Шрифт:
«Убит? А ведь еще недавно вот здесь, во дворе, высыпал Юре горсть леденцов. Значит, Володя, Нина и Витя Беловы теперь без отца насовсем? Нет, не может этого быть».
Но лавина войны катилась неумолимо.
Глава четвертая
На душе у мальчишки как на луговой поляне, что видна из узенького избяного окошка. То светятся солнечно, переливаются радостью каждая былинка, каждый цветок, а то вдруг потускнеет и совсем станет серой, когда набежавшее облако протащит свою холодную тень. Может, и не будет в этом году первого сентября.
И тайной оглядкой следит он по утрам за рукой отца, срывающего листки численника: двадцать девятое, тридцатое, тридцать первое августа… Осталась всего одна ночь! Скорей в постель, проспать до утра, до завтрашнего солнца!
Утром 1 сентября Юра торопясь надевает новенькую, еще покалывающую плечи синюю матроску с полосатым воротничком, крепко-накрепко зашнуровывает купленные в Гжатске ботинки и останавливается с портфелем около отца, сидящего у репродуктора.
«От Советского Информбюро. Утреннее сообщение 1 сентября 1941 года.
В ночь на 1 сентября наши войска вели бои с противником на всем фронте… На энском участке Северного фронта против советского полка враг бросил немецкую дивизию СС… Красноармейцы мужественно оборонялись и срывали все планы немецкого командования…
В районе П. партизаны подожгли лес, по которому двигались вражеские части. Огонь преградил фашистам путь вперед».
Мать пригладила жесткой горячей ладонью коротко остриженные вихры:
— Пошли, сынок… В добрый час.
А с порога подхватили за руки с одной и с другой стороны Валентин и Зоя. В школу!
И уже разогревался первосентябрьский денек, одаривая последним теплом, что осталось от жаркого лета. Но чем он мог соблазнить? За классными дверями открывался новый, неведомый, давно ожидаемый мир.
— Здравствуйте, Ксения Герасимовна!..
На переменке сентябрьское солнце припекает вовсю, в шерстяной матросочке жарко, но разве можно расстегнуть хотя бы на одну пуговицу. Ведь ты уже первоклассник ровно два школьных часа, и припасенное матерью краснобокое яблоко жуешь неспешно, по-взрослому, успевая, впрочем, чиркнуть по небу завистливым взглядом: там, где-то над ближней крышей, вскувыркнулась и затрепетала, выравнивая круги, вспугнутая, вскинутая кем-то голубиная стая.
И в этот момент показалось, будто над крышами пророкотал невидимый, с перебоями мотора, трактор. В приближающемся, нарастающем свисте ребятишки увидели самолет — с красными звездами на крыльях. Словно с воздушной горки съезжал он, падал под резким углом вниз, стараясь выровняться, дотянуть до луговины.
На ту самую поляну, где они совсем еще недавно выпускали змея, а потом планер, садился боевой самолет!
Ребята бросились наперегонки. Страшно было видеть эту огромную дюралевую птицу, от которой еще веяло небом и жаром схватки, разбитой, распластанной на земле. Не обращая внимания на мальчишеское оцепенение, летчик снял шлем, вытер потный лоб и потряс кулаком в перчатке, грозя кому-то в небе. И только после этого посмотрел на ребятишек. Лицо его смягчилось.
— Вот это номер, да здесь вся школа! Неужели учитесь? Молодцы! А как называется ваша деревня? Вот ты, — обратился он к Юре, — ну-ка мигом к председателю! Мне срочно нужно связаться с частью!
В этот момент из-за льдистого облачка вынырнул и закружил, снижаясь над ними, другой самолет. Летчик, стоявший у машины, оживился, приветственно замахал шлемом.
Через несколько минут краснозвездный «ястребок» радостно рокотал винтом неподалеку.
Остановись, мгновение! Усвойся сердцем этот преподанный жизнью урок боевого товарищества.
«Час спустя прибежал Юра, — вспоминала Анна Тимофеевна. — Глаза горят от возбуждения, хочет поскорее все мне рассказать, потому сбивается, путается… Юра пересказывал каждую мелочь, передавал каждое движение, все время повторял слово «летчик»: «Летчик спросил: «Как ваша деревня называется?» Летчик сказал: «Ну, гады, ну, фашисты, заплатите!» Потом удивился: «Вы почему с портфелями?» И сказал: «Молодцы! Надо учиться! Нас не сломить!» Солнце припекало, летчик расстегнул кожаную куртку, а на гимнастерке у него — орден. Летчики — герои…
— А еще он мне дал подержать карту в кожаной сумке. Она планшеткой зовется. Мама! Вырасту — я тоже буду летчиком!
— Будешь, будешь! — говорила я ему, а тем временем поставила в кошелку кринку молока и положила хлеб. — Отнеси им, сынок! Да пригласи их в дом.
Но летчики не покинули машины. Дотемна не возвращались и ребятишки… Утром мы услышали рев взлетавшего с пригорка самолета, увидели, как на болоте горит первый истребитель. На втором летчики улетели дальше воевать. Позаботились, чтобы ничего из боевой машины не досталось врагу».