– Спаси и помилуй Души заблудшие… Души заблудшие… Души заблудшие…

И вдруг – безъязыкий огонь. Да, все огненные языки слились воедино над кучей сухих маисовых листьев и веток. Огонь внезапно предстал перед ними за поворотом широкой дороги. Кто-то его зажег. Да, кто-то его зажег. Но кто, если вокруг не было ни живой души. И запылал °н, будто по волшебству, как раз тогда, когда они сюда подошли. Если бы костер не вспыхнул вовремя, он или бы уже прогорел, или затух от ветра. Хуандо остановился, поднял руку, словно защищая глаза от слепящего золотистого пламени, расколовшего мрак. Сзади Карденала, онемев от неожиданности, только хватала ртом воздух и крестилась.

«Не подходи, Хуандо!» – готова была она закричать, но ее мужу полагалось точно выполнить наказ.

Так он и сделал и, крепко сжимая рукоятку мачете и обрушивая удары направо и налево, словно крошил воздух и набирался храбрости, которой ему не хватало, ринулся вперед.

С другой стороны костра, возле самого пламени, рядом с головешками, точь-в-точь как ему послышалось в пьяном угаре, Хуандо увидел холщовую сумку.

– Золото! Деньги! Драгоценные камни! – бормотал он и, не боясь опалить края сомбреро или рукав грубошерстной куртки, метнулся к огню, схватил сумку, с радостью заметив, какая она тяжелая, и бросился назад, к Карденале, не обратив внимания на обожженные брови и ресницы.

– Не будем терять время, – сказала она, быстро придя в себя, хотя он сгорал от любопытства, от желания скорее увидеть содержимое сумки, и они бросились бежать прочь от пылающего костра.

Ощупью, ничего не видя, они старались распознать, что было спрятано в сумке. Вроде бы человеческие кости. Кто знает… Но вот, вот… Ошибки быть не могло, так звякают только деньги…

Они развязали веревку. Нет, в темноте все равно ничего не увидеть. Однако, сунув внутрь руки, они нащупали кроме человеческих костей еще мачете, мешочек с кучей монет и полную бутылку.

Сокровище! Сокровище… мертвеца!

Ничего не понять. Из металлической трубочки они вытащили бумагу, вроде бы даже с печатью, которая, конечно, должна была быть документом, подтверждающим право собственности на…

Они запнулись, умолкли…

Собственники и богачи…

Но что значат эти кости, и этот мачете, и эта бутылка, полная спиртного?…

О том, что случилось в ту ночь, леденисто-туманную, жесткую, никто ничего не узнал. Случившееся утонуло в немоте двух смертей, как они говорили. Хуандо (свое полное имя – Хуандо Диос Родригес – на сей раз он услышал в суде) прикидывался дурачком всякий раз, когда полицейские и судьи у него выпытывали, его допрашивали: из-за чего он поссорился с Пруденсио Сальватьеррой, которого раньше и в глаза не видал.

– Да ни из-за чего… – отвечал Хуандо, его язык еле ворочался в такт едва шевелящейся мысли.

– Двое мужчин не пойдут насмерть рубиться мачете из-за ничего. Причина должна быть. Сальватьерра был твоим врагом?

– Да нет, не был…

– Ты его давно знал?

– Да нет, я его не знал, он меня тоже…

– Потому вы и дрались?

– Да нет. Повстречались и подрались. Мне его кровь пролить захотелось. Есть такие люди, которым горло перерезать хочется. Ну я его и позвал драться, дело мужское, обычное…

– Так вот, за мужское обычное дело тебе придется дорого заплатить…

– Быть по-вашему, за мужское дело всегда платить надо…

И опять делал дурашливое лицо. Надо уметь сделать такие остекленевшие глаза без всякого выражения из своих живых глаз; надо уметь казаться таким безучастным и так вяло шевелить губами, чтобы волосок не дрогнул в его редких усах. Надо только суметь стать таким тихим… впрочем, это было в его натуре, быть тихим, нешумливым. Судья дважды его допрашивал. Драться насмерть и не знать друг друга.

– Если верно то, что ты его никогда в жизни не видел, – и чиновник приближал свое лицо, украшенное очками, к равнодушному лицу обвиняемого, – какого черта тебе втемяшилось драться с ним, требовать, чтобы он взялся за мачете, грозить, что ты его убьешь, потому что тебе так велено, у тебя есть наказ его прикончить…

Хуандо в ответ – ни слова, а его молчание из себя выводило судью, который все спрашивал да расспрашивал, то один вопрос задавал, то другой, чтобы он сознался, кто толкнул его на преступление, за которое теперь один расплачивается.

– Тебя кто-нибудь подкупил? Кто-нибудь давал деньги за убийство Сальватьерры? – А потом начинал заходить с другого конца: – Хуандо, ты знаешь, что такое гипнотизм?

– Да как не знать…

– Так знаешь или нет?…

– Знаю…

– Тогда не кажется ли тебе, что ты убил его в драке под воздействием какой-то чудодейственной силы, вроде бы как загипнотизированный?

– Не знаю… Может, так, а может, и нет…

– Что же с тобой все-таки приключилось?