Говорил со стюардессами:

– О чем будет ваш фильм?

Рассказывать не стал. Вдруг понял, насколько это далеко от них, а может быть, вообще от зрителя.

Самое главное, что сценарий все-таки литературен в самом плохом смысле этого слова. Он декларативен по всей линии деда, дед шпарит убогую позитивную программу, и это детские «сики».

Очень много работы по сценарию.

Завтра выступаю перед молодыми мультипликаторами (художниками и т.д.). Боюсь, что это клюква — и там собираются люди случайные. Надо подготовиться, а к чему — не знаю.

05.05.82 г.

Ах, Боже, ну что это?!

Сизов: «Формата нету, а по деньгам не пройдет»...

Причина любая, но снимать мне не дают! Как хочется послать их к едрене фене! Что же это? «Вы должны начать, пора!» Ермаш говорит: «Надо работать». А на деле...

09.05.82 г.

Калейдоскоп дел и событий. Со студией — решил атаковать и добиваться, при этом выкинуть из головы все, что касается обидного и отвратительного. С Одессой — все равно весь объем будет на мне, но... написали заявление, но... не закабалю ли я себя окончательно?

30.05.82 г.

Болен, болен, болен. Ангина с 25-го, температура — была и 39,6. Сейчас нормальная. Заявление в Одессу не отдал. Умница.

Мои стихи, как улочки кривые И будто глинобитные дома; Поросшие бурьяном мостовые, И каждая соседка вам кума.

Порок - и цивилизация

Ребенком движет инстинкт, система, полностью подчиняющая организм, — это дает бешеный рост.

Не играет ли «порок» как таковой волю великих цивилизаций? И в какой мере?

В этом что-то от мракобесия. Ибо что есть порок? Порочность — это уже движение от черт личности к их оценке, порок — понятие нравственного порядка, тут взаимоотношения сложные. Но можно рассуждать и так: общественный интерес, измеренный интересами цивилизации, скорее там, где творит Эйнштейн и буйствует Петр Великий, нежели там, где (пардон!) плачут дети! Хотя нет, дети не совсем верно — они конкретность будущего — лучше сказать так: общественный интерес там (если думать об интересах цивилизации), где творит Эйнштейн, а не там, где делят... нет — ерунда: и там — и там — и там!

В конечном итоге интересы духа там, где творит Эйнштейн, где трудятся миллионы, где растят детей и где важен каждый отдельный интерес. И хотя все это находится в динамических противоречиях, наверно, ни одно звено нельзя вынуть — движение цивилизации в этом смысле — движение гусеницы, где мир движется всем телом, поднимая одно и опираясь на другое, и вслед за этим поднимая «другое» и опираясь на первое.

А порок — это вопрос оценки. Зло имеет двойное измерение и даже, может быть, тройное: тут структура тоже типа круговых систем — все есть начало и все есть конец.

Потрясен невиданной цеховой тупостью в размышлениях Блока о театре там, где речь идет об актере и лицедействе. Типичное высокомерие незнания. Это написано в 1908 году, десять лет уже было МХАТу, уже был Чехов и, кажется, Михаил Чехов. Духовность и авторство в актерской профессии уже были оформившейся тенденцией, и что за тупость равнять великого писателя и бездарного актера, сталкивать искусство и его опошление можно и на примере самой литературы, это просто глупо!

Но важно то, что Блок выразил, наконец, для меня это высокомерие перед актерами.

(«Убери эти рожи!» — говорили мне и Сизов, и Данелия о финале фильма «Автомобиль, скрипка и собака Клякса».) Бог мой! Это все равно что кричать: «Милиционеры все плохие, а парикмахеры — хорошие!»

И еще хуже, еще отвратительнее и пакостнее! Что-то очень похожее на высокомерие мужского пола перед женским, и даже еще неосновательное. И все это совершенно минуя доводы — прямо к выводам! Нечто вроде антисемитизма: актеры — жиды пархатые! Тут что-то от духовной черной сотни.

Сегодня — это вообще бред! Не знал Блок, что в наши времена все скурвятся, кроме актера: Володя Высоцкий, Вася Шукшин, Леонид Енгибаров — вот кого время постреляло безвременно, как когда-то Пушкина и всех, кто что-то мог. Они все актеры — писатели, но могли и не писать.

Актер сегодня — последний, кто солдатом идет на смерть, вынужденный нести на себе проклятие всех, кто под ним врет!

Он в бою, он не может дышать иначе, чем дышат на самом деле, и его слезы не могут не литься... Неправда, и дышать может, как не дышат, и слезы могут литься при слове «Болт!», если за это систематически поощряют... Но это все то же — борьба меж Богом и дьяволом, независимо от цеховой принадлежности. Однако актер, как пролетарий, теряет только цепи (кроме горстки прикормленных налимов)...