он даже затеял бой быков со стулом и тряпкой буфетчика…

Дэн Скорски очнулся в городском парке, на площади, сидя на скамейке, сначала он обратил внимание на солнце, это уже было хорошо, потом он обратил внимание на очки у себя на голове, они болтались на одном ухе, а одно из круглых стекол было выбито из оправы и висело на тоненькой ниточке, когда он поднял руку, чтобы до нее дотронуться, от прикосновения руки ниточка порвалась и стекло упало, стекло упало — после того, как провисело всю ночь, упало на бетон и разбилось.

Дэн вынул из оправы остатки стекла и положил их в карман рубашки, потом настал черед следующего шага, который — и он это ЗНАЛ — окажется бесполезным, бесполезным, бесполезным… но этот шаг он ДОЛЖЕН БЫЛ сделать, чтобы выяснить раз и навсегда…

он достал свой бумажник.

бумажник был пуст, он хранил там все свои деньги.

у него под ногами лениво проковылял голубь. Дэн всегда ненавидел то, как эти разъебаи работают шеей, все по-дурацки, дурацкие жены, дурацкие начальники, дурацкие президенты, дурацкие Иисусы.

а еще была одна дурацкая история, которую он никогда не смог бы никому рассказать, в тот вечер, когда он напился, он жил в районе, где горел ЛИЛОВЫЙ СВЕТ, там, посреди цветника, была прозрачная будочка, где стоял, глядя себе под ноги, немного грустный, слегка потрепанный, выполненный в натуральную величину Христос… ЕГО ОСВЕЩАЛ ЛИЛОВЫЙ ФОНАРЬ.

он действовал Дэну на нервы, наконец как-то вечером, изрядно поддав, когда в саду сидели, любуясь своим лиловым Христом, старые дамы, пьяный Скорски вошел и принялся за работу, пытаясь вызволить Иисуса из его пластмассовой клетки, но это оказалось нелегко, потом выбежал какой-то тип.

— сэр! что вы хотите сделать?

— …всего лишь ос-с-свободить этого раз-з-зъ-ебая из клетки! вы что, против?

— сожалею, сэр, но мы вызвали полицию…

— полицию?

Скорски бросил Иисуса и убежал, он бежал всю дорогу до неведомой мексиканской площади.

там был мальчишка, похлопавший его по колену, мальчишка, одетый во все белое, красивые глаза, таких красивых глаз он еще не видел.

— хотите выебать мою сестренку? — спросил мальчишка. — двенадцать лет.

— нет-нет, не очень, не сегодня.

мальчишка отошел, понурив голову, искренне огорчившись. Дэну взгрустнулось, ему было жаль мальчишку.

потом он встал и покинул площадь, но он пошел не на север, к стране Свободы, а на юг. в глубь Мексики.

когда он шел грязным глухим переулком, какие-то маленькие мальчишки принялись бросать в него камни.

но это уже не имело значения, по крайней мере, на сей раз он был в башмаках.

и то, чего он желал, было тем, что ему доставалось.

и то, что ему доставалось, было тем, чего он желал.

все было в руках идиотов.

говорят, проходя пешком через один маленький городишко, на полпути к Мехико, он был очень похож на лилового Иисуса — ну конечно, ведь, так или иначе, он ПОСИНЕЛ от тоски, а это почти одно и то же.

и больше его никто не видел.

быть может, это значит, что в Нью-Йорке ему не стоило так накачиваться коктейлем.

а быть может, и стоило.

покажите мне мужчину, который живет

один и имеет вечно грязную кухню, и в пяти

случаях из девяти я покажу вам незаурядного человека.

Чарльз Буковски, 27.6.67 г., после девятнадцатой бутылки пива

покажите мне мужчину, который живет

один и имеет вечно чистую кухню, и в восьми

случаях из девяти я покажу вам человека с мерзкой душонкой.

Чарльз Буковски, 27.6.67 г., после двадцатой бутылки пива

зачастую состояние кухни есть состояние ума; мыслители — люди запутавшиеся, нерешительные, люди уступчивые, их кухни, как и умы, завалены мусором, грязной утварью, помоями, но они отдают себе отчет в состоянии собственных умов и даже находят в нем своеобразный юмор, иной раз, в яростной вспышке огня, они бросают вызов предвечным божествам, и на них снисходит ярчайший свет, который мы иногда зовем вдохновением; точно так же иной раз они напиваются почти до бесчувствия и затевают на своих кухнях уборку, но вскоре всюду вновь воцаряется беспорядок, а они вновь погружаются во тьму и вновь нуждаются в выпивке, таблетках, молитве, сексе, удаче и спасении, а вот человек с вечно опрятной кухней — явный урод, берегитесь его. какова его кухня, таков и рассудок: все в полном порядке, все разложено по полочкам, жизнь, при полном непротивлении с его стороны, быстро выработала у него прочно укоренившийся комплекс защитного, убаюкивающего мышления, стоит послушать такого человека десять минут, и станет ясно: что бы в своей жизни он ни сказал, все будет полной бессмыслицей и тягомотиной, это человек из цемента, цементных людей куда больше, чем всех остальных, короче, если вы ищете живого человека, загляните сперва к нему на кухню — сэкономите уйму времени.

однако женщина с грязной кухней — это совсем другое дело, с точки зрения мужчины, если она нигде не работает и бездетна, то чистота или грязь у нее на кухне почти всегда (за редким исключением) прямо пропорциональна ее отношению к вам. некоторые женщины напичканы теоретическими рассуждениями о том, как спасти мир, но не могут вымыть и кофейной чашки, если им на это намекнуть, они ответят: «не такое уж важное дело — мыть чашки», к сожалению, важное, особенно для мужчины, который только что отпахал восьмичасовую смену плюс два часа сверхурочно на револьверном станке, спасение мира начинается со спасения одного-единственного человека; все остальное — претенциозный романтизм или политиканство.