Когда юный Говард Мейсон впервые попал на концерт, Брэдфордское хоровое общество давало «Мессию» Генделя, и на «Аллилуйя» он разрыдался. Или она путает его с каким-нибудь альтер эго, его липовым доппельгангером?

Книга, которую он писал в Девоне зимой перед убийствами, называлась «И играет духовой оркестр» — главный герой, пока не добившийся успеха драматург (с севера, конечно), по рукам и ногам связан семейной жизнью в обличье двух малолетних дочерей и жены, которая заставила его переехать в провинцию. Малышу Джозефу не досталось фиктивной личности — маленького сына Говарда Мейсона не накололи на булавку.

После убийств Говард бросил живописать свою жизнь и переехал в Лос-Анджелес, где работал над сценариями провальных фильмов. (А где была Джоанна?) Сценарная карьера зашла в тупик, Говард побродил вокруг бассейна в Лорел-Каньоне и произвел на свет посредственный сборник рассказов о британском писателе в Голливуде. Не Фицджеральд. Говард Мейсон так и не написал (даже разговоров не заводил) романа о человеке, у которого убили всю семью, пока он где-то куролесил со шведской любовницей. Жаль, упустил возможность — наверняка бы вышел бестселлер.

Она сегодня получила уже три сообщения от Реджи. Все взбудораженные: в первом был номер автомобиля (черный «ниссан-пэтфайндер», девчонка многим свидетелям фору даст), и посреди одного особо захлебывающегося коммюнике прозвучало имя Андерсон. В Луизу вгрызлась совесть. Выясняется, что все фантазии Реджи вырастают из реальности, но похищение? Да ну? (Похитили! Доктора Траппер похитили.) Бред, чистый бред.

В третьем сообщении перечислялось содержимое сумки Джоанны Траппер, которую Реджи нашла в спальне. Очки для вождения, как она могла без них уехать? Ингалятор. Кошелек! В голове расцвела мигрень — подобно грибу атомного взрыва, мозг рос, рос, распихивая кости черепа. Луиза закрыла глаза и вжала кулаки в глазницы. В ней зародилось ужасное подозрение: быть может, Реджи права — с Джоанной Траппер случилось что-то плохое.

— Попроси кого-нибудь проверить номер, — сказала она Маркусу.

— Почему мы так переживаем из-за этой тети, босс? — спросил тот.

— Я не переживаю из-за тети, — вздохнула Луиза. — Я переживаю из-за Джоанны Траппер. Наблюдаются некоторые, как бы это сказать, аномалии.

— И мы едем за сто шестьдесят миль, чтобы в дверь постучать? — озадачился Маркус. — А местная полиция не могла?

— Могла, — терпеливо сказала она (гораздо терпеливее, чем Патрику). — Но постучим мы.

— И это, по-вашему, как-то связано с тем, что Декер в Эдинбурге? Или это потому, что муж темнит? Думаете, ее убили и закопали во дворе?

— Или похитили, — сказала Луиза.

Как ни увиливала, слово произнесено.

— Похитили?

— Ну, у нас же нет доказательств того, что Джоанна Траппер жива, здорова и на свободе?

— Как это называется в делах о похищениях? «Доказательство жизни»?

— По-моему, это так называют в кино. Я не знаю, честное слово. Ладно, хорошо, может, я дура. Я просто хочу проверить. Мне кажется, она не из тех, кто бежит и прячется. Но однажды она ровно так и поступила.

— Я не критикую, босс. Просто спрашиваю.

Луиза и не припоминала, когда в последний раз сознавалась в своей глупости хоть кому.

Маркусу перезвонили насчет «ниссана».

— Зарегистрирован на компанию в Глазго, какое-то автоагентство, свадьбы и все такое. Трудно представить, как зардевшаяся невеста выбирается из «пэтфайндера».

— Все дороги ведут в Глазго, — сказала Луиза.

— А этот мужик, который оказался не Декером, — это кто, босс? В больнице?

— Да никто. Никто. Просто мужик.

— Самовольно выписался? Как? Почему? — Вернувшись в больницу и увидев, что на койке нет белья, а также пациента, Луиза тотчас сделала вывод, что он, вероятно, где-то в морге, но: — Выписался? Вы уверены?

— Вопреки врачебным рекомендациям, — с упреком сказала медсестра на посту.

— Пришла дочь, — сказала медсестра-ирландка. — И его забрала.

— Дочь? — Луиза позабыла имя этой дочери, хотя когда-то они с Джексоном делились советами по воспитанию; но сколько этой дочери было? Одиннадцать, двенадцать? Луиза не помнила. — Одна?

Медсестра пожала плечами, как будто ей в высшей степени наплевать.

Исчез. Даже не попрощался. Сволочь.

Оказалось, не так уж и далеко до глухомани. Меньше трех часов.

— Вот видишь, — сказала она навигатору.

— Да начнется праздник, — сказал Маркус.

Свернешь на Шотландском повороте — и через несколько минут ты в мире ином. Зеленом. Не таком зеленом, как промокшая Ирландия, куда они поехали на медовый месяц. Луиза мечтала о Керале, но каким-то образом они очутились в Донеголе.

— На следующий медовый месяц поедешь в Индию, — сказал Патрик.

Вот они посмеялись-то. Ха-ха-ха.

Он поговаривал о том, чтобы «когда-нибудь вернуться в Ирландию». Когда выйдет на пенсию. Как Луиза ни старалась, вписать себя в это видение грядущего не могла.