Шрифт:
Мы не предполагали, не буду фантазировать, что можем стать в турнире выше киевлян. Сыграть с ними на равных матч — это мы, конечно, могли. И должны были сыграть обязательно. (Забей им в том эпизоде, о котором я уже рассказывал здесь, Шалимов мяч, мы бы им и не проиграли в первом круге.) Но выдержать с ними конкуренцию на протяжении всего турнира представлялось маловероятным.
Зато со всеми московскими, да и вообще со всеми остальными клубами мы, без всяких сомнений, в состоянии были спорить за высокое место.
Так оно и случилось.
Спартаковцы в итоге встали ступенькой выше, чем «Торпедо». Но обыграли мы их в первом круге весьма убедительно — 5 1, расквитались с ними за тяжелое поражение в предыдущем сезоне (2:6). Они же не смогли взять у нас реванш во втором круге — сыграли вничью 3:3.
Весело, не подберу другого слова, обыграли мы в первом круге московское «Динамо». Играли открыто, раскованно, с большой в себе уверенностью.
Интересно, что веселье наше в этой игре началось в ситуации, когда дела никак не веселили.
Мы проигрывали 0:1. Вдруг Миша Гершкович мне говорит: «Ты не беспокойся, Эдик. У них же Олег Иванов в воротах — мы с ним вместе за юношескую сборную играли. Сейчас ему забьем». И ведь правда забили. И назад не оглядывались, продолжали наступать. Выиграли 5:3.
После первого круга нельзя было с уверенностью сказать, что мы на что-то претендуем. Против команд послабее мы по-прежнему не всегда умели собраться, однако солидность в нашей игре появилась — мы не карабкались, а шагали.
Были в сезоне периоды, когда мы теряли темп, когда лидеры отрывались от нас, когда догоняющие наносили нам чувствительные удары, напоминали нам очень больно о наших недостатках.
Но мы-то все про себя сами знали — неожиданностей не было.
Сезон поэтому удался нам в целом.
Мы в тот год показали себя командой, полагающейся на свой характер. Когда мы чувствовали себя сильнее, нас было не разубедить.
Мы, например, выиграли у ЦСКА в чемпионате дважды 2:0 и 3:0, оттеснив их в борьбе за третье место.
Так получилось, что мы провели с ними три игры подряд. На первенство (второй круг) и на кубок, где пришлось встречаться дважды.
Очень запомнились эти игры.
В игре второго круга счет открыл неожиданным ударом издалека наш новый защитник Гриша Янец — никто не ждал, что он ударит. И вот, пожалуйста, первый гол, когда самая тогда сильная в стране защита ЦСКА только еще разбиралась с нами, форвардами. Мы, заметив, как подействовал на них гол, поднажали. Не о сохранении счета заботились, а. наоборот, усилили атаку.
Со мной, как всегда, не церемонились. Капличный играл со мной очень плотно. Я не тушевался, давал ему работу. В один из моментов он меня толкнул. И я решил сам пробить штрафной.
Выстроилась стенка. Я прикинул: вратарь, наверное, побежит за стенку — посчитает, что Стрельцов захочет зарезать мяч. А я резаным бить не стал — пробил прямо в тот угол, где Шмуц только что стоял.
Тренеры, решив, что вратарь ошибся и начнет сейчас казнить себя за промах, заменили Леонида Шмуца Юрием Пшеничниковым, вратарем сборной, который, как мне говорили, не любил против меня играть. И на замену, по-моему, без большой охоты вышел.
Вратарь-то Пшеничников хороший, но и хороший вратарь в плохом настроении очень уязвим.
Я уже чувствовал, что в такой игре дальше все будет зависеть от психологии. ЦСКА в защите отсиживаться никакого резона нет, им атаковать надо большими силами — шутки, что ли, второе поражение от «Торпедо» и снова с сухим счетом. Классная защита в таких обстоятельствах должна бы своим форвардам помочь. Но легко сказать — помочь, когда в прямой-то своей работе ошибки допущены и вратарь нервничает.
А мы во вкус вошли — играем впереди, как нам по нашей марке и положено. Никаких лобовых ходов — все со смыслом. Армейцы раздражаются, правила нарушают…
Пенальти. Я говорил, что не большой любитель бить одиннадцатиметровые. Но вспомнил, какие у нас с Пшеничниковым «взаимоотношения», и решил, что сегодня грех мне не пробить. И пробил.
Алик Шестернев потом говорил: «Так бить нельзя, не по правилам». Правда, сам же сказал: «Пеле так только бьет».
Как было: я замахиваюсь, а Пшеничников, вижу, бегает из угла в угол. Я тогда на замахе делаю паузу, но ногу обратно не отвожу. Держу (фиксирую) над мячом — все, заметьте, по правилам. Жду, когда вратарь не выдержит — покажет, в какой угол метнется. Ну и кинул, наконец, мяч в угол, противоположный тому, куда, как решил Пшеничников, я ударю.