Между тем на полуострове Индостан Дюпле формулировал широкие идеи и закладывал широкую основу для утверждения французского преобладания. Поступив вначале на службу в компанию на незначительный пост канцелярского служащего, он быстро поднялся, благодаря своим способностям, до главы торговой службы в Чандернагоре, которую значительно расширил и сделал влиятельной настолько, что, как говорят, вытеснил некоторые секторы английской торговли. В 1742 году он стал генерал-губернатором и в качестве такового переместился в Пондишери. Здесь он повел политику, направленную на подчинение Индии французским властям. Он считал, что благодаря прогрессу и распространению европейских народов по заморским территориям всего мира наступило время, когда народы Востока должны быть поставлены в условия расширяющегося общения с европейцами. Он полагал, что Индия, которая раньше так часто подвергалась завоеваниям, стоит теперь перед лицом скорого завоевания европейцами. Он подразумевал, что обладателем такого приза должна стать Франция, и считал Англию единственным соперником французов в этом предприятии. Его план состоял в выполнении посреднической роли в политической жизни Индии: во– первых, как главы независимой колонии иностранцев, кем он уже был в действительности, и, во-вторых, как вассала Великого Могола, которым он намеревался стать. Его цели заключались: в осуществлении принципа «разделяй и властвуй», в расширении французских владений, в приобретении влияния посредством расчетливых альянсов, призванных склонить колеблющиеся чаши весов в ту или иную сторону путем прибавления французской отваги и умения. Пондишери, хотя и располагал неудобной бухтой, тем не менее весьма соответствовал реализации его политических планов. Город находился на удалении от Дели, столицы Могола. Агрессивная экспансия могла вестись здесь незаметно, пока не становилась излишне вызывающей. Поэтому ближайшей целью Дюпле было создание вокруг Пондишери обширного французского княжества на юго-востоке Индии при сохранении завоеванных позиций в Бенгалии.

Следует заметить, однако (и это замечание необходимо сделать в целях оправдания связи между перечислением этих планов и темой книги, связи, возможно, на первый взгляд неочевидной), что суть проблемы, стоявшей теперь перед Дюпле, заключалась не в том, как создать колониальную империю из индийских провинций и народов. Она состояла в том, как избавиться от англичан, причем окончательно. В своих самых фантастических мечтах о верховной власти, которые, возможно, вынашивал Дюпле, он не мог и предположить того, чего добилась Англия через несколько лет. Свойства одних европейцев проявлялись в противоборстве со свойствами других европейцев, и результат такого противоборства зависел от господства на море. В климате, столь губительном для белых людей, немногочисленные их группы, которые героически выносили тяготы борьбы в исключительно опасных условиях и во многих сферах, должны были постоянно обновляться. Как всегда и везде, действие морской силы здесь проявлялось тихо и неощутимо. Доказывать решающее влияние этой силы приходится, несмотря на непрофессионализм английских морских офицеров, впервые участвовавших в боях, и отсутствие определяющих результатов в морских битвах, которые велись. Но это вовсе не означает преуменьшения, даже в малейшей степени, выдающихся качеств и профессионализма Клайва (Роберт Клайв (1725–1774), один из самых бессовестных и жестоких колонизаторов. Награбил крупное состояние в 1744–1748 годах, в 1760 году благодаря подкупам и взяткам получил титул лорда. В 1765–1767 годах был генерал-губернатором Бенгалии. Присвоил английской Ост-Индской компании функции непосредственного сбора податей в Бенгалии, установил монополию на соль и опиум. Благодаря политике Клайва финансировались военные действия в Индии (за счет индийцев), умерли от голода десятки миллионов бенгальцев. – Ред.), который был кумиром англичан в то время и основателем Британской империи [85] . Если бы в течение двадцати лет, последовавших за 1743 годом, не английские, а французские эскадры контролировали побережье полуострова Индостан и окружающие моря, связывающие его с Европой, то можно ли было поверить в окончательный провал планов Дюпле? «Отставание в морской мощи, – справедливо пишет французский историк, – было главной причиной, сдерживавшей начинания Дюпле. Французский королевский флот не показывался в Ост-Индии» в его время. Остается коротко досказать ход событий.

В 1745 году англичане готовились к осаде Пондишери, где королевский флот должен был поддержать сухопутные силы. Но сразу же обнаружилось влияние политических планов Дюпле. Набоб Карнатики пригрозил нападением на Мадрас, и англичане отступили. В следующем году на политической сцене появился Ла Бурдонне. Состоялся бой между его эскадрой и эскадрой под командованием коммодора Пейтона, после которого, хотя это был затянувшийся бой, английский офицер покинул побережье, укрывшись на Цейлоне и предоставив французам возможность господствовать на море. Ла Бурдонне бросил якорь в бухте Пондишери, где вскоре поссорился с Дюпле, причем их ссора усугубилась из-за противоречивого характера инструкций, полученных ими из метрополии. В сентябре он отбыл в Мадрас, атаковав город с моря и суши, взял его, но поставил губернатору условие, что город может быть выкуплен. Соответственно, ему выплатили выкуп в 2 миллиона долларов. Когда Дюпле узнал об этом, то пришел в ярость и потребовал аннулировать условия капитуляции на том основании, что город, раз уж взят, переходит под его юрисдикцию. Ла Бурдонне отверг это требование, как недостойное себя, поскольку им уже было дано обещание губернатору. Пока происходила ссора, сильнейший ураган разбил два его корабля, а остальные корабли лишил мачт. После возвращения вскоре во Францию, где за свою активность и рвение Ла Бурдонне получил три года тюрьмы, он вследствие такого обращения умер. После отбытия Ла Бурдонне на родину Дюпле аннулировал условия капитуляции Мадраса, захватил город, выгнал из него английских поселенцев и продолжил сооружение фортификаций. Из Мадраса он двинулся к форту Святого Дэвида, пытаясь захватить его, но приближение английской эскадры вынудило его снять в марте 1747 года осаду форта.

В течение этого года несчастья, обрушившиеся на французский флот в Атлантике, о которых уже говорилось, сделали англичан бесспорными хозяевами моря. В следующий зимний сезон они направили в Индию самый мощный европейский флот из тех, которые когда-либо показывались на Востоке. На борту кораблей флота находился крупный контингент войск. Возглавлял эти силы адмирал Боскавен (Боскауэн), к морскому званию которого присовокупили полномочия командующего сухопутными силами. В августе 1748 года английский флот появился у Коромандельского берега. Англичане атаковали Пондишери с моря и суши, но Дюпле организовал успешное сопротивление. В свою очередь, английский флот пострадал от урагана, и в октябре осада города была снята. Вскоре после этого пришли вести об Ахенском мире, положившем конец европейской войне. Дюпле, восстановивший свои наземные коммуникации, мог возобновить теперь свои хитроумные и настойчивые усилия по созданию военных укреплений на полуострове, которые, по возможности, уберегли бы его от нападений с моря. Очень жаль, что на эти в целом тщетные усилия было потрачено столько таланта и терпения. Ничто не могло защитить от нападений с моря, кроме помощи с моря, которую французские власти не могли ему оказать. Одно из условий мира состояло в возвращении англичанам Мадраса в обмен на Луисберг, захваченный североамериканскими колонистами и отданный ими так же неохотно, как Дюпле отдал Мадрас. Это как бы подтверждало более позднюю похвальбу Наполеона, что он мог бы завоевать Пондишери на берегу Вислы. Тем не менее, хотя морское превосходство Англии делало Луисберг под ее властью крепостью гораздо более мощной, чем Мадрас или любой другой город в Индии под властью французов, все же выгода от такого обмена досталась главным образом Великобритании. Английские колонисты в Америке не были довольны такой акцией, но они знали морскую силу Англии и понимали, что могут сделать еще раз то, что уже сделали однажды в отношении крепости, находившейся не так далеко от их побережья. Они осознавали положение дел. Не так обстояло дело с Мадрасом. Насколько глубоким, должно быть, было изумление местных князей в связи с возвращением города англичанам, насколько вредоносной была эта сдача для престижа Дюпле и влияния, которое он приобрел среди этих князей, когда они увидели, что он был принужден в победный час неведомой им силой расстаться с добычей! И они были правы. Мистическая сила, которую они различали по делам, хотя и не видели ее, заключалась не в том или ином человеке, короле или государственном деятеле, но в господстве на море, которое, как понимали французские власти, заставляет распрощаться с надеждами на сохранение этой отдаленной колонии перед лицом мощного английского флота. Сам Дюпле не замечал этого. В дальнейшем в течение ряда лет он продолжал создавать в обстановке восточных интриг и обмана здание, которое, как он тщетно надеялся, выстоит против бурь, грозящих на него обрушиться.

Ахенский договор, закончивший общеевропейскую войну, был подписан 30 апреля 1748 года Англией, Францией, Голландией и, в конце концов, всеми другими странами в октябре того же года. За исключением некоторых территорий, отторгнутых у Австрийской империи, – Силезии, переданной Пруссии, Пармы для инфанта Филиппа Испанского и некоторых итальянских земель к востоку от Пьемонта для сардинского короля (королями Сардинскими с 1720 года стали герцоги Савойские (до 1416 года – графы, а герцоги – с 1034 года. Савойская династия правила Пьемонтом, а затем, с 1861 года, объединенной Италией – до 1945 года. – Ред.) – итог выполнения условий договора состоял в возвращении к довоенному состоянию Европы. «Ни одна война, возможно, не заканчивалась, после столь многочисленных крупных сражений и столь больших потерь человеческой крови и материального богатства, возвращением воевавших стран почти в то же положение, в каком они находились вначале». На самом деле, в том, что касается Франции, Англии и Испании, Война за австрийское наследство, последовавшая вскоре за началом войны между двумя последними державами, практически не дала ни одной из этих стран достичь поставленных целей. Эта война отложила на пятнадцать лет урегулирование споров, решение которых значило для них много больше, чем занятие трона Марией– Терезией. В условиях упадка своего старого соперника, Австрии, французы легко поддались искушению возобновить против нее атаки, а Англия столь же легко втянулась в противодействие попыткам Франции оказывать влияние или диктовать условия германским государствам. Она последовала такой политике с тем большей готовностью, что здесь играли роль германские интересы английского короля. Возникает вопрос: что больше отвечало политике Франции – перенос военных действий в сердцевину Австрийской империи посредством прохода через Рейн и Германию или, что случилось на самом деле, в отдаленные австрийские владения – Нидерланды? В первом случае французы опирались бы на дружественную Баварию и оказали бы поддержку Пруссии, чья военная мощь стала тогда ощутимой. Таков был первый театр войны. С другой стороны, в Нидерландах, куда впоследствии переместился основной очаг противоборства, Франция наносила удар не только по Австрии, но также по морским державам, всегда чувствительным к ее вторжениям на эту территорию. Эти державы воодушевляли противников Франции на войну против нее – как субсидиями, так и нанесением ущерба французской и испанской торговле. Бедствия Франции преподносились Людовиком XV королю Испании как причина, вынудившая его заключить мир. Очевидно, эти невзгоды были достаточно велики, чтобы побудить короля уступить так легко, когда он уже овладел силой Австрийскими Нидерландами и частью самой Голландии. Но при всех успехах короля на континенте его флот был уничтожен, а сообщение с колониями прервано. Сомнительно, чтобы французские власти вынашивали в то время колониальные амбиции, приписывавшиеся им некоторыми историками, но совершенно очевидно, что французская торговля понесла колоссальные потери.

В то время как положение Франции вынуждало ее заключить мир, Англия в 1747 году обнаружила, что она была вынуждена из-за конфликтов вокруг торговли в Испанской Америке и неэффективных действий своего флота вовлечься в континентальную войну в Европе. В результате она имела несчастье влезть в долги на сумму в 80 миллионов фунтов стерлингов и теперь стояла перед угрозой неприятельского вторжения на территорию своего союзника – Голландии. Сам договор о мире был подписан в обстановке, когда французский посланник угрожал, что малейшее промедление станет сигналом к разрушению французами укреплений в захваченных городах и началу немедленного вторжения. В то же время собственные ресурсы Англии были истощены, а обескровленная союзница Голландия искала способы занять деньги у англичан. «В городе, – нас уверяют, – никогда не было так мало денег, и их нельзя взять в кредит под 12 процентов». Если бы Франция, следовательно, располагала в это время флотом, способным противостоять английскому флоту, даже несколько уступая последнему в численности, то она могла бы, держа в своих руках Нидерланды и Маастрихт, навязать свои собственные условия мира. С другой стороны, Англия, хотя и припертая к стенке на континенте, смогла тем не менее добиться мира на равных условиях, благодаря господству в морях своего флота.

Торговля трех стран пострадала в огромной степени, но баланс морских трофеев в пользу Великобритании оценивался в 2 миллиона фунтов стерлингов. В пересчете другим способом получается, что совокупные потери французской и испанской торговли достигли в ходе войны 3434 торговых судов, англичане потеряли 3238 судов, но при оценке таких цифр нельзя забывать об их отношении к общей численности торгового флота каждой страны. Тысяча судов составляла гораздо большую часть торгового флота для Франции, чем для Англии, и значительно более серьезную потерю.

«После несчастья с эскадрой л'Этандюера, – пишет французский автор, – французский флаг не показывался в море. Флот Франции, располагавший 60 годами раньше 120 кораблями, составлял теперь 22 линейных корабля. Трофеи каперов были невелики. Ходя повсюду без прикрытия, они почти всегда становились добычей англичан. Английские эскадры, не имея соперников, бороздили моря без помех. Говорят, за год они лишили французскую торговлю 7 миллионов фунтов стерлингов. Однако эта морская держава, которая могла бы захватить французские и испанские колонии, совершила лишь небольшие завоевания из-за нехватки сплоченности и настойчивости в данном направлении» [86] .