— Проходите, — дала добро охрана. Трое человек с автоматами и фонарями встали у решетки, перекрывающей дорогу в жилую штольню монахов и Максима.

— Подъем! — вдруг крикнул один из них. — Всем встать к противоположной стене, руки за голову! Никакого сопротивления!

С этими словами второй загремел связкой ключей, подбирая подходящий, чтобы открыть замок. Сонные монахи повскакивали со своих кроватей и начали машинально толпиться в конце штольни, куда в один ряд не помещались. Максим пробился к стене.

— Это конец! — шепнул он оказавшемуся рядом с ним знакомому еще с тех пор, как они бурили новый выход, — это конец, в метро было точно так же, сейчас нас расстреляют! Бежим, здесь есть подземный ход!

— Мы останемся здесь, что бы ни происходило с нами, — к Максиму повернулся самый старший, Иван Фролович, тот, кто встретил его с Александром Андреевичем в самом начале. Его слово было законом для всех монахов.

Инстинкт самосохранения снова овладел Максимом, как тогда, в пылающем вагоне. Он не отдавал себе отчет, что делает, зачем-то шепнул: «Не поминайте лихом!», пригнулся, с силой пнул угол стены и покатился кубарем в проход, в падении перевернувшись на живот, разодрав локти, подполз к дыре и запер «дверь». По узкой галерее он устремился вслепую бегом, в темноте спотыкаясь и падая… но он не ошибся. Три длинные автоматные очереди каноном отбарабанили дробь за его спиной. Галерея бессмысленно петляла, Максим держался обеими руками за стены, иногда проваливались в зияющие по бокам прохода. Он остановился отдышаться. Погони не было. Но не заметить его пропажи они в конце концов не могли. Разберутся чуть позже, и тогда начнется… точно! Ведь вот-вот должна была приехать бригада с аппаратурой для обнаружения тайных ходов. Теперь Максим не мог быть спокоен даже в штольнях и гротах, веками сохранявших тайну раскольников. Словно ошпаренный, он бросился вперед: нужно было успеть, успеть предупредить ее, а потом бежать, бежать по тому самому тоннелю, на какой-то остров, Максим не запомнил названия, и потом, не оборачиваясь, куда угодно, но подальше, подальше… Вдруг за поворотом впереди он увидел, как на стене замелькали отблески фонарей, а из штольни, ведущей налево, послышались шаги. Это были не ее шаги, а те же самые, громкие шаги ног, одетых в тяжелые берцы!

— Стоять! Стрелять буду! — раздался пронзительный женский голос из той же галереи. Она шла перед ними, убегала от них беззвучно!

— Свои! — отозвался Максим.

— В грот, дальше, как говорила! — прокричала она, а затем в ненарушаемой веками тишине раздались звуки выстрелов, молниеносное шипение, а потом — грохот. Земля, то есть, кимберлит, задрожала, от стен на пол посыпались маленькие отслоившиеся кусочки. Тишина.

— Ты что остолбенел, бежим! — рядом с действительно застывшим на месте Максимом мелькнула черная тень, схватила его за руку и потащила дальше по темной штольне.

— Почему все… — зашептал было Максим.

— Все, они убили их, начальника и друга твоего, инженера. Монахи сами остались?

— Да, да!

— Я так и думала.

Максим споткнулся о первую ступеньку лестницы, ведущей в бункер старообрядцев, но тень не дала ему упасть, на удивление прочно сжимая его руку. Как только они вошли в грот, она захлопнула за собой тяжелую кованую дверь, ведущую в галерею.

— Беги немедленно, вот этот проход, — указала она тоннель, ведущий на северо-запад, — прямо, там некуда сворачивать. Вот фонарь! — она быстро схватила что-то с полки стеллажа и всучила Максиму в руки.

— А вы?

— Беги! Это приказ, немедленно беги!

— Прощайте. Спасибо вам, вы жизнь мне спасли, — сказал Максим, медленно направляясь к зияющему тоннелю.

— Пошел быстро! Я считаю до трех!

Максим побежал в темноту. Краем уха он слышал, как за его спиной тяжело захлопнулась, наверное, такая же старинная массивная дверь. Он зажег фонарь. Это была обычная штольня, такая же, как все в системе, — довольно просторная, с неизменным гранитом над головой. «Последние честные люди погибли сегодня… не бежать, когда можно, это ненормально сегодня уже, но они… и она… да, удивительная для них штука — честь…» — отрывочно думал и бормотал Максим. Тоннель был долгий, несколько километров. Запыхавшись, Максим выбежал в маленький грот, точнее, даже не грот, а просто конец тоннеля. Вверх уходила скобяная лестница. Поднявшись, Максим действительно оказался в каком-то сводчатом кирпичном подвальном помещении. Было видно, где были входы из помещения, расположенного наверху, но они были заложены кирпичами. Видимо, уже много лет. В подвале было тесно. Повсюду, готовые к быстрому спуску на воду, стояли на специальных прицепах с колесиками моторные казанки. В каждой лежало еще по одной двадцатилитровой алюминиевой канистре. Максим приподнял одну из них — полная. В носу первой лодки лежали какие-то бумаги в пластиковой папочке. Недолго думая, Максим перетащил еще одну канистру в эту лодку и покатил ее по небольшому тоннелю, уходящему вбок. Вдруг что-то гулко ухнуло из подземного тоннеля, земля содрогнулась еще раз. Потом снова на один миг настала тишина. Максим подбежал к колодцу, ведущему вглубь, и прислушался. Откуда-то издалека был слышен нарастающий шелест. Это была вода! Еще несколько часов, и канет в Лету одна из страшных тайн российского трона, так и не раскрытая. Под воду стремительно погружались копи царя Иоанна. Она заранее подготовила систему к затоплению.

«Царство им небесное», — прошептал Максим, не спеша вернулся к лодке и покатил ее дальше по тоннелю. Ноги его вдруг ступили в леденящую воду. Максим осмотрелся: оказалось, что проход выводил к самому берегу и был искусно замаскирован. Впереди виднелся большой железный люк, под углом уходящий вниз от потолка. Чтобы лодка могла спокойно плыть, тоннель в конце был прокопан несколько ниже уровня моря. Четыре метра Максим прошел по колено в воде, этого хватило, чтобы ноги промокли насквозь. Покачивающуюся на плаву лодку он придерживал правой рукой. Скоро нос уткнулся в железный свод люка, который Максим не без труда поднял и закрепил с помощью весла, обнаруженного в лодке. Дневной свет ослепил его. Около минуты он бессмысленно моргал глазами, потом все-таки вылез из укрытия, щурясь, с трудом забрался в лодку и ударил ногой по веслу, стоящему в распор. Тяжелая крышка, замаскированная дерном с травой, с грохотом упала. Максим сидел на дне лодки посреди густых камышовых зарослей. На берегу сразу же начинался лес, при виде которого никак не возникало мысли, что тут когда-то что-то было построено.

Максим еще раз заглянул под кожух носа, и разглядел вместе с папкой документов несколько пар темных очков. Она позаботилась обо всем! Очки были настоящем спасением, Максим немедленно надел их и огляделся — вроде бы его никто не заметил, затем достал карту архипелага, на которой его местонахождение было помечено крестом, а также был обозначен курс, дернул за веревку стартера мотора «Ветерок» и медленно поплыл сначала по заливу, потом в открытое море, посматривая на берег. Хорошо еще, что в детстве, когда он жил летом в деревне, ему дали как-то порулить моторной лодкой на пространстве Рыбинского водохранилища. Об этом подумал Максим, направляя поворачивающийся мотор в нужную сторону. Через некоторое время он обогнул архипелаг и устремился к материку, где ему необходимо было пристать поодаль от Рабочеостровска. Встречный ветер хлестал Максима по липу, и с радостным упоением он глотал его — густой, холодный, свежий воздух. Нет, так просто не понять, какое счастье можно испытывать, видя обычное небо над головой, ощущая бескорыстно разлитый повсюду солнечный свет, к которому тянутся прибрежные деревца, скрученные в узлы порывами отрезвляющего морского бриза. Но вместе с этим чувство напряженности не покидало Максима. Он был начеку. Конечно, затопление подземелья скроет его побег. Но ведь и на островах, и в Кеми полно службистов, связанных с алмазными разработками. И появление столь бледного человека, да еще и в таких лохмотьях, пропитанных голубоватой кимберлитовой пылью, не вызовет у них и тени сомнения.

Максим решил пока передвигаться ночами. Первый день до заката он отсиживался на берегу в лесу, изучая содержимое папки. Там была помимо всего прочего куча разного рода предписаний, как и куда идти группе монахов, а также некоторое количество денег, которого бы хватило на самые необходимые продукты для предполагаемого числа людей. Волею случая, в руках одного Максима оказалось все, что должно было помочь добраться до безопасного места в Финляндии хранителям соловецкой тайны.

От государевой дороги, указанной на карте, не осталось ничего. Кроме твердой земли под ногами, а от болотной гати больше ничего и не требуется. Максим вторые сутки брел, прощупывая перед собой каждый метр длинной и надежной слегой, наступая в чавкающую зеленоватую жижу. Болота Карелии местами непроходимы, но по колено, а то и. глубже прощупывался этот путь, проложенный еще в начале восемнадцатого века. И ни души вокруг. Зачем Максим пошел там? По пути он не раз задавался этим вопросом, не раз доказывал себе, что это было глупо: его побег попросту не заметили, а те, кто заметили, безусловно, мертвы. Его никто не ищет. Все это планировалась для того, чтобы укрыть среди болот группу монахов, при всех бежавших из подземелья. Но все же Максим продолжал идти вперед. Осторожность, как он понял за месяцы, проведенные в рабстве, никогда не бывает лишней; к тому же он был еще слишком бледен для обывательского вида, а это могло насторожить любого службиста, разгуливающего в штатском. Все-таки тайная корпорация, решившая добывать алмазы, была поистине огромна. «Все равно выйду под Питером, Питер — большой город, там спрятаться легче», — решил Максим. В Финляндию он решил не идти. Он решил просто исчезнуть из жизни людей, связанных с подземельем. Это прошло, и слава Богу; ничего не вынес он оттуда, даже своих тетрадей с записанными историями монахов, так что теперь жизнь, что называется, с чистого листа. Так он шел, смотря под ноги в непроглядную мутную воду болот, на мелькающие кочки, которые только кажутся надежной опорой. Наступи на них, не проверив, и все — ты уже на дне трясины.