатор над Лисандросом, – даже ты оказался не настолько умен, как считал. Ты думал, что все знаешь, да? Но она увидела тебя насквозь и теперь выдаст такую историю о тебе, Ахиллес! Лисандрос не шевельнулся. Казалось, он окаменел. Никатор переключил все свое внимание на Петру: – Да и ты тоже не так уж мудра, моя дорогая соблазненная сестренка! Эстел тихо вскрикнула, и Гомер схватил сына за плечи. – Довольно! – взорвался он. – Немедленно уходи отсюда! Но Никатор снова оттолкнул его. Охваченный дикой яростью, он был способен открыто не повиноваться даже собственному отцу. Он подошел ближе к Петре и прошипел ей почти в лицо: – Он дурак, если поверил тебе, а ты дура, если поверила ему. В этом зале не меньше сотни женщин, которые доверяли ему и слишком поздно поняли свою ошибку. Ты просто еще одна! Но Петра нашла в себе силы заговорить: – Нет, Никатор, это неправда! Я знаю, что тебе хотелось бы в это верить, но это неправда. – У тебя что, нет глаз? – Есть, но глаза могут обманывать. Важно не то, что говорят твои глаза, а то, что говорит твое сердце. А мое сердце говорит, что это человек, которому я доверяю всецело. – Она вскинула голову и громко произнесла: – Все, что мне говорил Лисандрос, – правда. – Она взяла его за руку. Рука была холодна как лед. – Пойдем, дорогой мой. Нам здесь делать нечего. Толпа расступалась перед ними, когда они выходили вместе в звездную ночь. Теперь зрители притихли, но это была ужасная тишина, полная недоброжелательности и насмешек. Они шли все дальше и дальше в темную часть парка и подошли к небольшому деревянному мостику через ручей, встали на его середине и стали смотреть на воду. Он все еще не поднимал глаз на нее, но наконец проговорил тихо, почти с отчаянием: – Спасибо, что сказала, что всегда верила мне. – Я повторила только то, что сначала сказал ты мне, – пылко ответила она. – Я с радостью сделала это. И сделала совершенно искренне. Никатор лжет. Да, эта книга вышла много лет назад, но я сама говорила тебе о ней и о ее переиздании. – А новая версия? – Я знала, что есть такая идея, но не знала деталей. И это конечно же не будет иметь ничего общего с тем, что сказал Никатор. Лисандрос, ты не должен верить во все эти глупости и в то, что я собираюсь использовать тебя. Это неправда. Клянусь. – Конечно неправда, – сказал он тихо. – Но… – Но – что? – Откуда они узнали, о чем мы говорили? – спросил он измученным голосом. – Это все, что я хочу знать. – И я не могу тебе сказать, потому что не знаю. Но это не я. Возможно, кто-то стоял рядом с нами около Дворца Ахиллеса? – Кто? И откуда им известно о могиле? – Я не знаю, – прошептала Петра. – Не знаю. Я никогда никому ничего не рассказывала. Лисандрос, ты должен мне поверить! – Она взглянула ему в лицо и заговорила со всей страстью, на которую была способна: – Разве ты не видишь, что мы стоим на перепутье? Никто в мире не значит для меня столько, сколько ты, и я никогда и ни за что не солгала бы тебе. Ради бога, скажи, что ты веришь мне, пожалуйста. Наступило ужасное, глубокое молчание. Наконец он, заикаясь, произнес: – Конечно… я верю тебе… Но в его голосе была такая мука, что она почти слышала, с каким усилием он заставил себя это произнести. – Ты не веришь! – воскликнула Петра, когда ужасная правда дошла до нее. – Все эти слова о том, что ты доверяешь мне, – только слова. – Я пытался поверить, я хотел, но… У нее упало сердце, потому что она увидела на его лице то же выражение, что было у той статуи во Дворце Ахиллеса, когда Ахиллес пытался выдернуть стрелу из своей ноги. Оно было полно отчаяния человека, понявшего, что от судьбы ему не уйти. – Мне следовало догадаться, что последует это «но», – горько сказала она. – Никто больше не знает о той могиле, – сказал он хриплым голосом. – Я не могу не думать об этом. – Может быть, Никатор знает, может, он отправил кого-то за нами… – Они не смогли бы найти могилу. Ее не видно. Я никогда никому не говорил о ней. Ты – единственный человек, которому я достаточно доверял, чтобы… чтобы… Он простонал и протянул к ней руки. Было бы так просто упасть в его объятия и попытаться решить все вместе, но укол злости заставил Петру попятиться и сурово посмотреть на него. – И это самое ужасное, что только может быть, – произнесла она с чувством. – Чем больше ты доверяешь людям, тем ужаснее, когда они предают тебя. Он уставился на нее непонимающими глазами. – Что ты сказала? – прошептал он. – Разве ты не узнаешь собственные слова, Лисандрос? Слова, которые ты сказал мне в Лас-Вегасе. Я напомню тебе кое-что еще. «Люди не могут быть такими хорошими, какими вы их себе представляете. Рано или поздно, но правда выплывет наружу. Так лучше не питать никаких иллюзий и быть сильным». Ты ведь правда так считал? До сих пор я не понимала, насколько серьезно это было… – Не напоминай мне о том времени! – закричал он. – Оно прошло. – Оно никогда не пройдет, потому что ты носишь его в себе и вся ненависть и подозрительность, которые ты чувствовал тогда, остаются в тебе до сих пор. Ты просто лучше их маскируешь, но потом что-то происходит, и они заявляют о себе, советуя тебе быть осторожным и думать обо всех самое худшее. Даже обо мне. Загляни в свое сердце и будь честным. Я вдруг стала казаться тебе такой, как все, правда? Лживой, коварной… – Замолчи! – закричал он. – Не говорит так. Я запрещаю. – Почему? Потому что это так похоже на правду? И кто ты такой, чтобы запрещать мне? Если бы он мог думать яснее, он бы сказал ей, что он – человек, судьбу которого она держит в своих руках. Но умение здраво мыслить, которым Лисандрос славился когда-то, кажется, покинуло его. Все запуталось… – Я хочу верить тебе. Ты можешь понять это? – Он схватил ее за плечи и едва не встряхнул. – Только скажи как. Скажи, каким путем. Скажи мне! Его страдание было ужасным. Если бы не ее разбитое сердце, она была бы полна жалости к нему. – Я не могу тебе сказать. Это то, что ты должен найти сам. – Петра… пожалуйста… постарайся понять… – Но я стараюсь. Я понимаю, что ничего не изменилось. Мы думали, что все может стать по-другому сейчас. Я люблю тебя и надеялась, что ты любишь меня… – Люблю, ты знаешь это… – Нет, даже ты не знаешь! Барьеры остаются, отгораживая тебя от мира, от меня. Я думала, что могу сломать их, но у меня не получилось. – Если ты не сможешь, не сможет никто, – сказал он безнадежно, и тут что-то произошло с ним. Он опустил руки и сделал шаг назад, а потом проговорил с холодным отчаянием: – Возможно, ничего тут больше не скажешь. Вдали послышался какой-то шум, засверкали огни. Люди устремились в сад. Ночной воздух наполнялся смехом. – Я дам о себе знать, – произнес он. – Существуют способы прояснить все это до конца. – Конечно, – спокойно сказала она, ожидая его поцелуя. Но он лишь легко дотронулся кончиками пальцев до ее щеки и ушел. Детективы сравнительно легко справились со своей работой. Не так много времени потребовалось на то, чтобы выяснить, что «копии газет» были подделаны, специально отпечатаны по заказу Никатора, а текст писался под его диктовку. Но это мало чем помогло. Непоправимый ущерб нанесли разговоры и тот факт, что сотни людей, присутствовавших на приеме, прочли эти газеты. Позвонив своим издателям, Петра попросила их отказаться от планов переиздания ее книги. Те были обескуражены: – Но мы слышали такие потрясающие истории… – Ни одна из них не является правдой, – фыркнула она. – Забудьте об этом. Петра и Лисандрос поддерживали контакт, но и только. Они обменивались вежливыми письменными сообщениями, и она поняла, что он избегал ее, и она знала почему. Лисандрос снова замкнулся в себе, неспособный обратиться к единственному человеку, который мог вытащить его из этой ямы. Как бы это ни выглядело для окружающих, но вовсе не Никатор стал причиной трещины в их отношениях. Сводный брат Петры просто выявил ее существование. Рано или поздно эта трещина в их отношениях выплыла бы на свет… Лисандрос такой, как есть, и ее мелькнувшая на миг надежда была просто иллюзией. Действительно ли он так сильно нуждался в ней, или она просто не хотела видеть, что он был самодостаточным человеком, которому не нужны ни она, ни кто-либо другой? «Глупая женщина, которая создала в своем воображении тот образ мужчины, который ее устраивал. Вот и получи то, что заслужила!» – сердито подумала она как-то ночью, лежа в постели. В библиотеке Гомера Петра нашла свою книгу, ту самую, которая подверглась атаке Никатора. «Теперь я знаю, где Никатор почерпнул эту идею, – криво усмехнувшись, подумала она. – А что, если… Ну конечно!» Глава 12 Текстовое сообщение было простым и коротким: «Мне необходимо поговорить с тобой. Почему ты перестала отвечать? JI. ». Лисандрос помедлил перед тем, как отправить его. Но он должен был сделать это. И он нажал кнопку. Ее ответ пришел незамедлительно: «Извини. Мне надо побыть одной, чтобы подумать. П. ». Он ответил: «Я тоже так считал, но это ошибка. Нам надо подумать вместе. JI. ». И вслед отправил ей лишь одно слово: «Пожалуйста». Петра позвонила ему: – Пожалуйста, Лисандрос. Будет лучше, если мы не будем разговаривать какое-то время. – Нет, – упрямо заявил он. – Есть выход из этого… – Нет, раз ты мне не веришь. А в глубине сердца ты не веришь. До свидания… драгоценный мой. Когда она повесила трубку, он провел ладонью по глазам, встревоженный тем, что услышал в отдалении, – что-то, чего не мог определить… что-то… Он вскочил, выругавшись. Это было какое-то сообщение по громкоговорителю. Петра в аэропорту! Лихорадочно он снова набрал ее номер, но она уже отключила телефон. Теперь он не мог ни поговорить с ней, ни отправить сообщение. Она возвращается в Англию. А когда она уедет, он потеряет ее навсегда. И тогда все закончится… Он носился как молния, дозваниваясь своему личному пилоту. Через минуту мчался по саду к площадке, на которой ждал его вертолет, а еще через несколько минут они уже были в воздухе. Пока его пилот связывался с аэропортом, чтобы сообщить о прилете и договориться о том, чтобы их встретила машина, Лисандрос позвонил в справочную, чтобы узнать, когда будет следующий рейс в Англию. «Через полчаса», – ответили ему, и он застонал. Опытный пилот доставил его в афинский аэропорт в кратчайшее время. Уже ждавшая его машина помчалась к основному зданию. Глядя в окно, Лисандрос молился о задержке рейса, о чем-то, что дало бы ему шанс успеть помешать Петре улететь на этом самолете. И тут он увидел его. Он поднимался в небо все выше и выше и уносил с собой его любовь, его жизнь… Лисандрос покачнулся, ослепленный горем. И тут чьи-то руки обхватили его, поддержали, как делали это так часто раньше. Он попытался справиться с собой: – Прости, я… Она приникла к нему, вглядываясь в его лицо, не в силах поверить случившемуся. – Что случилось? – спросила она. – Почему ты здесь? – Чтобы помешать тебе улететь. Я думал, что ты в том самолете, который только что вылетел в Англию. Ты не можешь улететь так. – Как – так? – с надеждой спросила она. – До того, как мы все уладим. Она не знала, что и думать. Он говорил почти по-деловому, но при этом весь дрожал в ее объятиях. – Я не лечу обратно в Англию, – сказала она. – Я не поэтому здесь. Пожалуйста, успокойся. Ты меня пугаешь. Давай присядем где-нибудь, – предложила она, – и я все объясню. Потягивая кофе, она спокойно сказала: – Я собиралась на Корфу. Я много думала о том, откуда Никатор узнал о том, что мы говорили, и мне кажется, что он знает о Доме Приама намного больше, чем все считали. Достаточно, чтобы уже давным-давно поставить там жучки. И я решила выяснить это. – Да, – кивнул Лисандрос. – Точно. Мы найдем там ответ. Но почему ты не сказала мне? – Я не была уверена в том, как ты… в общем, я решила отправиться туда одна, но, когда приехала сюда, поняла, что должна была сначала сообщить тебе. Потому что, если я найду жучки, мне надо, чтобы ты был там, правда? Иначе… – она слабо улыбнулась, – иначе, как бы ты узнал, что это не я поставила их, чтобы обелить себя? – Перестань… – прошептал он. – Тем не менее я как раз собиралась уехать из аэропорта. Я хотела приехать к тебе и рассказать о том, о чем думаю, и тут появился ты. Что тебя привело сюда? – Ты. Мы разговаривали по телефону, и мне показалось, что ты в аэропорту, что ты уезжаешь из Греции. Мне было необходимо приехать и остановить тебя. Послушай, все остальное не имеет никакого значения. Я не могу тебя отпустить. – Несмотря на то что все еще сомневаешься во мне? – спросила она. – Мой вертолет здесь. На Корфу мы найдем все ответы. Час спустя вертолет высадил их на острове. – Кто-нибудь знает, где сейчас Никатор? – вдруг спросил Лисандрос. – Никто не видел его уже несколько дней. – Как мудро с его стороны избегать меня. Он всегда так делал, когда у него случались проблемы. – Ты ведь понимал, что это его рук дело, правда? – Я выяснял. А если мы выясним это последнее обстоятельство… «Только тогда ты поверишь мне, – печально подумала она, – но не раньше». Может, она слишком многого хотела? Он приехал за ней, отчаянно желая, чтобы она осталась. Разве этого было недостаточно? Нет, недостаточно. Она не могла забыть выражение его лица, когда Никатор вывалил на них всю эту грязь. Это было выражение лица человека, которого предали. Дом оставался таким же, каким она его помнила, но только если раньше он был наполнен радостью, теперь ее не было и в помине. Тишина в доме была смертельной тишиной страха. Лисандрос не стал терять времени. Взяв в сарае инструменты, он зашагал по саду к деревьям – туда, где покоились Бригитта и ее ребенок. Он трудился в поте лица, копая вокруг могилы, и наконец выкрикнул: – Вот они! – Сейчас его глаза торжествующе сверкали. – Вот, возьми, – сказал он, поднимая что-то. – Что ты нашел? – спросила она. – Подслушивающие устройства – крохотные микрофоны, но достаточно мощные, чтобы записывать даже то, что мы говорили друг другу. Итак, обвинения с нее сняты. Петра ждала, что ее захлестнет радость, но этого не произошло. – Значит, здесь все прослушивалось, – тихо произнесла она. В душе она все еще ждала, что Лисандрос скажет – поверил бы ей в любом случае, даже если бы ничего не нашел! Отчаявшись, она подтолкнула его в нужном направлении: – Но откуда ты знаешь, что это не я приходила сюда раньше и не поставила их там? Если бы только он сказал: «Потому что я знаю, что ты никогда бы не сделала такого!» Вместо этого, лучезарно улыбаясь, Лисандрос произнес: – Конечно, это не ты сделала. Взгляни на них – они старые, годами лежали здесь. У Никатора, видимо, были свои агенты, которые сказали ему об этом месте и оснастили его жучками много лет назад. Он просто дожидался момента. – А, понятно… Так что это доказательство снимает с меня обвинение. – Разумеется! – Он взял ее за плечи. – Дорогая, разве ты не понимаешь, как это замечательно? Это все расставляет на свои места. – Неужели? – прошептала она. Лисандрос едва ли слышал ее слова и вникал в их значение. – Иди ко мне, – сказал он, притягивая ее к себе и горячо целуя. – Теперь ничто не сможет нас снова разлучить. Он схватил ее за руку и побежал к дому. Его лицо сияло от счастья. Наверху он толкнул ногой дверь в свою спальню и бросил Петру на кровать. В долю секунды она должна была принять решение, пойти ли на это, потому что знала, что они лишь приближают конец. Но только по этой причине она должна была позволить себе этот последний раз. Она предавалась любви с ним так, как никогда прежде. Каждым нежным жестом, каждым произнесенным шепотом словом она заявляла ему о прощании. Каждая ее ласка была полна мольбы о том, чтобы он всегда помнил, что она любила его безгранично и всегда будет любить, даже если их пути теперь должны разойтись. Они одновременно достигли апогея, а потом он с торжеством и облегчением посмотрел на нее, нежно обнял, и она с трудом сдержалась, чтобы не заплакать. – Слава богу! – произнес он пылко. – Мы едва не потеряли друг друга. Для него все было так просто… Он не видел пока неизбежности, но должен был взглянуть ей в лицо. – Лисандрос… – Что, моя дорогая? – Разве ты не понимаешь, что мы уже потеряли друг друга? – Нет! Мы ведь теперь знаем, как это было сделано. Все газеты оказались фальшивкой. Он посылал за нами во Дворец Ахиллеса кого-то, кто подслушал наши разговоры, а теперь мы нашли доказательство, которое обеляет тебя. Едва успев произнести эти последние слова, Лисандрос осознал, что натворил. Она поняла это по внезапному смятению, отразившемуся на его лице. – Да, – грустно повторила она, – тебе было нужно доказательство, чтобы оправдать меня, потому что моего слова оказалось недостаточно. – Не говори так! – перебил он ее. – Я должна. Я уезжаю… по крайней мере, на какое-то время. – Нет. Я не отпущу тебя! Заставлю остаться, пока ты не увидишь смысл… – Он сам испугался того, что сказал. – Я не то имел в виду… – Все нормально. Мне приятно, что я тебе нужна, но если бы ты только знал, как я мечтала, чтобы ты поверил мне без всяких доказательств! Теперь уже слишком поздно… – Но мы только что все исправили! – Драгоценный мой, мы ничего не исправили! Разве ты сам этого не видишь? Мы занимались любовью, и это было прекрасно, но настоящая любовь гораздо больше, чем страсть. Мы знаем, как довести друг друга до экстаза, и на какое-то время этого нам кажется достаточно. Но потом мы неизбежно видим дистанцию между нами. – Ее не должно быть, – сказал он хриплым голосом. – Мы должны ее преодолеть. Она любила его за такую упрямую веру и сделала бы все, чтобы поддаться этому чувству. И у нее разрывалось сердце оттого, что она вынуждена была отказать ему, зная, что разбивает этим и его сердце. Она вспомнила, как он бросился в аэропорт, чтобы помешать ей улететь. В тот момент он не думал о том, виновата она или нет. Разве этого было не достаточно? Но Лисандрос был собственником по натуре. Так что в нем мог просто заговорить его собственнический инстинкт. А этого ей было недостаточно. – Ты сказала, что я обманул твои надежды. Ты не можешь простить меня? – Тут нечего прощать. То, что произошло с тобой, было ужасно, и ты не виноват в том, что это оставило глубокие рубцы. Но это случилось. Теперь ты не можешь никому верить по-настоящему, даже мне. Я думала, что смогу помочь тебе, но я потерпела неудачу. Пожалуйста, постарайся это понять. Его взгляд стал безжизненным. – Да, – проговорил он наконец. – Конечно, тебе надо уехать, потому что я обманул твои ожидания, так ведь? Уезжай, пока можешь. Уезжай, пока я не погубил тебя, как я погубил ее. Он поспешно оделся и вышел, не оглядываясь. Потрясенная, Петра смотрела ему вслед. Произошло то, что она планировала, но теперь, когда это случилось, это было ужасно. Натягивая на себя одежду, она помчалась за ним. Едва она выбежала на верхнюю площадку лестницы, как поняла, что что-то случилось. Дверь в подвал была распахнута, и ей был виден свет и слышны голоса. Она поняла, кто мог быть там, еще не спустившись. Лисандрос стоял у дальней стены, пристально глядя на Никатора, который целился в него из пистолета. – Уходи! – закричал ей Лисандрос. – Немедленно! – Зачем же? – сказал Никатор, тут же целясь в нее. – Я так долго ждал, пока соберу вас вместе. Спускайся, моя дорогая, и давайте мы все трое потолкуем. Петра думала, что знает Никатора с самой худшей стороны. Но сейчас он предстал перед ней самой страшной своей стороной. Этот человек способен убить. Она была убеждена в этом. И теперь важно только одно. – Как ты оказался здесь, Никки? – спросила она, стараясь говорить спокойным тоном. – Это было нетрудно. Я знал, что вы оба скоро появитесь здесь. – Отпусти ее, – потребовал Лисандрос. – Тебе нужен я . – Но она мне тоже нужна. И всегда была нужна. Я устал ждать. Не тем путем, так этим… – Тогда пусть Лисандрос уходит, – сказала Петра, – и я буду твоей, Никки. – Нет! – закричал Лисандрос. – Какая тебе разница, – Петра улыбнулась. – Мы все равно решили расстаться. Я никогда не оставалась долго ни с одним мужчиной. Что скажешь, Никки? Она все еще стояла на лестнице, и он протянул руку, чтобы стащить ее вниз, к себе. – Ты хочешь сказать, что… останешься со мной?… – Если ты отпустишь Лисандроса. Никатор рассмеялся тихим зловещим смехом: – О, дорогая. Я очень хочу верить тебе, но ты лжешь. Ты все еще любишь его. После тех слов, которые ты сказала ему и которые я слышал… – Ты хочешь сказать… – Да, я все слышал. Подслушивающие устройства есть не только в саду. Везде. Я поставил их много лет назад. И долгие годы ждал. Я был с вами обоими все время. Лисандрос дико зарычал и в следующую минуту оказался возле Никатора. Раздался выстрел, и тут же все вокруг задрожало, поскольку пуля ударила в старый потолок, который начал осыпаться. – Потолок рушится, – хрипло крикнул Лисандрос. – Быстро отсюда! Но деревянная лестница стала оседать, и в следующее мгновение потолок начал опускаться на них. Последнее, что увидела Петра, был опускающийся на нее потолок, потом ей все загородила голова Лисандроса, а затем наступила темнота. Он оказался в том месте, которое всегда ждало его. Перед ним тек Стикс, река, разделявшая живых и мертвых. Он понимал в глубине души, что конечный выбор больше не зависит от него и теперь, когда оказался здесь, он пойдет туда, куда его поведет река. Да разве был когда-то выбор? Он видел, как потолок падает на его любимую женщину, и бросился вперед, чтобы заслонить ее собой. Времени на раздумья не было, он знал только, что без нее жизнь была бы невыносима. Он либо умрет с ней вместе, либо вместо нее. Он чувствовал боль от тяжести упавших на его спину балок, которые прижали его к ней. А она лежала под ним так устрашающе тихо, что он испугался худшего. – Нет еще, – прошептал он. – Подожди меня, и мы преодолеем эту реку вместе. Невероятно, но он ощутил ее дрожь. Потом услышал легкое дыхание. – Петра, Петра, – произнес он. – Поговори со мной. – А-а-а, – так тихо протянула она, что он едва услышал. – Ты слышишь меня? Она приоткрыла глаза и посмотрела на него: – Что случилось? – Рухнул потолок. Мы в ловушке. Нам не выбраться, пока кто-нибудь не увидит, что произошло. «А никто и не увидит», – поняли оба. Они были в подвале, в той части дома, которую не видно было с дороги. Они могли пролежать так здесь несколько дней, до тех пор пока… – Ты спас меня, – пробормотала она. – Хотел бы я, чтобы это было так. – Ты принял на себя вес стропил, чтобы спасти меня. Ты бы мог выбраться… – И жить без тебя? Ты считаешь, что я захотел бы это? Или вместе, или ничего. Ей удалось повернуть голову. В ее глазах стояли слезы. – Дорогой, ты очень пострадал? – Нет, но не могу шевельнуться. И не могу вытащить тебя. Оба понимали, что, если он попытается двигаться, на них обвалится все остальное. – Вместе или ничего, – пробормотала она. – Я могу попробовать только одну вещь, – сказал он. Сделав глубокий вдох, он закричал, но тут же над их головами раздался зловещий звук и начала осыпаться штукатурка. Они прижались друг к другу. – Господи! – сказал он. – Я забросил это место и позволил ему дойти до такого ужасного состояния. Это моя вина. – Или моя, – тихо сказала она. – Я занялась здесь раскопками, не думая о безопасности. Кто знает, какое повреждение я могла причинить? – Не пытайся оправдать меня. Я это сделал. Я причинил тебе боль. Я убил тебя. – Дорогой, сейчас это не имеет значения. Только обними меня. – Сейчас, – горячо произнес он, ухитрившись обхватить ее руками. – И возможно, помощь подоспеет вовремя. Мы должны верить в это, Петра… Петра? Ее глаза были закрыты, дыхание едва было слышно. – Петра! Слушай меня. Ради всего святого, очнись! Но она не открывала глаза, и он знал, что лодка уже ждет ее и она отправляется в последнее путешествие, оставив его здесь… – Нет еще! – умолял он. – Нет, до тех пор, пока ты не услышишь меня… не простишь. Я не должен был сомневаться в тебе… скажи, что ты понимаешь… что это не разлучит нас навсегда… Однажды он уже вымаливал прощение у женщины, когда она начала свое путешествие по реке, но она не услышала его. Теперь это произойдет во второй раз, если он не найдет способа изменить все. – Прости меня, – прошептал он. – Подай какой-то знак, что ты прощаешь меня… Он знал, что без ее прощения они не смогут отправиться в последнее путешествие вместе. Он предал их любовь своим недоверием, и только ее благословение могло искупить это. Но она уплывала от него туда, куда он не мог за ней последовать. И он вспомнил лицо скульптурного Ахиллеса, поднятое в отчаянии к богам Олимпа с просьбой выполнить его последнюю просьбу. Беспомощное, лишенное всякой надежды. – Очнись, – умолял он. – Хоть на минуту, пожалуйста. Но ее дыхание становилось все слабее. Увидев, что она ускользает, Ахиллес поднял голову к небесам с молчаливой мольбой: «Возьмите меня, не ее. Оставьте ее жить! Возьмите меня!» Она была в другом мире. Перед ней был Стикс, река, которая вела в подземное царство, откуда никто не возвращался. Она оглянулась назад, на землю, откуда пришла, но было уже слишком поздно. Она покинула ее навсегда… Тут она увидела подплывающую к ней лодку, на носу которой стоял какой-то мужчина. Он был красивым и величественным и не замечал никого вокруг. Он высматривал что-то, а когда увидел ее, его глаза загорелись, а руки потянулись к ней с мольбой. Она узнала его. Это был тот человек, который решил умереть за нее, и спрашивал, готова ли она последовать за ним. «Я не был уверен, что ты придешь, – сказал он. – Это могло произойти только по твоей воле». «Разве могла я не хотеть быть вечно с тобой?» – спросила она. Она подошла к нему, и он посадил ее в свою лодку. «Вечно», – прошептал он. Лодка повернула и поплыла назад по воде, пока не исчезла из вида. * * * – Дорогая, проснись, проснись, пожалуйста. Петра медленно открыла глаза, слегка нахмурившись. Подземное царство выглядело не так, как она ожидала, а было скорее похоже на обычную больничную палату. – Как я сюда попала? – Они подоспели вовремя, – сказал Лисандрос, сидевший возле ее кровати. – Кто-то услышал выстрел и поднял тревогу. Спасатели вытащили нас. Теперь она видела его более ясно. Его голова была забинтована, рука – на перевязи. – Что с тобой? – спросила она. – Ничего особенного. Все выглядит намного хуже, чем есть на самом деле. Доктор сказал, что мы оба в синяках, но ничего более серьезного. – А что с Никатором? – Он жив. Гомер отправил его в закрытую больницу, где ему придется пробыть некоторое время. Я сказал всем, что произошел несчастный случай. Никому не надо знать всю правду. Да ладно про него. Я боялся, что ты не очнешься… Теперь она все вспомнила. Он бросился между ней и обваливающимся потолком. – Ты спас мне жизнь, – пробормотала она. – Ты мог погибнуть. – Ты считаешь, что я мог отпустить тебя одну? Я бы все равно пошел за тобой, куда бы ты ни отправилась, хотела бы ты видеть меня или нет. – Конечно хотела бы. Разве могла я не хотеть быть вечно с тобой? – Это правда? – спросил он взволнованно. – Ты говорила так, словно все между нами было кончено, и я не виню тебя, но потом… А потом он предпочел умереть, только чтобы не жить без нее. Это был тот знак, которого она так страстно ждала, его подношение на жертвенный алтарь. Теперь она всецело принадлежала ему. – Я никогда больше не отпущу тебя, – сказал он, – после того как не знал, придешь ли ты когда-нибудь в сознание, останешься жить или умрешь, разрешишь ли мне уйти с тобой. – Разрешу ли? – Это всегда зависело от тебя. Я мог только умолять тебя о прощении. – Лисандрос ласково коснулся ее лица. – Никогда не покидай меня. Ты – моя жизнь. У меня не будет другой, и я не хочу никакой другой. – Я твоя до тех пор, пока буду нужна тебе, – поклялась Петра. Это было за несколько дней до того, как они оба почувствовали себя настолько хорошо, что могли покинуть больницу. Они нанесли последний визит на виллу и побродили по саду. – Я распоряжусь снести этот дом, – сказал Лисандрос. – Я не смогу больше приходить сюда. – А как же Бригитта и ваш ребенок? Мы не можем оставить их здесь. Давай возьмем их в Афины, и пусть они покоятся в земле там. – Ты не будешь возражать против этого? Она покачала головой: – Она же часть твоей жизни, и, если бы не она, мы могли бы не встретиться. – А если бы мы не встретились, моя жизнь так и была бы безнадежной. Я так за многое должен быть благодарен. Я считал, что любовь – это слабость, но я ошибался. Любовь – это сила, а по-настоящему слаб тот человек, который не способен любить, или тот, который боится себе позволить любить. Долгие годы я проводил за запертыми на все засовы дверями и никого не хотел впускать. Я считал, что спасаю себя от внешних вторжений, но на самом деле разрушал себя изнутри. Теперь я знаю, что нет настоящей силы, кроме той, которую ты даешь мне в своих объятиях и в своем сердце. Она улыбнулась: – Это не слабость, когда ты нуждаешься в людях. Слабость – это когда ты не знаешь, что нуждаешься в них, а поэтому не идешь к ним и барахтаешься в одиночестве. А если ты тянешься к ним, а они к тебе, тогда ты способен все преодолеть. – А ты тянулась ко мне, ведь правда? Ведь не случайно мы встретились опять через много лет? – Конечно. Я думаю, что античные боги послали свой приказ с горы Олимп. – Значит, нам было суждено быть вместе с самого начала… если ты, конечно, сможешь вытерпеть меня… – Разве могу я ослушаться приказа богов? – ласково спросила она. А боги защищали то, что требовали. И совместная жизнь Петры и Лисандроса была предопределена, как и должно было быть. В ней должны были быть страсти и страдания, споры и примирения, горе и радость. Но никогда, ни на минуту они не будут сомневаться, что идут по дороге, которая была предначертана только им. А однажды их встретит река Стикс, чтобы унести в Вечность… Но этот день еще не настал.