— Что вы здоровы, как конь, если не считать высокой температуры и легкого системного воспаления.

Марк усмехнулся:

— На Геоде есть лошади?

— Еще какие, — кивнул Ван Драавен. — На Геоде лошади крылатые. — Произнес он это с грустью — но скорее всего, соврал. Снял с огня котелок и перелил темный отвар в чашку. Сунул под нос Марку: — Пейте.

— Что это?

— Народное средство. Пейте, вам полегчает.

Марк отхлебнул. Зелье пахло сеном и сосновой корой, а на вкус оказалось таким горьким, что глаза полезли на лоб. Марк закашлялся и оттолкнул чашку.

— Вы еще и натуропат вдобавок ко всем своим талантам? — злобно проперхал он.

— Я много чего, — с неожиданной серьезностью ответил геодец.

В голове и правда прояснилось. Марк огляделся. Те же пучки трав на стенах. Котлы по углам. Проведя рукой по груди, вместо выданного на корабле комбеза он обнаружил рубашку. Рубашка была чужая и на пару размеров мала. Скосив глаза, он с облегчением убедился, что хотя бы брюки на нем его собственные. Те самые, в которых он направился в Замок памятным днем три недели — или уже пять? — назад.

— Комбинезон вы изодрали, — известил геодец, с любопытством наблюдавший за его манипуляциями. — Я вытащил рубаху у вас из рюкзака, но и с ней вы быстро расправились. Ни разу не видел, чтобы человек с таким упорством рвался из собственной кожи. Дай я вам волю, вы бы сгрызли себе руки до кости.

Марк только сейчас понял, почему запястья опухли и покрылись синяками. Похоже, его связывали.

— Мне чудилось… неприятное.

— Догадываюсь. Что интересно, Франческо, когда болел, все пытался вцепиться в меня. С хорошим таким каннибальским блеском в очах. А кто такая Миррен?

— Моя мать, — сумрачно сказал Марк. — Я ее никогда не звал «мама».

— Ваши родители погибли?

— Да. В супермаркете. Взорвалась плазменная бомба.

Интересно, что он еще наболтал?

— Я думал, на Земле давно нет супермаркетов.

— Вы путаете нас с атлантами.

Пустой разговор. Опираясь на все еще дрожащие руки, Марк сел на кровати и прямо посмотрел на геодца:

— Вы говорили, что отец Франческо тоже болел?

— Да.

— Сколько?

— Меньше, чем вы. Может быть, дней пять. Иммунная система послабее, вот и не было такой аллергической реакции.

Аллергия. Как же. Марк не сомневался, что отца Франческо тоже накачали на корабле антигистаминными препаратами.

— И после этого он совершенно оправился?

Геодец опустился на циновку, поджав по себя ноги.

Он уставился в чашку, медленно болтая ее содержимое — как будто гадал на кофейной гуще. А может, и правда гадал. Черт его разберет со всеми этими колдовскими зельями и сизоватым дымом из очага.

Подняв голову, Ван Драавен уставил на Марка прозрачные глаза. «Рыбьи, — подумал Марк и тут же поправился: — Нет, не рыбьи. Хрустальный взгляд статуи».

— Давайте не будем юлить, Салливан. Я догадываюсь, зачем вы сюда прибыли. Видимо, отнюдь не затем, чтобы продолжить этнографические труды вашего предшественника — если это можно так назвать. Вам интересно, кто прикончил Паолини.

— И кто же?

— Вы удивитесь. Никто. Все обстояло ровно так, как я указал в своем рапорте. С утреца пораньше он отправился в скалы, чтобы пообщаться с утабе. Я работал в огороде. Может быть, часом позже я услышал крики от воды. Присмотрелся и обнаружил отца Франческо, спокойно и отстраненно плывущего к морю. Из реки я его выловил, но он был мертвей мертвого.

— И это вас ничуть не шокировало?

— Меня мало что способно шокировать.

В это Салливан почему-то поверил сразу. Не поверил в другое.

— Хорошо. Допустим. Вам не приходило в голову, что Паолини не сам поскользнулся на скалах? Что ему помогли? Например, тот же утабе?

Геодец покачал головой:

— Вряд ли. Утесники любили Франческо. В нем им виделась хоть какая-то управа на меня.

— Безосновательно?

Ван Драавен улыбнулся:

— Вы в чем-то меня обвиняете?

— Упаси меня время. С чего бы?

Геодец прищурился и неожиданно брякнул:

— А вы поклоняетесь времени, Салливан?

— Откуда вы взяли?

— Так. Интересное выражение.

— А вы поклоняетесь Разрушителю, Ван Драавен?

— У вас неверное представление об ионнанитах.

— Так просветите меня.

— Вечером я обычно читаю проповедь. Если вы уже достаточно оправились, приходите послушать. Или просто откройте парадную дверь. Я сижу прямо на лестнице.

— То есть вы не только приучаете аборигенов к полезному труду, но и заботитесь об их духовном благосостоянии?